Лето в присутствии Ангела
Шрифт:
Лизавета Сергеевна приходила в расстройство от этих размышлений, нервничала, раздражалась, в обращении же с Nikolas была подчас несправедливо холодна. Мещерский старался реже попадаться ей на глаза, хотя за обедом или вечерним чтением он смотрел на даму своим странным, серьезно-вопросительным взглядом. Лизавета Сергеевна мучалась раздвоенностью, принимала совершенно противоположные решения по нескольку раз на дню, одним словом, жизнь ее превратилась в ад. К счастью, внешние события и хлопоты по дому часто отвлекали бедную женщину от этой разрушительной внутренней работы. А еще пришла радостная весть: Татьяна Дмитриевна приезжает на праздник, и Лизавета Сергеевна нетерпеливо ждала подругу.
Как-то,
Летняя ночь с нарождающимся месяцем была так покойна, тепла и благоуханна, что взволнованная женщина вспомнила слова Nikolas о красоте, от которой становится больно. «Да-да, мое место на дне моря, но как хочется жить, как прекрасно жить! И как действительно больно от этой ночи: все беспокоит, зовет, наполняет меня несбыточными желаниями, мечтой о невозможном…» Так протеворечива была она даже в душевных порывах. Мир ранил влюбленную женщину своей красотой, наполненностью, таинственным зовом. Он преобразился, и все стало значимым, все обретало новый оттенок, потому что в этом мире была любовь… Лизавета Сергеевна чувствовала, что она становится совсем другим человеком, так изменила ее любовь. Ведь теперь она видела все по-другому, дышала по-другому, и сердце ее билось совсем не так, как раньше…
Но ведь — «кто соблазнит одного из малых сих…», а она соблазняет, пусть даже невольно, как же быть? Лизавета Сергеевна поежилась и плотнее закуталась в платок. Как же разъять любовь и соблазн? Она вспомнила, что так и не собралась на исповедь: не постилась, не готовилась к святому таинству причастия, увлеченная общей праздностью и ленью. «Все, сразу после именин я иду к отцу Владимиру! Мне нужно облегчить душу и услышать, что он скажет».
«Какой толк давать зароки и не выполнять их! — думала она уже через минуту. — Ведь я знаю, что не имею столь сильную натуру, чтобы победить влечение к этому мальчику. Ах, как хотелось бы отдаться полностью любви и, ни о чем не думая, плыть по течению судьбы!..»
А течение судьбы вновь привело ее на другой день к непроходимым порогам и весьма опасным водоворотам. Едва ли не в буквальном смысле, ибо нечто произошло именно на воде.
День случился исключительно жарким. Уже с утра парило, поднимался туман и уходил ввысь, роса дрожала на траве и быстро высыхала; только в тени долго сохранялась сырость. Солнце поднималось и звенело лучами в синей безбрежности небес. Земля благоухала свежестью. Лизавета Сергеевна плохо спала и с первым светом уже не могла сомкнуть глаз. Однако чувствовала себя легко и бодро. С докладом придут еще не скоро, спать уже не хотелось; Лизавета Сергеевна решила освежиться в озере, как это часто делала, если удавалось рано подняться. Она не стала будить горничную, а, схватив простыню, тихонько прокралась вниз и, выйдя из дома, легко побежала к Круглому озеру, где была устроена купальня.
Вода за ночь стала прохладнее, но не остыла совсем: ночь была теплая. Раздевшись донага, Лизавета Сергеевна вошла в воду, привыкая и оглядываясь вокруг, потом поплыла. Необыкновенное чувство легкости и счастья, пузырящееся где-то внутри, требовало выхода: хотелось петь, кричать, но она боялась нарушить это вечное, мудрое молчание леса. Невесомое тело впитывало свежесть и прохладу воды, нежно омывалось струями; она двигалась, но не чувствовала усилий. «Наверное, то же самое, когда летишь: так невесомо, легко, только руки раздвигаешь…»- думала молодая женщина. Смешно сказать, она до сих пор летала во сне. Пусть не высоко, над землей, но летала и очень хорошо помнила всегда это ощущение. «Да, похоже…»
Она перевернулась на спину. Коса, не убранная в чепец, развилась и плыла темной змеею следом. Сквозь желтоватую воду озера белела роскошная грудь, которой Лизавета Сергеевна стеснялась, несмотря на увещеванья подруги. Теперь она чувствовала над собой власть природы, сливаясь с водой, ветром, воздухом. Вакхические страсти поднимались в ней, будили ее женскую суть, томили смутными желаниями.
