Лето. Орки. Любовь
Шрифт:
– Привет. Неудобно получилось. – он улыбается и при этом совсем не выглядит виноватым. – Но я честно ничего не видел. – Ага, рассказывай. – Ты же тоже вожатая? – спрашивает парень. – Мне сказали, что я могу кинуть тут свое барахло, – и опускает сумку возле кровати, стоящей напротив моей.
Одно из двух: либо июньское солнышко припекло мою светлую голову, либо Лисовский и есть наш второй вожатый.
Парень садится на кровать и начинает меня разглядывать. От лица
Да, ладно. Можно подумать, ты никогда не видел такой шикарной «троечки».
В глаза мне смотри, придурок!
– Я Кирилл. А тебя как зовут? – спрашивает парень после заминки.
Так он меня не узнал. Какая удача.
Нет, ну как он мог меня не узнать?!
– Очень приятно, Кирилл. А я – Наташа, – бодро отвечаю, а в голове уже проносятся варианты того, на что я готова пойти, чтобы этот недоумок пожалел о своем решении снова появиться в моей жизни.
Кирилл
Охренеть. Это и правда Гордеева.
Я устраиваюсь на кровати и смотрю на девушку. Светлые волосы стали длиннее, а фигура более ладной. Задерживаю взгляд на ее груди. Гордеева и в пятнадцать была офигенной, но теперь… Такая же изящная и невысокая, вот только грудь стала больше. О, да, намного больше.
Не пялься, дебил. Скажи уже что-нибудь.
– Я Кирилл. А тебя как зовут?
В синих глазах Гордеевой мелькает сомнение. Наташа поджимает пухлые губы. За каким-то хреном я вспоминаю, как офигенно она целуется. Точнее, целовалась.
Я сглатываю, ощущая вкус тех самых поцелуев. Наверное, мы делали это тысячу раз…
Наташа сверлит меня взглядом, и я задерживаю дыхание.
Интересно, она меня узнала?
– Очень приятно, Кирилл. А я – Наташа.
Значит не узнала. Ну и пофиг. Нашим легче…
Облокачиваюсь спиной о стену и мну кулаком торчащий вверх треугольник подушки. Так она, видите ли, лучше проветривается. А дядя Женя рассказывал, как в армии они подушку лыжами в квадрат отбивали, что вообще за гранью всякого понимания.
Кажется, в последний раз подушки треугольником я видел в тот день, что и Гордееву. Удивительное совпадение.
– Так значит… ты и я будем вместе, – обвожу взглядом комнату, – работать?
Гордеева подходит к столу и начинает перебирать какие-то бумажки.
– Я уже работаю, а ты так и будешь лежать? – косится на меня.
– Слушай, я же понятия не имею, что надо делать. Я тут по блату, ясно? Поэтому, чтобы ничего не испортить, лучше полежу. Окей?
– Ты это серьезно? – Гордеева
– Я полный профан, – киваю в ответ. – А обед скоро? Так есть хочется.
– Обед будет после того, как ты назначишь дежурных, пойдешь в столовую, накроешь на столы. Ах, да, и напомни всем правила поведения на территории и в столовой, – бормочет она, в такт слов похлопывая по бедру ежедневником.
М-да, годы берут своё. Гордеева превратилась в какую-то брюзгу. И куда только делась та улыбчивая девчонка, которая плевать хотела на любые правила?
– А что, просто поесть никак? Без вот этого алгоритма? – спрашиваю я, изображая указательными пальцами карусель.
Девушка пожимает плечами.
– Увы. Ты на работе, кол-ле-га.
Не пойму, это улыбка, или у нее нервный тик?
Но даже этот оскал ее не портит. Ещё эти глазища огромные! Синие-синие, и взгляд влажный, глубокий. В нем норму ГТО по плаванию сдать можно. Смотрит так, что мозги в трусы утекают, и в пустой голове гуляет ветер, принося дурацкие мысли. Например, о том, каково это – снова быть с ней? И все это за пару секунд. Просто феноменальная скорость мышления.
– Эй, кто-нибудь?! – из-за приоткрытой двери показывается темноволосая голова «пионерки», – там в первой палате пацаны дерутся!
– Как дерутся?! – изумлённо спрашивает Гордеева, роняя из рук листы бумаги. Она растерянно смотрит на меня и хмурит брови.
– Дерутся? Уже? – бормочу я с обреченным стоном.
Затем поднимаюсь и иду разруливать наш первый отрядный махач. Все лучше, чем пускать слюни по своей бывшей.
Глава 5
Наташа
Около минуты я в нерешительности стою над спящим Лисовским.
Что же мне с тобой сделать, дружок?
Обмазать пастой? Слишком просто. Не буду нарушать традиций и приберегу эту развлекуху на последнюю ночь. Тогда сбрить брови? Нет, слишком рискованно, сразу проснется. В идеале бы задушить его подушкой. Но это не очень гуманно. Я же всё-таки будущий педагог.
Осторожно касаюсь плеча парня и трясу его.
– Эй, вставай, сейчас начнется планерка! – и зачем-то шепчу.
Парень перехватывает мою руку и тянет на себя. Я заваливаюсь прямо на грудь Лисовскому.
– Ты что творишь?! – шиплю в считанных сантиметрах от его лица. – Живо отпусти… Как там тебя?!
Лисовский открывает глаза, а я подпрыгиваю, ощутив его ладонь на своей заднице.
– Зачем шумишь, коллега? – хрипло спрашивает. При этом смотрит, как волк на овечку.
Я пытаюсь освободить руку и брыкаюсь, как та самая стреноженная овечка.
– Ты оборзел?! Руку убрал и отпустил меня!