Летоисчисление от Иоанна
Шрифт:
А санки Федьки Басманова неслись дальше. Федька улюлюкал и щёлкал вожжами. Он не видел, что сзади остался только пустой кокон из шуб, в которых сидела Маша.
Глава 7
ЗАСТЕНОК
Филипп хотел верить, что Иоанн добр, потому что хотел служить державе, а служить державе он мог только при праведном государе.
— Как ты, Малюта, в этой тьме видишь? — ворчал Иоанн, нашаривая ногой ступеньку.
Держась за стену, Филипп спускался в подвал Опричного дворца
Сам Малюта в кожаном фартуке и с засученными рукавами стоял возле печи и подслеповато глядел на пришельцев. В печи в углях чернели кривые клещи.
Иоанн решил сломить упрямство монаха прямым сокрушительным ударом — показать Филиппу застенок, где пытали воров. Глубже, чем сюда, царю уже не упрятать своих тайн. Пусть Филипп всё увидит сам.
— Вот, гостя привёл, — сказал Иоанн Малюте, наконец ступая на земляной пол. — Игумен Соловецкий Филипп.
Иоанн насмешливо смотрел, как Малюта поклонился Филиппу, а Филипп — Малюте. Таким бы чином — и дальше… Иоанн хотел, чтобы Филипп стал его небесным Малютой.
Филипп озирался. Просторный высокий подвал освещала сейчас только печь. Её огонь отражался в лужах на полу. Казалось, что Малюта в застенке один.
— Скажи-ка ты гостю, Григорий Лукьяныч, много ли врагов у меня? — нараспев спросил Иоанн, будто произнёс зачин у сказки.
— Хватает, государь… — робко ответил Малюта, моргая.
Сегодня он устал как собака. Но неужели государю открылось что-то такое, чего он просмотрел на пытке? Малюта работал честно, выкладывался весь — и боялся, что работает плохо.
— А нет ли оклеветанных? — напоказ спрашивал Иоанн.
— Все сами признались, — обиженно ответил Малюта.
Он не щадил изменников, клещами выдирал признания, и казнь непризнавшегося казалась ему преждевременной недоделкой.
Филипп рассматривал Малюту, будто иноземца. Этот коренастый мужик каждый день спускается в ад и ходит там по колено в крови. Каждый день творит муки и узнаёт о предательствах. Другой бы на его месте спятил. На чём этот держится?
— Лучше, игумен, спросим прямо у изменников. — Иоанн распахивал перед Филиппом все двери. — Ну-ка посвети, Лукьяныч.
Малюта вытащил откуда-то из темноты пук лучин и запалил их в печи. Свет словно продавил глубину подвала.
Филипп содрогнулся.
На земляном полу на коленях скорчились пять человек. Их руки были стянуты назад. Шеи туго перехватывали петли. Верёвки от петель уходили к потолку и дальше, продетые сквозь кованые кольца, были прикручены к грузу-противовесу — к четырём толстым брёвнам, обмотанным цепью. Брёвна были подвешены к потолочной балке.
— Узнаёшь ли кого? — спросил Иоанн у Филиппа.
В голосе Иоанна мелькнула гордость за силу пытки, что без увечья исказила лица пленников до неузнаваемости. Но Филипп этого не заметил.
— Кого тут узнаешь… — потрясённо пробормотал он.
Иоанн бестрепетно шагнул к пленникам и за волосы задрал голову крайнего из них.
— Это у нас Никита Лычков, — деловито пояснил Иоанн, бросил голову Никиты и задрал голову следующего человека, — а это брат его Данила. Ага…
Третий пленник оказался мёртв.
— А это Ванька Опалихин, окольничий бывший, — сказал Иоанн, заслоняя собой мертвеца, чтобы не увидел Филипп.
Но и четвёртый тоже был мёртв.
— А это кто, Лукьяныч? — озадаченно спросил про него Иоанн.
— Не ведаю, государь, — слегка раздражённо ответил Малюта.
Не его дело было искать воров. Воров искал сам государь — пусть сам и припоминает. Малюта только дознавался до сути воровства.
Иоанн поднял голову пятого пленника. Это был князь Курбатов. Его усадьбу разорили кромешники, от которых убежала Маша.
Курбатов смотрел на царя измученно и безнадёжно.
— Скажи-ка, Митьша, игумену, враг ли ты мне? — спросил Иоанн.
Курбатов перекатил на Филиппа чёрные ядра выпученных глаз.
— Вра-аг… — послушно согласился он.
— И как ты воровал? — Иоанн словно спрашивал урок от ученика.
— Свой полк подвёл ляхам под пушки…
— Эх, Митьша, Митьша… — Иоанн горько повздыхал по-бабьи. — Кто же соблазнил тебя?
— Жигимонт, — с безумной простотой ответил Курбатов.
— Денег, что ли, обещал? — подсказывал Иоанн.
— Не нашли при нём денег, — буркнул Малюта.
Зрачки Курбатова съехали в сторону — князь с трудом припоминал, что следует говорить.
— Деньги новгородцы привезли бы… — вспомнил он.
Иоанн скорбно посмотрел на Филиппа. Курбатов уронил голову.
Филипп знал, как тяжело сейчас державе. Знал, как злобится на Москву Новгород, как зарятся ляхи, как плетут заговоры бояре… И ещё ересь о скором конце света смущает некрепкие умы. Но всё же…
Курбатов теперь сам посмотрел на царя — словно очнулся.
— Казни меня, государь! — разумно и внятно попросил он.
Иоанн опустился рядом с Курбатовым на колени и обнял князя, прижав его голову к своей груди, словно жалел.
— Верю в раскаянье твоё! — со слезой в голосе произнёс Иоанн. — Милости хочешь? — Он поцеловал Курбатова в темя и зашептал на ухо: — Окажу, если дашь слово не являться ко мне…
— Христом богом клянусь! — страстно обещал Курбатов.
Лучины в руке Малюты догорели до пальцев. Малюта выронил лучины, зашипел и замахал обожжённой рукой. Рассыпанные черенки лучин ещё горели на полу.
Иоанн поднялся, перекрестил Курбатова, приобнял Филиппа за плечи и повлёк к выходу.
— И таких, игумен, сотни… — задушевно, с болью негромко говорил Иоанн Филиппу. — Смотришь на них — люди как люди, плачут, каются… А ведь не чужие ворота спьяну своротили — свою державу и государя своего предать хотели… Миловать их?