Летняя гроза
Шрифт:
Раз этому человеку удалось зажечь румянец любви на щеках Грозы и заставить ее глаза сверкать искрами радости, Джереми приказал себе радоваться этому. Совершенно очевидно, что шайенн был хорошим мужем, и Джереми был искренне благодарен ему за это. Там, где Джереми отшвырнул возможность узнать настоящую любовь, Ветер проявил мудрость. И никто не сомневался, что он обожает свою жену и ребенка. Джереми знал, что Ветер не пожалеет своей жизни, чтобы защитить их. Взгляд собственника, который Джереми видел на его лице, сказал ему об этом. Еще этот взгляд дал понять Джереми, что, если он хочет обрести место друга рядом с этой семьей, он должен вести себя очень осторожно.
Джереми тяжело вздохнул.
— Ну что ж, старина, — сказал он себе, — когда ты совершаешь ошибку, то делаешь это по-крупному. Теперь тебе надо суметь прожить с этим. Если ты не можешь получить ее, будь рад, что она счастлива с другим — с прекрасным и заслуживающим этого человеком. Не будь собакой на сене. По крайней мере, ты один пострадал от своей слепоты.
Прочитав себе эту лекцию, Джереми настроился на то, чтобы принять взаимную любовь Грозы и Вольного Ветра. Его единственной надеждой оставалось то, что эти двое ответят на его дружбу и позволят хоть немного разделить с ними их жизнь.
Только на второй день во время полуденного отдыха Джереми оказался наедине с Грозой.
— Я удивился, узнав, что у тебя уже появился ребенок, Гроза. Поздравляю. Он крепкий и красивый мальчик, очень похож на своего отца.
Гроза чуть улыбнулась в ответ на похвалу ее драгоценному чаду.
— Спасибо, Джереми. Я очень горжусь Идущим Облаком. Как все матери, я считаю своего ребенка чудом. До сих пор с трудом верю, что приняла участие в создании такого прелестного малыша, хоть я столько месяцев носила его в себе.
— Насколько я помню, в ветеринарной помощи ты всегда больше всего любила принимать роды.
Гроза кивнула.
— Ты выглядишь счастливой. Ты действительно счастлива? — спросил Джереми.
— Да. — Ясные янтарные глаза подтвердили правдивость ее ответа.
— И ты очень любишь Вольного Ветра?
Хотя Гроза видела любовь и сожаление в выразительных глазах Джереми и не желала заставлять его страдать еще больше, ответила она прямо:
— Я люблю его всем сердцем. И тебе, мой друг, я желаю только одного, — чтобы и ты обрел такую же любовь и радость, какую открыла для себя я.
Джереми удалось изобразить улыбку.
— Я рад за тебя, Гроза. Я счастлив видеть, что ты настолько привыкла к новой жизни, хотя и обеспокоен произошедшими в тебе некоторыми переменами.
— Да? И какими же?
— Ты кажешься жестче, циничнее и черствее.
— Ты говоришь так из-за моего отношения к нападению на Утреннюю Зарю, — догадалась Гроза.
— Да. Гроза, которую я знал, никогда не была такой мстительной, не искала бы мести столь решительно и жестоко.
— Ты так уверен, мой друг? Когда я жила с родителями на ранчо, я была ограждена от многих жестокостей жизни. Но если бы я столкнулась с ними там, я действовала была точно так же. Если ты помнишь, я всегда была своенравна и упряма. — Она снова улыбнулась, но невесело. — То, что ты сейчас видишь во мне, не жестокость, а сила, внутренняя сила, которой раньше я в себе не знала — просто потому, что в этом не было нужды. За прошедший год я во многом выросла и повзрослела.
Джереми кивнул.
— Я думал, что новую привлекательность твоему лицу придало материнство. Возможно, я ошибся.
— Я уверена, что частично ты прав, Джереми, но больше всего я изменилась, потому что мне удалось разрешить свое внутреннее противоречие. Я нашла свое место, без сожаления и стыда приняв текущую во мне кровь шайеннов. И в этом мне помог Вольный Ветер. Его любовь и гордость дали мне чувство целостности, пробудили во мне честь и гордость моих предков-шайеннов. Ветер преподал мне неоценимый урок, а драгоценной наградой стало приобретенное мной чувство самоуважения.
— Значит, тебе с ним хорошо.
— Не просто хорошо. Он стал центром моей жизни.
В тот момент, когда в ответ на слова Летней Грозы острая боль пронзила сердце Джереми, у Ветра вырвался вздох облегчения. Его тихое присутствие осталось незамеченным. Неслышно приблизившись, он уже давно стоял неподалеку и слышал большую часть разговора. Сердце Ветра готово было разорваться от счастья, когда он услышал признание жены. Оно пело от любви и гордости. Летняя Гроза не могла преподнести ему более желанного подарка, чем открыто и добровольно провозгласить свою любовь к мужу, не подозревая, что он слышит ее.
Они прибыли на ранчо незамеченными, в середине ночи, разбудив крепко спавшего Охотника. Он горел желанием искупить свою вину, выследив Уоткинса и заставив его расплатиться за нападение на Утреннюю Зарю. Охотник очень сильно переживал, что не смог защитить сестру. Еще до того как рассвет тронул бледно-розовыми пальцами небо на востоке, он собрался и присоединился к преследователям. Когда первые петухи возвестили начала нового дня, группа уже отъехала от ранчо на значительное расстояние.
Хотя след уже «остыл», для индейцев не составило труда, найдя его начало, с легкостью идти по нему. След вел на запад, в горы, и хотя для белого человека он был бы неразличим, Пума, как по книге читал знаки, указывавшие направление.
Рано утром следующего дня группа увидела маленькую хижину, прилепившуюся к скале и не слишком заметную. Пума и Вольный Ветер бесшумно подобрались к строению и заглянули в окна, чтобы убедиться, что Уоткинс и его дружки там. Остальные преследователи спрятались среди деревьев, окружавших лачугу. Удача была на их стороне: позади хижины были привязаны шесть лошадей, а Уоткинс и все его пять приятелей были на месте. Четверо играли в карты, сидя за маленьким столом в центре единственной комнаты. Еще один спал в дальнем углу на койке, а последний жадно ел консервированные бобы, словно это была последняя в его жизни трапеза, что было недалеко от истины. Никто из них и не подозревал, что возмездие близко.
Пума сделал знак остальным приблизиться и перекрыть все выходы на тот случай, если кому-то из предполагаемых жертв удастся ускользнуть. Потом Пума, Стрелок, Охотник и Вольный Ветер подкрались ко входу, и Пума мощным ударом ноги распахнул скрипнувшую дверь.
Мужчины в хижине оказались совершенно не готовы к вторжению. Они, и в особенности Роджер Уоткинс, поняли, что никому не избежать мести Пумы. Однако двое попытались бежать. Один кинулся вперед головой в окно, полетели осколки, второй последовал за ним.