Летоисчисление от Иоанна
Шрифт:
Маша потрясённо оглядывала площадь Опричного дворца.
Иоанн опустился перед Машей на колени и дрожащими руками поправил на ней одежду.
Иоанн чувствовал такое вдохновение, в каком он мог увлечь за собой даже сонмы ангелов. Эта девочка была как слуховое окошко в небосводе. Если она признаёт в нём, Иоанне, брата — это будет уже не игра, а святая истина.
— А скажи, сестрёнка… — трепетно и робко шептал Иоанн, — когда к тебе матушка приходила, при ней сынка её ты не видала?
— Виновны
Алексей Басманов развалился у стены на лавке среди дьяков и слушал допрос с интересом и с ленцой.
— В чём же вы виновны, бояре? — изумлённо спросил Филипп.
— Во всём виновны! — отрезал Бутурлин. — Мы Жигимонту сдались, а он нас отпустил.
— Гляди, сестрёнка. — Иоанн гладил ладонью каменную стену. — Во всём дворце наружу ни одного окна нету! Почему?
— Почему? — испуганно повторила Маша.
— Потому что мир закончится! — торжествующе объявил Иоанн. — Не на что смотреть снаружи будет!
— Денег Жигимонт посулил, чтобы мы государя отравили, — говорил Нащокин. — Виновны мы.
— Не верю, бояре! — крикнул Филипп, вставая с трона. — Вижу ведь — терзали вас, чтобы вы себя оговорили!
— Очи мне в драке вышибли, когда брали нас… — глухо возразил Салтыков. — Пытки не было… Сами голову кладём.
— И все погибнут? — едва не плакала Маша. — Всё пропадёт?
— Не всё, сестрёнка! — с торжеством провозгласил Иоанн. — Этот дворец останется, а в нём — спасённые! — Иоанн снова пригнулся к Маше. — Я тебе одной скажу, а ты обещай никому не повторять…
— Только не пугай, — взмолилась Маша.
Иоанн распрямился, сверкая глазами.
— Этот дворец мой — и есть спасённый град Иерусалим!
— И деньги новгородские, и заговор. Всё было, дядя, — хрипло и с издёвкой говорил Иван Колычев. — И тебя провели.
— Ванюша, я тебя с малолетства знаю! — умолял Филипп. — Ну не может такого быть! Почему так говоришь?
— Как хочешь услышать — так и говорю! — заорал Колычев. — Всё у меня было, и даже дядя был, а теперь мне терять нечего! На мосту с товарищами я не лёг — так на плахе с ними лягу, всё одно этого искал! Мне плаха — тебе амвон, поровну жизнь поделим! Казни давай!
— Ванька, паскудник! — заорал и Филипп. — Кому потакаешь? О Насте своей вспомни!
Колычев кинулся на Филиппа, но тотчас на самого Колычева кинулись опричники.
— Вели казнить!.. — кричал Колычев Филиппу из-под кучи тел. — Или сам тебе горло вырву!
— Вечно будет солнце сиять, и не будет ни дождей, ни снега! — воздевая руки к небу, вещал Иоанн, — Незачем здесь кровля!
Иоанн и Маша стояли на коленях на полу верхнего яруса дворца. Крыши над верхними покоями в Опричном дворце не построили. Безоблачное небо перечёркивали голые стропила.
— Но до этого, сестрёнка, страх будет и трепет, вопли и стенания! — гремел Иоанн. — «…И луна сделалась как кровь; и звезды небесные пали на землю; и небо скрылось, свившись как свиток!..»
— Ну что ещё тут говорить, владыка? — вопрошал Алексей Басманов. — Ты сам слышал. Все сознались. Били мы кого из них, пытали? Нет. Ты сам видел.
Засунув руки за поясок рубахи, Алексей Басманов прохаживался перед троном, на котором, сгорбившись, сидел Филипп. В руке Филипп сжимал царскую печать.
— А показывали они одинаково: Жигимонт, Новгород, государя отравить… Суди давай.
— Не могу… — тяжело сказал Филипп.
— Ведь не шутки тут, владыка, — задушевным тоном Иоанна укорял Алексей. — Заговор. Понятно, не ждал ты измены. А кто же её ждёт? На то и измена, что свои предают. Суди!
Филипп замотал головой.
— Не могу! — простонал он. — Всё как правда, а нету во мне веры!
— Ну, на тебя не угодить! — раздосадовался Басманов.
— Вину их признаю, — проскрипел Филипп, вставая с трона, — а судить не стану!
С громким стуком Филипп швырнул медную печать на сиденье трона и пошёл к дверям прочь из Тронной палаты.
Глава 5
САРАНЧА
Измученная впечатлениями Маша уснула на лавке в библиотеке Иоанна. Государь бережно накрыл Машу своим халатом, вынул у неё из рук икону и поставил в головах.
Поздно ночью в библиотеку вошёл Филипп.
Иоанн сидел в кресле возле открытого окошка. В окошке сияла луна. Иоанн держал на коленях книгу. То ли он читал при лунном свете, а то ли и без всякого света помнил книгу наизусть.
Филипп уже не находил слов для государя. Всё было сказано — и всё вывернулось наизнанку. Слова расплылись, как рыбы. Филипп ничего не смог опровергнуть. Но он верил, что воеводы неповинны. И эта вера была сильнее всех доказательств их вины.
Иоанн глядел на Филиппа мёртвыми, серебряными глазами.
— Чего домой не идёшь, Филипушка? — шёпотом спросил Иоанн.
— Не могу, — бессильно покачал головой Филипп. — Помилуй воевод.
— Ты же сам их вину признал, — робко и виновато напомнил Иоанн.
— Не верю суду своему, — твёрдо ответил Филипп.
Иоанн печально улыбнулся и осторожно переложил книгу на ближнюю полку. Потом встал и приблизился к Филиппу, потянулся к уху митрополита.
— Ты осудил, я осудил, это уже не важно! — едва слышно выдохнул он, словно открывал страшную тайну. — Все виноваты, Филипушка!