Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры
Шрифт:
– Она ведь моя сестра, – тоном, не терпящим возражений, отозвался Джеронимо. – Право убить меня есть только у нее, так мы договорились.
– Поясните, – нахмурился Седой.
– У нас крайне непростая семья, – вздохнул Джеронимо. – Но есть некоторые законы и традиции, которые мы чтим. По ряду причин в доме Альтомирано существует документ, согласно которому Вероника обладает исключительным правом на вендетту в отношении любого человека, который лишит меня жизни, нанесет вред здоровью или хотя бы попытается это сделать. В свою очередь она обязуется собственноручно
– Есть немного, – признал Седой.
– В общем, учитывая то, что я, говоря откровенно, похитил единственную наследницу дона и подверг ее смертельной опасности, Вероника уже давно имеет полное моральное право меня убить. Я приношу глубочайшие извинения за позорное бегство и клянусь, что впредь подобного не повторится. Вверяю свою жизнь в руки сестры.
Мы сидели рядом, но я вдруг почувствовал, что Джеронимо будто отдалился от меня, стал совсем чужим и непонятным. Если разобраться, что вообще я о нем знал? Что видел, кроме череды безумных масок, которые он менял со скоростью, отрицающей само понятие здравого смысла? Разве что ускользающее отражение его истинной сущности в глазах сестры.
Седой перевел взгляд за наши спины, туда, где солдаты все еще держали Веронику.
– Верните подсудимую на место.
– Обыскали ее под комбезом? – услышал я голос командира.
– Сэр, так точно, сэр!
Результаты?
– Сэр, великолепные результаты, сэр!
– Оружие?
– Сэр, никакого оружия, сэр!
– Отпускайте. Шагай на место, сладкоежка.
Несколько секунд спустя слева от меня опустилась на скамью Вероника. Шестое чувство подсказало мне, что сейчас лучше помолчать.
– На самом деле я солгал, – сказал я. – Это не был самый светлый момент в моей жизни. Но твоя грудь тут ни при чем. У меня болела голова и все тело, хотелось пить. А ты врезала мне пистолетом по голове. Собственно, если бы прошлое можно было редактировать, я бы этот момент вообще вырезал.
Когда Вероника повернула ко мне голову, я отчетливо понял, что следующее мое слово может стать последним.
– Но вот наша беседа под пиво и недавняя, в камере – это для меня действительно много значит.
Ощутив легкое прикосновение, я вздрогнул и скосил взгляд вниз. Там, сокрытая от посторонних взглядов, ладонь Вероники легла на мою ладонь. Ее сильные и нежные пальцы страстно обхватили мой средний палец, и я, заорав, сперва попытался вскочить, но от этого движения боль стала сильнее. Пришлось нагнуться вперед, долбанувшись об стол головой.
Вокруг нас тут же вырос частокол автоматных стволов.
– Все нормально! – Я помахал не сгибающимся пока средним пальцем перед лицами солдат. – Видите? Я цел и невредим.
– Действительно, – вмешался Джеронимо. – Расстреляв Веронику, вы не вернете ему яйца.
Солдаты неохотно отступили, а я с обидой посмотрел на Джеронимо. Тот скривился и сделал рукой, плечом, шеей, лицом, – всем телом – такой жест, который мог бы означать: «Меня уже вообще колбасит, как ежика в центрифуге. Срочно нужно ложиться спать».
Когда все разбежавшиеся граждане Нового Красноярска вернулись на места, Черноволосый откашлялся и громко заговорил:
– Только что я провел специальное расследование, и в деле появились новые подробности, которые, как я считаю, должны сыграть решающую роль в вынесении приговора. Как вы знаете, много лет назад таинственным образом к нам попал один человек, Августин Сантос.
– Пресвятой Августин! – выдохнул каждый человек в зале.
– Это был мудрейший и проницательный старец, который принес с собой семена многих растений и помог оборудовать оранжерею. Как раз тогда, по его словам, над поверхностью перестало светить солнце. Мы погибли бы без его помощи.
– Слава пресвятому Августину! – отозвался зал.
– Система воздухоснабжения, ткацкая фабрика, грибное производство… Пресвятой Августин буквально подарил нам нашу жизнь. Но, кроме того, он дал нам Книгу. Не мне вам говорить, что большая часть ее пророчеств – вне поля нашего зрения. Но до сего дня оставалось одно, касающееся нас. И сейчас я его зачитаю.
Черноволосый откашлялся и, подняв на уровень глаз старенькую книжку, начал читать:
– «Когда дева неразумная усадит влюбленного в зону для дружбы, и отчается сердце его, и возропщут уста, найдет он покой под гробом стальным, что низвергнется с небес каменных. И придут вместе с тем гробом трое. И первый из них, повелитель машин, отверзет уста, и воспылают все к нему ненавистью, которая есть пища его. Исторгнут ложь уста второго, и будет он лгать во спасение, равно как и в ущерб себе. А третья, невинная дева, совершенная в искусстве войны, отвергнет сладкие подношения.
Да узнают благословенные жители Нового Красноярска, что трое сих вернут миру солнце, а посему нельзя чинить им препятствий, но всячески надлежит помогать, невзирая на ненависть, кою в изобилии будут сеять они вкруг себя. Да будут имена их истинные навеки высечены в сердцах. Кто имеет ум, тот прочти имена их, трех всадников постапокалипсиса: Тролль, Лжец и Девственница».
В наступившей тишине я мог различить биения сердец. Я не знал, что сказать или сделать. Смотреть на Веронику было попросту страшно – волны ледяного пламени исходили от нее.
Только Джеронимо не растерялся.
– Слышали, что Августин сказал? – заорал он, вскакивая снова на стол. – На колени перед всадниками постапокалипсиса! И я требую, чтобы Николас получил, наконец, свою статую!
Зашумело. Я обернулся – в глазах потемнело. Из всех мыслимых итогов, которыми мог окончиться суд, этот был самым идиотским. Охваченные священным трепетом, люди сползали со скамеек и вставали на колени.
Глава 11
– «Девственница»?! «Девственница», вашу мать? – орала Вероника, пиная запертую дверь не столько чтобы выбить, сколько выплескивая накопившуюся ярость. – А эти двое что, блин, великие мачо секс-террора? Какого? Хрена? Ваше? Пророчество? Такое? Сексистское?