Лето страха
Шрифт:
«Грейс, — подумал я, — на тебя ли я смотрю?»
Я стоял рядом с тумбочкой — тумбочкой Грейс? — и нет-нет да поглядывал на большую деревянную тумбу — в ногах кровати.
Наконец нашел выключатель, щелкнул им и увидел — снизу поднимается громадный видеомонитор.
Какого же типа программы можно смотреть в таком крупном изображении и с такого близкого расстояния?
Признаюсь, я даже испытал некоторый стыд от того, с какой легкостью нашел ответ на свой вопрос.
Возможно, столь скорое озарение отчасти было навязано самой атмосферой
Но я наконец понял силу возникшего передо мной образа.
В конце концов, зачем Нарциссу пруд, когда он может запечатлеть себя на пленке?
Пока я доставал из нижнего ящика Эриковой тумбочки кассету с надписью «Полярная тревога» — фильм Национального географического общества, посвященный полярным медведям, я пытался победить звон в ушах, ибо я понял, ибо я уже знал — никакие медведи на экране передо мной не появятся, и молился, чтобы... не увидеть на экране... Грейс.
Я вставил кассету во встроенный видеомагнитофон и нажал кнопку «старт».
Единственное, что могу сказать сейчас: я нашел именно то, что искал и чего всей своей душой надеялся не найти, — изображение девушки, сидящей на этой самой постели, которое принесло мне столько волнения и муки.
Казалось, Грейс не больше шестнадцати. Она сидела на этой самой кровати и улыбалась — мило, застенчиво, соблазняюще.
Затем изображение на экране замелькало, и образ моей дочери вытеснился первыми кадрами документального фильма...
Я нажал «стоп», вынул кассету, вложил ее в футляр и сунул в карман своего плаща.
Последнее, что я сделал перед уходом, — вернул на место сетку окна.
Не успел проехать и пяти миль в сторону медицинского центра, как в машине зазвонил телефон.
Это был Эрик.
— Дурацкий это был ход, Расс, — сказал он. Сердце мое упало в пропасть. — Мы не сможем помочь нашему округу, если станем дразнить маньяка.
Я постарался придать своему голосу некое подобие спокойствия.
— Ну что ж, это устраняет необходимость выбора. Между тобой и Пэришем. Честно сказать, непростительно для полиции забыть проверить людей телефонной компании, находящейся под боком. Особенно для профессора криминалистики.
— Пэриш просто послал пробный шар. Возможно, у него в запасе был еще один вариант — вроде того, чтобы притянуть к этому делу тебя и Грейс.
— Вынужден признать, в этом деле он весьма преуспел. Итак, что же мы в итоге имеем?
— Я уже заложил основу для того, чтобы Пэриш поверил: Эмбер будет дома одна. Сегодня вечером. Я укрепил в нем эту веру с помощью своего творческого воображения, чему помогла аппаратура акустической экспертизы. Прозвучало вполне достоверно: Эмбер оставила послание для меня, но «по ошибке» не на том аппарате. Все, что должен сделать Мартин, — это прокрутить пленку с записью звонков, узнать ее голос. И он — пойман.
— На
— На одиннадцать. Но мы с тобой встретимся там в десять.
— Эмбер согласилась помочь?
— Она просто сгорает от нетерпения.
Глава 28
В три часа того же дня я помог медсестрам медицинского центра калифорнийского университета перевезти Изабеллу из реанимации в палату нейрохирургического отделения.
Честно сказать, моя помощь заключалась лишь в том, что я шел рядом с кроватью на колесиках, держа вазу с розами в одной руке, другой — толкая штатив с капельницей для внутривенного вливания и неотрывно глядя в ее опухшее лицо.
Казалось, Изабелла совершенно теряется под толстыми слоями бинтов. Но из всего этого на меня со спокойной ясностью смотрели ее глаза, и я видел — даже в эту минуту — сияние любящей души Изабеллы, сверкающей для меня.
— Как мой муженек?
— Держится и гордится тобой. Тебе очень больно?
— Голова совсем не болит. Разве что горло, куда вставляли трубку, да еще запястье, куда были воткнуты иголки.
— Ты хорошо осознаешь свои действия?
Она с трудом улыбнулась — улыбку сдерживали распухшие ткани и действие лекарств.
— Я уже совсем не заикаюсь. Доктор Нессон очень гордится мной.
— Ты подняла ему настроение.
— Знаешь, я уже активно подговариваю его поскорее отпустить меня домой. Он говорит, может, завтра или, в крайнем случае, послезавтра.
— Маленькая моя, это будет просто чудесно.
Палата показалась мне тоскливейшим местом на земле — с видом на шоссе номер пять, на стадион «Анахайм» и на пластмассовый купол кинотеатра.
Но... она стала на сегодня нашим жильем и принадлежит сейчас только нам двоим.
Медсестры устроили Иззи, проверили ее состояние, подключили капельницу, дали ей меню, чтобы она заказала себе обед, и ушли.
— Изабелла, я так счастлив тебя видеть!
— А я так рада, что ты со мной! Как прошла ночь?
— Довольно интересно.
Она глянула на меня из-под своего марлевого тюрбана, и в ее взгляде — по крайней мере на какое-то мгновение — отчетливо промелькнула попытка оценить воздействие на меня ее дара, переданного мне через Эмбер Мэй Вилсон.
— Надеюсь, любимый, она была интересной в хорошем смысле слова?
— Ночи все заполнены тобой.
— Я такая счастливая.
— Нет, не ты, это я — счастливый, что ты у меня есть.
— И все же, Расс, у тебя усталый вид. Все здесь только и говорят о Полуночном Глазе. Медсестры так напуганы, что боятся идти домой и — остаются на с-с-сверхурочную работу.
— Иззи, к нему уже подбираются. Думаю, скоро его поймают. Похоже, жизнь всего округа парализована.
Я немного рассказал ей о событиях двух последних ночей. Но что я мог действительно рассказать ей такое, что не испугало бы ее и не ввергло бы в депрессию?