Лев пустыни
Шрифт:
Холодный, невозмутимый шейх всех людей держал на расстоянии, да иначе и быть не могло. Но каким же он был другим, когда удавалось сократить это расстояние до таких пределов, когда между двумя сплетенными телами нельзя протиснуть даже лезвие шамшира!
Быть его Ниткой Жемчуга было замечательно…
Стены шатра шейха были бы прочнее крепостных стен замка Монпез'a, не оборвись его жизнь так резко.
Жаккетта вздохнула.
Рыжий… Ох уж этот рыжий! И откуда он только взялся, солнечный ветер?
Только поняла, что
Опять надо забывать, как скачут солнечные зайчики по его волосам и светятся звездочки в глазах.
Ну одно слово – рыжий!
Перебрав всех по очереди, Жаккетта решила, что греки были правы.
Мужчины настолько разные, что и чувства к ним тоже. И все они спокойно уживаются в одном сердце ничуть друг другу не мешая.
Потому что мессир Марчелло никаким боком не соперник шейху, Франсуа тоже сам по себе, только рыжий все норовит потеснить остальных и занять в сердце самый большой угол, но кто он такой, этот рыжий? Пусть не воображает! И вообще, ребенку ясно, что с рыжими надо держать ухо востро!
Зациклившись на рыжем, Жаккетта решила, что думать хватит, и пошла обратно.
У дверей каюты ее поймал генуэзец.
Он сунул Жаккетте в руку монету и сказал:
– Я буду тебе очень признателен, милая, если твоя госпожа получше разглядит мои достоинства и проникнется ко мне большим расположением. А я в долгу не останусь.
Жаккетта молча вошла в каюту.
Ей мало улыбалась роль сводни, расписывающей перед госпожой Жанной неизвестные достоинства нахального купца.
Не зная, что делать, она кинула монету на крохотный столик и тоже завалилась спать.
Жанна проснулась первой и обнаружила новую денежную единицу в каюте.
– Это откуда? – разбудила она Жаккетту.
– А-а, это! – сказала Жаккетта, зевая во весь рот. – Это господин дал, с которым вы на палубе болтали.
– За что? – удивилась Жанна.
– За что, чтобы Вы проникнулись к нему большим расположением, – честно объяснила Жаккетта, не придумав со сна, что бы соврать.
– Он дал мне эту мелочь, чтобы я прониклась к нему расположением? – не поверила ушам Жанна.
– Да почему Вам? – возмутилась Жаккетта. – Мне дал, чтобы я открыла Вам глаза на его достоинства.
– Ну и какие же у него достоинства? – спросила Жанна, поигрывая монеткой.
– Скупой видно, раз Вы ее мелочью обозвали, – решила Жаккетта.
– Нашла достоинство! – обиделась Жанна. – Это для меня мелочь, для тебя в самый раз.
– Да не вижу я в нем никаких достоинств! – взмолилась Жаккетта.
Ей так хотелось досмотреть сон, из которого госпожа вытолкнула ее на самом интересном месте.
– Да, сильна ты убеждать! – хмыкнула Жанна. – А этот гусь хорош! Уже и камеристку подкупает! Я верну ему монету.
– Но он же мне дал! – вдруг захотела разбогатеть Жаккетта.
– А ты ее не заработала! – заявила Жанна. – Никаких достоинств в нем не разглядела. Значит, надо вернуть.
– А это вперед, не за работу, а за знакомство! – пробурчала Жаккетта. – Вдруг я потом разгляжу.
– Ладно, оставь себе. Сделаем вид, что я этого не знаю! – решила Жанна. – А ты, если он будет про меня спрашивать, ври с три короба.
– А про что? – удивилась Жаккетта.
– Про то, что я очень любвеобильна.
Жаккетта согласно кивнула и опять заснула.
А Жанна вспомнила про заброшенное рукоделие, достала из мешка свое вышивание и отправилась на палубу демонстративно рукодельничать.
Усевшись в кресло так, чтобы не видеть берегов Кипра, который галера огибала, выходя на курс к Родосу, Жанна продолжила вышивать лик Богоматери, сделав вид, что всецело увлечена этим занятием.
Она не успела сделать даже прядь волос Девы, как генуэзец опять появился рядом с ее креслом.
Сохраняя невозмутимое выражение лица, Жанна в душе расхохоталась.
– Какой прекрасный лик! – сообщил генуэзец, почтительно рассмотрев творение Жанниных рук.
– Это Пресвятая Дева! – серьезно пояснила Жанна. – Я поклялась сделать и принести ее изображение в дар храму святой Марии у нас, в Монпез'ac за благодарность за спасение.
– Гляжу на Вас и не могу представить прекрасную даму среди мусульман!
– О, это было так ужасно! – Жанна смахнула несуществующую слезу и принялась живописать свое пребывание на Востоке. – Когда пираты продали нас, меня за бешеные деньги купил очень влиятельный шейх. Он запер меня в своем дворце, а их у него несколько, и каждый день приходил с требованием отдаться ему. Он завалил меня подарками, варварскими, но безумно дорогими. И даже подарил белого верблюда! Но я сказала ему!
Жанна аккуратно отложила шитье, стиснула ладони и подняла очи к небу.
– Я сказала: «Шейх! Вы можете сделать со мной что угодно! Вы можете взять мое тело силой, вы можете отдать меня на растерзание вашим собакам-людоедам, но мою любовь вы не получите!»
Жанна разжала ладони, опустила глаза и взяла полотно.
– Шейх, как всякий дикарь, бесновался, словно дьявол. Каждый раз я думала, что не доживу до завтра. Сколько подушек и ковриков он разрубил своей саблей в моих покоях – просто ужас! Но я решила твердо – умру, а не сдамся!
Жанна сделала значительную паузу, поменяла нитку в игле и снова принялась врать напропалую, перемежая ложь крупицами правды.
– Но самое страшное было не это. У шейха имелся целый гарем жен, где заправляла его любимая жена, толстая, как стельная корова. Она возревновала шейха ко мне страшной ревностью и решила убить меня, чтобы вернуть любовь Господина.