Шрифт:
– Бабушка, там дедушка!
От неожиданности хорошо промытая тарелка чуть не выскользнула в раковину из рук Анны Васильевны. Выражение боли застыло на её лице от потока воспоминаний, которые она отчаянно пыталась остановить. Не ради себя, конечно. Ради
Воспоминания преследовали её и во сне. Как только Анне Васильевне удавалось закрыть глаза, в памяти всплывало какое-нибудь одно из воспоминаний, связанных с усопшим мужем. Порой их было несколько и тогда они даже своеобразно переплетались между собой, показывая фрагменты то из начала их совместной жизни, то из последних, менее счастливых, лет. Тех эпизодов, от которых сердце Анны Васильевны сжималось особенно сильно. Вся сила их любви в одночасье превратилась в огромный комок боли. Даже будучи старой и понимая, что жизнь имеет свой предел, она так и не смогла подготовить себя к подобной утрате.
До конца лета оставалась неделя. Погода день за днём ухудшалась. Становилось всё холоднее, так что даже летние вещи внучки отправились на самую верхнюю полку в шкафу. На смену же пришла осенняя ветровка и желтые резиновые сапожки, которые едва ли спасали от влаги: девочка умудрялась с такой силой прыгать по лужам с друзьями, что каждый раз, после прогулки, возвращалась домой с мокрыми насквозь носками, которые Анна Васильевна торжественно под вечер вывешивала на просушку у печи. В прошлом году сын позаботился и установил матери во всем доме отопительные батареи, но она все равно продолжала иногда топить печь. Живой огонь создавал больше уюта, чем эти холодные белые трубы с журчащей иногда внутри водой.
Уже недолго осталось до того момента, когда родители Ксюшеньки заберут её в Москву, а Анна Васильевна…Анна Васильевна отправится за мужем. Она давно так решила. Ещё тогда, держа супруга за руку в безобразной общей больничной палате, пахнущей смертью и хлором, после очередного мытья пола медсестрами по расписанию. Такова их работа.
Всё, что медицинские работники смогли сделать для дедушки, они уже сделали в тот день. Старались преуменьшить боль. Старались вылечить, но разве есть лекарство от неизбежного – от старости?
Последний вдох мужа прошел не в муках. Он умер тихо, пусть и не в любимом доме. Да и способен ли человек под такой дозой обезболивающего введенного внутривенно понимать, где на самом деле он находится? Есть ли хоть какая-то разница где умирать, если процесс уже начался и его не остановить?
С того момента, как муж испустил последний вздох, Анна Васильевна осталась в доме одна. Лишь на лето сын привозил к ней внучку. Ничто больше не способно было порадовать страху по-настоящему. Какая-то часть её души, и, она подозревала, что эта часть была довольно весомой, ушла вместе с супругом и мир вокруг потерял привычные краски, а восприятие – остроту.
Конец ознакомительного фрагмента.