Летний Рыцарь
Шрифт:
Саймон увез ее глубоко в лес, где не было никого кроме них двоих.
Он остановился на краю сверкающего озера, которое мягко огибало покрытый мхом берег. Он помог ей спуститься и быстро обтер лошадь, прежде чем отпустить ее пастись.
Она терпеливо ждала, восхищаясь тем, как его мускулы сжимались и бугрились, пока он работал. Она в первый раз в жизни обратила внимание на то, как напрягается мужское тело во время физических нагрузок. Она была захвачена видом его потемневших щек и тем, как нежно его большие руки обращаются
Саймон был могучим. Сильным и одновременно любящим и нежным. Она улыбнулась этому знанию.
Закончив, он присоединился к ней. Взяв ее за руку, он повел ее туда, где несколько валунов образовывали причудливый стол и стулья.
– Что мы тут будем делать? – спросила она, обходя небольшую россыпь камней.
– Ничего. Я просто хотел посидеть и посмотреть на тебя, чтобы никто нам не мешал.
Кенна нахмурилась от его слов.
– А зачем тебе это?
– Потому что каждую ночь в течение года я видел во сне твое лицо. Когда я в следующий раз уеду, я хочу быть уверенным, что не забуду ни одной детали.
Он сел и усадил ее рядом с собой на мох.
Кенна молчала, наблюдая за ним. Он откинулся назад, прислонившись спиной к валуну и не отрывая от нее глаз.
Пристальность его ледяного синего взгляда нервировала ее. Она не знала, что ему сказать.
Как странно. У нее всегда находились слова для писем ему. Но письма были безопасны.
Ничего безопасного в сидевшем рядом с ней мужчине не было.
Он действительно был опасен. Она чувствовала это. Этот человек один на один сражался с врагами. Ради других подвергал свою угрозе свою жизнь бессчетное количество раз.
– Эдвард всегда рассказывал мне истории о том, как ты помогал…
– Тсс, – сказал он, прижимая кончик пальца к ее губам. – Я не хочу вспоминать прошлое. Время, проведенное в Утремере, лучше забыть как кошмарный сон.
Она кивнула. Ужасы их тюремного заключения преследовали ее брата до самой смерти. Вернувшись домой, он не мог находиться в темноте. Они платили слугам, чтобы те бодрствовали всю ночь, поддерживая до рассвета горящий огонь и свечи. Эдвард лично приобрел десятки кошек, чтобы быть уверенным, что в их доме нет ни одного грызуна.
В первый год после возвращения Эдвард был словно помешанным. Перепуганным и нервным. Он кричал без видимых причин, сидел часами, обхватив колени и бесконечно раскачиваясь.
Все боялись за рассудок Эдварда, пока не приехал незнакомец. И поныне она не знала его имени. Он оставался с Эдвардом в течение нескольких месяцев, пока тот не стал вновь вести себя как человек, а не как животное, ожидающее побоев.
Когда тот человек уехал, он передал Эдварду тот значок, что она вернула Страйдеру в Нормандии, – символ Братства Меча, группы людей, чьи узы были крепче кровных. Это было братство скорби и горя. Невообразимой муки и боли.
И вот перед ней Саймон. Побывавший в самом пекле событий и все же, как ей казалось, каким-то образом переживший их целым и невредимым.
Она восхищалась его силой.
– Что ты станешь делать после турнира? – спросила она.
– Страйдер хочет на какое-то время вернуться в Нормандию.
Ее желудок сжался при мысли, что он опять будет так далеко от нее.
– Ты поедешь с ним?
– Я еще не решил. А ты?
Она вздохнула, обдумывая вопрос.
– Я вернусь домой. Ангел прислала весточку, что есть еще один шотландец, которому требуется на время место для отдыха перед возвращением к своей семье. Я должна быть там, чтобы принять его должным образом.
Саймон кивнул.
Ангел была единственной женщиной, попавшей в их компанию в Утремере. Только Саймон и остальные четыре члена Квинфортис знали, что Ангел – женщина. Все пятеро тщательно оберегали ее от врагов.
Он был благодарен Кенне за то, что она продолжила исполнять клятву своего брата, давая приют и защиту тем, кто пережил ужасы сарацинской тюрьмы.
Кенна была хорошей женщиной, и всю оставшуюся жизнь он будет стремиться к ней.
Как же он хотел, чтобы все было по-другому.
Саймон молча сидел и смотрел, как ветер играл с завитками ее коричневых волос, как ее длинные, изящные пальцы играли с отделкой платья.
Его заворожили эти руки. Ладони, которые он хотел почувствовать на своей коже. Пальцы, которые он хотел ощутить на вкус и ласкать…
В первый раз в жизни он не знал, как вести себя с женщиной. Он был так неуверен в себе. Так боялся сказать что-нибудь не то, от чего она попросит его уйти.
Он увидел, как она сорвала травинку и, зажав ее в ладонях, тихонько свистнула.
– Что ты делаешь, моя леди?
Она улыбнулась и снова дунула.
– Я вызываю лесной народец.
– Зачем?
– Чтобы они вернули тебе твой серебряный язык, который так искусно меня покорил. Ты какой-то застывший сейчас, а я не хочу, чтобы ты был напряженным.
Он поперхнулся от выбранных ею слов. Она и не подозревала, насколько он напряжен.
Она бросила травинку.
– Что мне сделать, чтобы ты расслабился?
«Ляг со мной и позволь мне коснуться губами каждого дюйма твоего тела...»
Он прочистил горло при этой распутной мысли.
– Так что? – поторопила она.
Он хотел солгать ей, но не смог. Он никогда намеренно ей не лгал. Они всегда были честны друг с другом в чувствах, и он не желал это менять.
– Я не смею сказать.
– Почему?
С участившимся дыханием он взглянул в ее янтарные глаза:
– То, что я хочу от тебя, моя леди, абсолютно неприлично и непристойно, и выскажи я эти мысли вслух, боюсь, ты сбежишь от меня.
Она слегка нахмурилась: