Летопись нашего двора
Шрифт:
— Ты ещё обзываться! — вскипел Санька и стал весь пунцовый.
Когда Санька краснеет, то со своими белыми ресницами становится похож на морскую свинку, и мальчишки, которые с Санькой в ссоре, всегда обзывают его свинкой. Поэтому Санька не выносит, когда при нём называют это слово или даже другое, на него похожее, — ему всё кажется, что это на него намекают.
Димка понял свой промах и спохватился:
— Я не обзываюсь! Это такая пословица, не я же её придумал!
Но Санька не стал слушать. Через дыру в заборе он вылез на улицу и в знак того, что больше не вернётся,
Мы втроём так расстроились, что и про костёр забыли. Вдруг Петька закричал:
— Ребята, костёр потухает!
И правда, пока мы ссорились, огонь начисто слизал сухие доски. Больше топлива не было. Мы глянули на кастрюлю: она сияла начищенными боками и будто посмеивалась над нашей беспомощностью. Что делать? Не ломать же забор: сбегутся жильцы и нашей затее придёт конец.
Мы вертели головами туда-сюда, заглядывали под крыльцо, раздвигали траву — нигде ни щепочки! И вдруг Петька закричал:
— Нашёл!
Так, наверно, кричал Робинзон Крузо, когда увидел вдалеке среди безбрежного моря туманную полоску земли. Мы с Димкой задрали голову, но ничего, кроме неба, не увидели. А Петька твердил своё:
— Нашёл, нашёл! Сосна! Полезайте и ломайте ветки. Вон их сколько!
Пока я закатывал рукава и плевал на ладони, Димкины штаны уже замелькали среди хвои.
— Лови! — закричал он и стал бросать вниз срезанные ножом ветки.
Он накидал целую кучу. Я умолял его слезть и отдохнуть, потому что мне самому хотелось взобраться наверх, но он и не думал уступать мне место, глазел по сторонам и оглушительно кричал:
— А тут здорово! Видно километров на сто!
Мы потеряли терпение и велели ему слезать, потому что костёр угасал, а он неестественно громким голосом заорал нам, что не может, потому что вокруг очень красивые пейзажи. Но я видел, что его интересовали не пейзажи, а Иза Тобольская. Из-за неё он и кричал таким ненормальным голосом и, держась за ветку одной лишь рукой, тянулся к самой макушке сосны.
На соседнем дворе стало тихо — видимо, девчонки смотрели на Димку. Я был вне себя: ведь и я мог бы так! Во всяком случае, я хотел, чтобы Дуся тоже увидела меня на высоте.
— Если ты сейчас же не слезешь, — закричал Петька вне себя, — мы уйдём!
За забором послышались восхищённые вздохи — девчонки, видимо, вообразили: раз мы кричим, значит, Димка находится в опасности.
Наконец Димка ловко спустился вниз, хотя и оставил на сосне клок штанов. Он сразу набросился на костёр и завалил его ветками.
Из-под веток повалил густой, едучий дым. Он щипал глаза, щекотал ноздри. Мы чихали, вытирали слёзы, ругались, хохотали, а дым валил и валил. Просто удивительно, откуда его столько бралось! Было страшно и весело. Димка раскрыл перочинный ножик, зажал его в зубах и начал дикую пляску вокруг костра. Петька взял в руки палку и потрясал ею, словно копьём. Я барабанил по днищу старого таза. Стоял невообразимый грохот, шум, гам.
— Пожар, пожар! — вдруг закричали на нашем дворе.
— Пожар, ларёк горит! — откликнулось сразу несколько голосов.
Девчонки завизжали.
«Вот сейчас прибегут соседи, раскричатся, нажалуются матери — подумал я, — а она напишет отцу».
Вдобавок пронзительно закричал Василёк. Мы хотели залить костёр водой, но у нас не было ни единой капли.
Заколоченная калитка заскрипела и распахнулась — к нам толпой хлынули жильцы нашего и соседнего домов — с вёдрами, баграми, топорами. Домоуправ, тяжело отдуваясь, тащил красный огнетушитель.
На костёр вылили уйму воды, и скоро от него остались только обугленные палки да мокрая зола. Моя мать глядела на меня ужасными глазами, а тётя Катя, успокаивая Василька, то и дело спрашивала:
— Где он? Где? — И, увидев в толпе Саньку, сказала: — Иди домой, сейчас получишь хорошего ремня!
Девчонки повизгивали от восторга, ахали и охали (просто поразительно, сколько они могут ахать и охать):
— Ах, какой костёр! Ой, чуть не случился пожар!
Глава 12. Нашего полку прибыло
Не знаю, что сделали бы с нами родители, если бы не Дуся.
— Тётеньки, успокойтесь, это же простой дым! — то и дело повторяла она. — Успокойтесь. Мальчики же не для баловства, они же хотят паять научиться!..
Но, как только взрослые оставили нас в покое, Дуся принялась ругать нас на чём свет стоит:
— Безрукие! Закоптили кастрюлю, словно окорок, и ещё хотят её запаять!.. Петя, нагрей паяльник на костре, да не остриё, а обушок нагревай! Да не в пламени, а над пламенем держи. В самом огне жару мало: век будешь греть — не нагреешь!.. Саня, не трогай пальцами то место, где надо паять…
Теперь над кастрюлей колдовала одна Дуся, а мы теснились вокруг неё и почтительно наблюдали. Димка стоял в стороне как пришибленный: ведь он пообещал запаять кастрюлю, но не сумел. Но Дуся будто забыла про его обещание. Она зачищала латку и края отверстия на кастрюле заново, объясняла, что и как нужно делать, а о Димке — ни слова. Я её хорошо понял: настоящие люди поступают благородно и не бьют лежачего.
Вдруг за спиной у меня что-то скрипнуло, и я оглянулся. Доска в заборе откинулась, показалась лохматая голова Михея. Он ввалился во дворик, растопырил пальцы в карманах и стал глядеть куда-то вверх, словно нас здесь и не было.
— Ха! Можно подумать, что они вправду серьёзным делом занимаются!
Я сразу понял: он нам завидует!
— Ха! — ещё раз хмыкнул Михей и пощупал починенную Дусей кастрюлю. — Можно подумать, что она и в самом деле не будет протекать!
Мы промолчали, только Петька не выдержал: плеснул в кастрюлю воды и поставил её у всех на виду. Несколько секунд мы торжествовали, пренебрежительно поглядывая на Михея. И вдруг из-под кастрюли побежал крохотный ручеёк!
— Ха! — победоносно сказал Михей: он был доволен таким оборотом дела.