Лето ночи
Шрифт:
Долгое возвращение домой на велосипедах очень страшило и Дейла, и остальных мальчиков. Теперь же оно превратилось всего в несколько минут бренчания всех металлических частей старого грузовичка и в пыль и гравий, вылетавшие из-под машины по мере того, как они преодолевали сначала крутизну холма, а затем спуск в узкую лощину возле кладбища. На стеблях кукурузы и придорожной траве все еще виднелись капельки росы.
– Смотри! – толкнул брата в бок Лоренс, когда они проезжали мимо пивной «Под черным деревом».
Все глянули в ту сторону. Старый дом, спрятавшись за большими деревьями на краю большого оврага, казался пустым и темным. На стоянке не было видно ни одной машины, не было даже машины хозяина кафе. Косые лучи восходящего
Но с западной стороны стоянки в самой густой тени что-то пряталось. Грузовик. На секунду стал виден кричащий красный цвет кабины, в ветровом стекле, полускрытом ветвями, отразилась листва, кузова с высокими бортами было почти не видно.
Это грузовик? – Голос Кевина был почти не слышен из-за грохота мотора старой машины.
Они уже подъезжали к перекрестку на Джубили-Колледж-роуд, а грузовик так и не тронулся с места.
Майк пожал плечами. Может быть.
Дейл почувствовал, что начинает дрожать, и ухватился за борт машины. От напряжения даже свело руки. Воображение тут же нарисовало ему страшную картину: они едут по пустынной дороге, усталые после ночного происшествия, задыхаясь от изнеможения, жмут на педали, и вот это красное чудище вырывается из своего укрытия, его мотор ревет, грузовик, скрипя и раскачиваясь, мчится им наперерез, и вонь разложившейся плоти накатывается на них мутной волной.
С западной стороны дороги тянулась глубокая канава, создавая своего рода преграду между ними и лесом. Успели бы они спрыгнуть с велосипедов и укрыться в лесу вовремя?
А что, если у Ван Сайка было ружье? И что, если он того и хотел, чтобы они спрятались в лесу и оказались ближе к Цыганской дороге?
Даже сейчас, когда они проезжали мимо рядов кукурузы, спокойно колосившихся на ветру, и солнце уже стояло высоко в небе, и было рукой подать до водонапорной башни, и облачко пыли мирно вздымалось за старым пикапом, даже в эту секунду Дейл был полностью и абсолютно убежден, что что-то поджидало их в лесу.
Они непременно должны были проехать здесь. Только неожиданное предложение дяди Генри подвезти ребят изменило их план и превратило смертельно опасную прогулку в беззаботную поездку в автомобиле. Дейл взглянул на Майка, увидел его глаза, подернутые дымкой усталости, и понял, что Майк все знает. Ему захотелось потрепать друга по плечу, сказать ему, что все в порядке, что никто не мог предусмотреть все… но руки по-прежнему дрожали так сильно, что он не смог бы отцепиться от борта машины. И что было еще более важным, Дейл знал, что далеко не все было правильным, что ошибка в расчетах, допущенная Майком, едва не стоила им жизни и что это прелестное июльское утро могло стать для них последним.
Что же все-таки поджидало их в темноте леса?
Дейл зажмурил глаза и представил миссис Дагган, умершую больше восьми месяцев назад; представил Табби Кука, каким он видел его в подвале, белым и распухшим, с облезающей, как у гниющего изнутри кролика, кожей; представил то длинное и мокрое существо, которое ползало под землей, жадные челюсти, ожидающие под тонким покровом дерна и листьев; наконец, представил Солдата, каким описывал его Майк, лицо, вытягивающееся в воронку, вооруженную острыми зубами…
Молча они въехали в город. Дядя Генри поочередно высадил каждого у его дома, и ребята помахали ему на прощание.
