Лев мисс Мэри(другой перевод)
Шрифт:
— Но ты не стал бы врать Пи-эн-джи, или Бате, или мне о том, что выкинул лев, леопард, буйвол.
— Нет. Но это правда для узкого круга. Человек, который пишет роман или рассказ, — лгун ipso facto [22] . Он создает правду, и это единственное оправдание, поскольку вымысел его кажется правдоподобнее, чем все, что произошло на самом деле. Именно так можно отличить хорошего писателя от плохого. Если он пишет от первого лица и объявляет свое творение художественным произведением, то критики постараются доказать, что ничего подобного с ним не происходило. Это также глупо, как пытаться доказывать, что Дефо никогда не был Робинзоном Крузо, следовательно, и книга эта плохая. Прости, если прозвучало, как лекция. Но в дождливый день мы
22
По самому факту, по определению (лат.).
— Совсем недавно ты сказал, что все писатели чокнутые, а теперь называешь их лгунами.
— Неужели я назвал их чокнутыми?
— Да. Вы с Пи-эн-джи говорили именно так.
— При Бате?
— Да. Он сказал, что все егеря — чокнутые, как и все белые охотники, а белых охотников свели с ума егеря, писатели и автомобили.
— Батя, как всегда, прав.
— Он советовал мне не обращать внимания на вас с Пи-эн-джи, потому что вы оба с приветом.
— Так оно и есть, — кивнул я. — Только нельзя говорить об этом посторонним.
— Но ты же не считаешь, что все писатели действительно чокнутые?
— Только хорошие.
— Но ты же рассердился, когда тот человек написал книгу о том, как ты чокнулся?
— Да. Потому что он не знал ни о чокнутости, ни о том, как это происходит, и ничего не смыслил в писательстве.
— Как-то ужасно все сложно, — покачала головой мисс Мэри.
— А я и не буду стараться объяснить. Попробую написать что-нибудь и показать тебе, как это получается.
— Бате всегда хотелось это понять. Он сказал, что ты есть и всегда был с приветом, и все же он абсолютно доверял тебе, и я тоже должна доверять. Иной раз меня это расхолаживает. Но я не расхолаживаюсь, и мне нравится наша жизнь. Принести тебе что-нибудь выпить? Ты читай. Разговаривать нам совсем не обязательно.
— А тебе хочется читать?
— Да. Я с удовольствием. И мы оба выпьем и будем слушать дождь.
— Мы отлично проведем время, когда он закончится.
— Мы и сейчас его отлично проводим, и меня беспокоит только одно — все звери вымокнут.
Итак, я какое-то время сидел, перечитывая «La Maison du Canal» [23] , и думал о том, каково зверям мокнуть под дождем. Гиппопотамы сегодня порадуются, но другим животным, особенно кошачьим, день этот удовольствия не принесет. У животных так много всяких тревог, что дождь страшен лишь тем, кто сталкивается с ним впервые, а значит, появился на свет за время, прошедшее с прошлого дождя. Интересно, думал я, охотятся ли в такой ливень большие кошки? Наверное, должны, чтобы жить. В дождь легче подкрасться к добыче, но льву, леопарду да и гепарду, должно быть, противно так мокнуть во время охоты. Возможно, гепардам это и не очень страшно, ведь они сродни собакам, и шкура гепарда приспособлена для сырой погоды. Змеиные норы зальет водой, и повсюду будут змеи, и после дождя появится много термитов.
23
«Дом на канале» (фр.).
Я думал, как повезло нам на этот раз в Африке, потому что мы достаточно долго охотились в одном районе и знали здесь каждое животное, и все змеиные норы, и всех живущих в них змей. Когда я впервые приехал в Африку, мы постоянно спешили. переезжали с места на место, охотились ради трофеев. Если нам попадалась кобра, воспринималось сие, как экстраординарное событие, будто где-нибудь на дороге в Вайоминге мы наткнулись на гремучую змею. Теперь же мы узнали много мест, где водились кобры. По-прежнему мы встречали их чисто случайно, но они жили в одном районе с нами, и мы могли заняться ими позже. Когда мы случайно убивали змею, то это была змея, жившая в определенном месте и охотившаяся в своем районе, равно как и мы. Именно благодаря Пи-эн-джи мы получили привилегию узнать этот великолепный уголок страны и пожить в нем, да к тому же выполнить некую работу, которая оправдывала наше присутствие здесь, и за это я всегда испытывал к нему чувство глубокой признательности.
Время, когда я стрелял в животных ради трофеев, давным-давно прошло. Я по-прежнему любил стрелять и убивать точным выстрелом, но теперь стрелял, чтобы добыть мясо, или подстраховать мисс Мэри, или в зверей, которые оказывались «вне закона», боролся, как это принято называть, с животными-мародерами, хищниками и вредителями. В качестве трофея я подстрелил одну импалу, а на мясо — сернобыка в районе Магади, когда мы остро ощущали его нехватку, и рога у него оказались так красивы, что вполне сгодились в качестве трофея, а еще в один критический момент — одинокого буйвола, он тоже пошел на мясо у Магади, и чьи рога стоило сохранить в память о той опасности, которая однажды грозила Мэри и мне. Теперь я вспомнил этот случай с радостью, и знал, что воспоминание это всегда будет вызывать радость... Ведь это одна из тех мелочей, с которыми всегда приятно засыпать, или проснуться ночью, или, если необходимо, вызвать из памяти, даже когда тебе совсем худо.
— Помнишь то утро с буйволом, котенок? — спросил я.
Она посмотрела на меня поверх обеденного стола.
— Не спрашивай меня об этом. Я думаю о льве.
Итак, теперь, по прекращению дождя, нас ждал ее лев да еще леопард, которого я дал слово выследить и убить к определенному дню.
Других заранее оговоренных обязательств за нами не числилось. Я понимал, что впереди множество других дел, которые будут только отвлекать. Но с этими двумя была полнейшая определенность. Вот мы и сидели в палатке, читали под барабанящий по парусине дождь, зная, что с этими львом и леопардом придется покончить.
Несмотря на мерный шум дождя, я спал плохо и дважды просыпался от кошмаров, весь в поту. Последний особенно меня напугал, и я вытянул руку из-под москитной сетки и нащупал бутылку воды и квадратную фляжку с джином. Втащил их к себе, а затем подоткнул сетку под одеяло и надувной матрац, лежащий на койке. В темноте скатал подушку так, чтобы лечь на нее затылком, нашел маленькую подушечку с иголками пихты бальзамической и положил под шею. Потом нащупал возле ноги пистолет и электрический фонарик и открутил пробку на фляжке.
В темноте под тяжелый стук дождя я глотнул джина. Чистый, приятный на вкус, он прибавил мне храбрости в противостоянии с кошмаром. Кошмар мне приснился из самых жутких, и я знал, о чем говорю: в свое время их навидался. Я не имел права пить во время охоты на льва мисс Мэри, но мы не смогли бы охотиться на него завтра, в такую мокротень. Ночь эта по какой-то причине выдалась скверной. Я избаловался столькими хорошими ночами и решил, что кошмары мне больше не угрожают. Теперь понял, что ошибся. Возможно, палатку так плотно закрыли от дождя, что мне не хватало воздуха. Возможно, я мало двигался днем.
Второй глоток, и джин показался еще вкуснее. « Так себе кошмар, ничего особенного, — подумал я. — Бывали и похуже». Одно я знал наверняка: с кошмарами, что подолгу вымачивают тебя в холодном поту, я распрощался, теперь остались только плохие или хорошие сны, и почти каждую ночь они были хорошими.
Утро выдалось холодным, тяжелые облака обложили гору. Вновь поднялся ветер, вдруг начинался дождь, но уже не лил как из ведра и достаточно быстро прекращался. Я вышел из палатки, чтобы поговорить с Кейти, и нашел его в прекрасном расположении духа. Одетый в дождевик и старую фетровую шляпу, он с ходу заявил, что завтра погода улучшится, а я попросил его не убирать дополнительные колья и не снимать мокрые веревки, пока мемсаиб спит. Его радовало, что вырытые канавы очень помогли и ни спальная палатка, ни палатка-столовая не промокли. Он уже приказал разжечь костер и с оптимизмом смотрел в ближайшее будущее. Я сказал, что мне приснился сон, будто дождь будет идти много дней и ночей. Солгал, конечно, но решил, что в это утро ложь очень даже уместна. Если хочешь пророчествовать, шансы на исполнение твоего пророчества должны быть достаточно высоки, вот я и подумал, что вероятность реализации этого сна куда больше, чем любого из моих кошмаров.