И тут Лизавета Сергеевна чуть не пошла ко дну в самом буквальном смысле слова: к ней навстречу кто-то плыл с другой стороны озера. Этот некто был уже довольно близко: лежа на спине, она просто его не заметила. Лизавета Сергеевна догадалась, что это Мещерский: кому еще придет в голову на рассвете лезть в воду? Очевидно, молодой человек доплыл до того берега и уже возвращался назад. Почему же она не заметила его одежды в купальне? Впрочем, даме не пришло в голову смотреть за ширмами, свою легкую блузу и простыню она бросила прямо на мостки.
Сердце встрепенулось, щеки порозовели — Лизавета Сергеевна, которой давно пора было возвращаться, поплыла назад, придумывая на ходу дальнейшую линию поведения. Мещерский быстро настиг ее, он лукаво улыбнулся и поприветствовал:
— Поклон прекрасной пловчихе в сей ранний час! Вызываю на соревнование: кто скорее доберется до мостков.
— Что получает выигравший? — предусмотрительно поинтересовалась дама. У нее не было сомнений в том, кто одержит победу.
— То, что попросит! — от Nikolas исходили токи энергии, бесшабашности и веселья.
— Однако расплывчато, — засомневалась Лизавета Сергеевна, — но если в рамках дозволенного…
— Идет! — воскликнул Nikolas и снарядом устремился вперед, сверкнув обнаженными ягодицами и послав в лицо ошеломленной соперницы россыпь брызг.
— Наглый повеса! — проворчала молодая женщина, стараясь набрать скорость. Она уже пожалела, что дала себя втянуть в эту двусмысленную игру. Когда выбившаяся из сил Лизавета Сергеевна достигла, наконец, мостков, Мещерский давно уже, подобно молодому олимпийскому богу, расхаживал на берегу. В последний момент он догадался обернуть простыню вокруг бедер.
Лизавета Сергеевна медлила, не зная, как ей выйти из воды.
— Ну, отвернитесь же! — в конце концов, жалобно проговорила она. Мещерский извинился за свою недогадливость и отвернулся. Однако стоило Лизавете Сергеевне ступить на берег, он сорвал с себя простыню и набросил ее на даму, затем подхватил опешившую женщину на руки.
— Это мой приз! — сказал молодой бог.
— Что вы имеете в виду? — совершенно сбитая с толку всем происходящим, спросила его жертва. Она дрожала то ли от холода, то ли еще от чего.
— Вы похожи сейчас на маленькую, обиженную девочку, — неожиданно тихо и нежно сказал Мещерский, крепко прижимая ее к себе. Странно то, что Лизавета Сергеевна действительно почувствовала себя маленькой и беззащитной, полностью отдаваясь мужской власти. Инстинктивно ища тепла, она обнимала юношу за смуглые плечи, тесно прижималась к нему. И вот тут произошло нечто, окончательно лишившее ее воли. Непонятно от кого первого исходил порыв, но уста их сблизились, а затем слились в нежнейшем, упоительнейшем поцелуе. Они не торопились, сдерживая глубоко в теле страстные конвульсии, поэтому поцелуй случился почти отроческий, легкий, трепетный, каким и должен быть первый поцелуй. Лизавета Сергеевна медленно соскользнула вниз, она смотрела в хмельные глаза Nikolas вопросительно и удивленно, будто не понимая, что с ней происходит. Впрочем, оба они в этот миг походили на Адама и Еву, вдруг познавших свою наготу.