Смеркаться начало в этот день чуть раньше, чем накануне, совсем чуть-чуть, едва заметно, но все-таки внимательный наблюдатель мог понять, что дни солнцестояния миновали и вечера стали чуть длиннее, чем были еще неделю назад. Закаты были долгими и пронзительно красивыми, великолепное торжество покоя, в котором солнце словно бы парило над западным горизонтом подобно большому розовому цветку, а небо ловило последние отблески угасающего дня. Закаты, совершенно уникальные для Среднего Запада, но которые тем не менее местные
Весь день Майк собирался вздремнуть, он так сильно устал, что даже горло саднило от переутомления, а под веками словно был насыпан песок. Но времени на сон совершенно не было. Какие-то «хулиганы» разорвали этой ночью сетку на окне в комнате Мемо. Мама Майка, заслышав шум, сбежала вниз и увидела рассыпанные по полу бумаги и старые фотографии, которыми так дорожила Мемо, развевающиеся занавеси. Было впечатление, что кто-то только что выпрыгнул в окно.
Мемо чувствовала себя нормально, но была взволнована до такой степени, что ее мигание не имело смысла и она не могла дождаться вопросов, чтобы ответить на них. Мать Майка ужасно расстроилась как самим актом этого вандализма, так и тем, что наихудшие подозрения ее сына получили подтверждение. Она тут же позвонила мужу на работу и затем Барни. Последний приехал в середине ночи, задумчиво почесал в затылке и объявил, что подобные жестокости встречаются нынешним летом и представляют большую проблему, а также поинтересовался у миссис О’Рурк, не было ли у ее сына или дочерей какой-нибудь стычки с Ка-Джеем Конгденом или Арчи Креком. На что миссис О'Рурк ему сварливо ответила, что ее дочери с таким отребьем, как эти двое, даже говорить не станут, а Майку и в голову не придет затевать с подобными типами стычки. Затем она в свою очередь поинтересовалась, не имеют ли это происшествие и то неизвестное лицо, которое видел Майк, какого-либо отношения к убийству котов миссис Мун, о котором до сих пор говорит весь город. Барни снова поскреб в затылке, пообещал, что теперь он будет чаще патрулировать в районе их дома, и отбыл восвояси. Отец Майка позвонил с работы и сказал, что он может с кем-нибудь поменяться сменами и что начиная с субботы у него все лето не будет ни одной ночной смены.
Сетку Майк починил – мама вынула ее из рамы и оставила рядом с окном, – но задвижка была вырвана из подоконника, а оконная рама разломана в двух местах. Работая над сеткой, Майк заметил на раме следы слизи. Высохшая, она сохранила цвет и запах старой мокроты, заметить ее сразу было трудно из-за надломов в дереве подоконника. Но она была. Когда Майк нечаянно прикоснулся к этим выделениям, его даже передернуло.
Однажды, пару лет назад, когда ему было то ли восемь, то ли девять лет, они с отцом отправились на рыбалку на какой-то из грязных притоков речушки Спун. И вдруг на удочку Майка поймался угорь. Угри редко водились даже в широкой и полноводной Иллинойс-ривер, и Майку никогда не приходилось видеть подобные существа. Едва длинное желто-зеленое змеевидное тело появилось над поверхностью воды, Майк подумал, что это один из всегда внушавших ему ужас водяных змеев, и кинулся бежать, совершенно забыв о том, что находится в лодке. Отец едва успел ухватить его за пояс и, заинтригованный уловом, выпавшим на долю его сына, вытащил сначала его самого, а потом угря, велев Майку накрыть того сетью.
Майк прекрасно помнил отвращение, охватившее его при взгляде на чудище. Тело его было толще тела змеи, он больше походил на рептилию и казался совершенно доисторическим существом. Он подергивался и извивался, словно был порождением иного мира. Все его тело было покрыто пленкой слизи, будто бы его железы выделяли ее на поверхность.
Отец Майка завязал сетку и повесил ее за борт лодки, с тем чтобы угорь оставался в воде, пока они доберутся до моста, рядом с которым припарковали машину. Все время обратного пути Майк помнил о том, что рядом с их лодкой волочится то ужасное существо. Но когда они добрались до моста, угря уже не было. Каким-то образом он проскользнул через отверстие в сетке, которое было в пять раз меньше его. Все, что от него осталось, представляло собой слизистую пленку, как будто и кожа и тело его состояли только из слизи.