Лев с ножом в сердце
Шрифт:
— Работая со статистикой преступлений, — начал Федор, — мы обнаружили некую закономерность, позволяющую предположить, что убийства коллекционеров и грабежи антиквариата совершил один и тот же преступник. Мы назвали его Антиквар. Я думаю, что впервые он вышел на сцену почти двадцать пять лет назад, когда произошло убийство профессора Сергушева. Последние убийства и грабежи имели место быть…
— Знаю! — перебил прокурор. — Читал. Дальше!
— Два дня назад погиб предприниматель Кирилл Пушкарев…
— Знаю, — снова перебил прокурор. — Это я позвонил. Тут все гудит прямо. Он жил у нас, около реки, где селятся новые. Скупили почти всю Посадовку. Скоро станем
— Это вы позвонили?! — Коля Астахов от удивления привстал.
— Я. Сидеть! Долго же вы ехали!
— Но… как вы… — начал было капитан, но под взглядом Федора осекся.
— Мы, конечно, не при делах, но кое-что и нам известно! — сказал ядовито Гапочка.
— Этот Кирилл Пушкарев — странная фигура, вызывающая ряд вопросов, Глеб Северинович, — заметил Федор. — Он словно взялся ниоткуда. Фирма его фальшивая, связей никаких. По делу об убийстве профессора проходили десятки людей…
— Кирилла Пушкарева никто не упоминал, — отрезал прокурор. — Фотографии с собой?
Он внимательно рассматривал снимки и вдруг спросил, ткнув пальцем в один из них:
— Что это?
На фотографии была изображена золотая монета — поперечно-овальная, чуть выщербленная с правой стороны.
— Эта монета лежала в спальне убитого на тумбочке. В кожаном футляре, — объяснил капитан.
— Похожая была украдена у профессора Сергушева. Монета золотая, очень редкая. Насколько я помню, десятый или одиннадцатый век, византийская. С изображением Иисуса Христа. У нее есть название на греческом языке. Специалисты подскажут. У той, что принадлежала профессору, была характерная щербинка с правой стороны. Вот здесь, — прокурор снова потыкал пальцем в фото. — Убийство Сергушева в свое время наделало много шума. Я сам присутствовал на допросах. Помню парнишку одного, студента профессора. Историю знал замечательно, так и сыпал названиями и датами. Он-то и рассказал об этой монете. Как-то меня даже резануло — парень не особенно переживал из-за убийства преподавателя, его больше интересовали монеты из его коллекции, которую он прекрасно знал. — Прокурор покачал головой. — Жесткий паренек был, сообразительный, остроумный. До сих пор его помню. Если вы знакомы с материалами дела, то знаете, что существовало несколько версий. По одной убийц было трое — двое мужчин и одна женщина. В пользу последней говорил смазанный след ладони на стене — преступник пытался стереть кровь. Судя по размеру, ладонь могла принадлежать женщине или подростку. Одна из жительниц дома по соседству показала, что в вечер убийства выгнала из подъезда пьяную женщину, почти невменяемую. То есть она подумала, что женщина пьяна. К сожалению, она не рассмотрела ее. Куда та отправилась дальше, свидетельница не заметила. Одного из подозреваемых спустя несколько недель сбила машина. — Он помолчал. — Дело осталось нераскрытым, к сожалению. А монета исчезла.
Он обвел их колючим взглядом. Капитан Астахов поежился.
— Я реалист и не верю в конечную справедливость! — сказал, как припечатал, прокурор. — Мир несправедлив. Та ли это монета — не знаю! В совпадения не верю. Вот так. Но… чем черт не шутит!
— А как звали того студента? — спросил Федор.
Прокурор не ответил. Поднялся, пошел к двери. Вернулся. Взял с пола ружье, окинул гостей неприветливым взглядом. Приказал:
— Сидеть и ждать! Сейчас вернусь.
Он вернулся через пятнадцать минут в сопровождении мужчины, которого отрекомендовал коротко:
— Мой сосед.
Это был Павел Максимов.
— Скажи им, Павлик, кто на этих фотографиях, — прокурор опустился в свое кресло. Максимов
— Андрей Громов, — сказал Павел.
— Кто такой Андрей Громов? — спросил капитан Астахов, подозрительно рассматривая нового гостя.
— Мой бывший партнер по бизнесу.
— Вы были в его доме в ночь убийства? — спросил Федор.
— Да. Андрей позвонил мне около часу ночи, сказал, есть срочное дело, просил прийти. Дал адрес.
— Вас не удивило приглашение зайти ночью? — снова вмешался капитан.
— Нет. Мы в свое время были достаточно близки. Я надеялся, он поможет мне с работой.
— И что произошло потом?
— Я был там во втором часу.
— Вы приехали на машине?
— Нет, пришел пешком. От моего дома до особняка Андрея идти минут тридцать. Я не знал, что мы почти соседи. Он не упоминал раньше, что живет в Посадовке.
— Как вы вошли в дом?
— Ворота оказались не заперты. Входная дверь — тоже. В прихожей темно. Наверху в кабинете горел свет. Я окликнул Андрея. Мне никто не ответил. Я постоял немного и пошел наверх. Там я его увидел… Он был мертв. На полу рядом с ним лежало ружье.
— Что ты сделал потом? — подал голос прокурор.
— Протер дверные ручки, спустился вниз и ушел. Да, там еще птица оказалась… большая, вроде совы. Когда я вошел, она крикнула…
Федор и Коля переглянулись. Савелий закашлялся.
— Птица? Не было там никакой птицы, — сказал Астахов.
— Я ее выпустил. Она стала метаться, ударялась в стены… я открыл окно, и она улетела.
— Сейф был закрыт?
— Понятия не имею. Я его не видел.
— Вам известно имя Кирилл Пушкарев?
— Нет.
— Кто поставил памятник вашей жене?
— Андрей Громов. Он сказал, что люди не должны уходить бесследно.
— Вы встречались со свидетельницей Рожковой?
— Я видел Рожкову. Сидел на скамейке у ее дома. Она вернулась домой, прошла мимо. Мне показалось, она меня узнала.
— Ты убил жену? — спросил прокурор. Вопрос прозвучал резко, в лоб.
— Нет. Но… принял приговор. Когда-то из-за меня погиб человек. Девушка.
— Каким образом?
— Я посмеялся над ней… по глупости. Она не умела плавать. Это произошло в студенческом лагере. Она и бросилась доказывать. Никто не ожидал…
— Вы допускаете, что ваша жена жива? — спросил Федор.
— Не допускаю. Оля была очень честным человеком. Она не позволила бы меня осудить. Как бы ни складывались наши отношения… Я думаю, во время суда ее уже не было в живых…
— Как по-вашему, что с ней произошло?
— Я много думал над этим. Люся Рожкова, ее подруга, могла что-то знать. Она дала ложные показания — я Олю пальцем никогда не трогал. Да и скандалов у нас не было. Не знаю. Я хотел поговорить с Люсей…
— А кровь в машине? — напомнил Федор.
— Тогда я сорвался и ударил Олю. Впервые. Она сказала, что хочет развестись, требовала выпустить ее из машины… Я не сдержался… сам не знаю, что на меня нашло. Я заехал за ней девятнадцатого апреля, вечером, хотел поговорить. Она уже три дня жила у подруги… у этой самой Люси Рожковой.
— Какая у вас была машина?
— «БМВ». Черная.
— А у Андрея Громова?
— Такая же, только темно-серая.
— Один из свидетелей показал, что ваша жена уехала в темной машине двадцатого апреля, — сказал Федор. — Свидетелю этому было девяносто лет от роду, и он слегка путался в событиях и датах, поэтому расхождения в показаниях в расчет приняты не были. Тем более не такие уж они оказались большие. Какие отношения сложились у вашей жены и Громова?