Лев-триумфатор
Шрифт:
Я говорила, что он бесстыдный, а он отвечал, что я такая же.
Так прошел первый месяц моей супружеской жизни с Джейком Пенлайоном.
Затем моя мать сообщила, что она едет домой. Она оставила Руперта одного слишком надолго.
Хани поедет с ней. В Труинде было слишком много неприятных для нее воспоминаний. Она будет жить с моей матушкой в Аббатстве.
Итак, она с Эдвиной отправилась в Аббатство; Роберто, Карлос и Жако остались, а Дженнет и Мануэла присматривали за ними.
К этому времени я уже была уверена, что беременна.
«Скоро, —
Роберто тосковал. Его темные глаза становились все больше на маленьком лице с оливковой кожей.
— Мама, — сказал он, — я хочу домой.
— Роберто, мой дорогой, — ответила я ему, — мы дома.
Он покачал головой:
— Это не дом. Дом не здесь, мама.
— Теперь здесь, — сказала я ему. — Дом там, где я и ты.
Он понимал это.
— Я хочу к папе. Где мой папа?
— Он покинул нас, Роберто. Он мертв. Теперь у тебя новый отец.
— Я хочу своего отца, мама. Кто теперь мой новый отец?
— Ты знаешь.
Он в испуге вздрогнул:
— Только не он…
— Теперь он будет твоим отцом, Роберто. Он крепко зажмурил глаза и покачал головой. Я сказала не то. Я испугала его.
Я взяла Роберто на руки и покачала. «Я с тобой, Роберто». Это успокоило его. Он прижался ко мне. Но он боялся Джейка, а Джейк, который не понимал детей, ничего не делал для того, чтобы смягчить эту ситуацию.
Карлос и Жако были увлечены «Вздыбленным львом»; они играли в игры, в которых присутствовали корабли и капитаны. Карлос всегда был капитаном Пенлайоном, и это нравилось Джейку. Он гордился этими двумя… его сыновьями. Похоже, его не волновало, что один из них был сыном знатной испанки, а другой — сын прислуги. Они были Пенлайоны, и этого было достаточно для него.
Иначе обстояло дело с моим маленьким Роберто! Я так беспокоилась о ребенке, что поговорила о нем с Джейком. Я зашла так далеко, что умоляла его проявить хотя бы небольшой интерес и немного доброты к мальчику.
— Интерес к сыну того человека?
— Он также и мой сын.
— Это не заставит меня любить его.
— Заставит. Я взяла твоих сыновей и забочусь о них.
— Ты женщина, — сказал он.
— Если в тебе есть какие-либо добрые чувства…
— Но ты знаешь, что их нет…
— Умоляю тебя, будь добр к моему сыну.
— Я буду вести себя так, как мне подсказывают чувства.
— О, так ты собираешься удовлетворить свою гордость, не так ли?
— В этом случае да. — Он неожиданно повернулся ко мне:
— Я говорил тебе, что ненавижу мальчика. Когда я вижу его, то представляю тебя с этим испанцем. Я хочу переломать ему все кости; хочу уничтожить все, что напоминает мне об этом.
— Ты жесток. Обвинять ребенка…
— Ты должна была отправить его с твоей матушкой.
— Моего родного сына!
— Перестанешь ты говорить о твоем сыне? Скоро у тебя будет мой, и тогда это темнокожее отродье должно будет убраться отсюда. Я могу взять его с собой в море и отвезти домой. Что ты на это скажешь?
— Если ты осмелишься тронуть этого мальчика…
— То что будет? — насмехался он.
— Я убью тебя, Джейк Пенлайон.
— Итак, ты собираешься стать убийцей.
— Да, если кто-нибудь причинит вред моему сыну — О, давай перестанем говорить об этом ублюдке. В детской будет столько настоящих мальчиков, что ты не будешь скучать еще по одному.
Я ударила его по лицу. Проявление эмоции всегда возбуждало его. Он схватил меня за руки и силой опрокинул на пол.
Это была неизбежная концовка, но она ничего не решала.
Он ненавидел моего сына из-за его отца, и это тревожило меня.
Когда Роберто заболел, я была с ним все время. Думаю, причиной болезни стал холодный восточный ветер, который неожиданно подул и был слишком свежим для него.
Дженнет и Мануэла ухаживали за ним, и я провела с ними в детской целый день.
Когда наступили сумерки, ему стало немного легче.
— Кажется, ему лучше от того, что вы с ним, хозяйка, — сказала Дженнет.
Это была правда: когда я сидела около его кровати, он немного поспал, держа меня за руку, и если я пыталась высвободить ее, то сразу же его горячие маленькие ручки сжимались сильнее.
Я решила, что останусь с ним.
Когда наступила ночь, Джейк пришел в детскую. Дженнет и Мануэла поспешно удалились.
— Что это значит? — спросил Джейк. — Я жду тебя.
— Ребенок болен, — ответила я.
— Эти две женщины могут позаботиться о нем.
— Ему становится хуже без меня.
— Не хуже, чем мне без тебя.
— Я останусь здесь на ночь.
— Нет, — сказал он, — ты пойдешь со мной, в постель.
— Эту ночь я буду с моим сыном.
— Пойдем… — сказал он.
Он схватил меня за руку, я встала и оттолкнула его:
— Ты разбудишь ребенка.
— Почему я должен волноваться об этом?
— Это волнует меня, — сказала я. Я вышла из комнаты вместе с ним, так как не хотела волновать Роберто.
— Уходи! — сказала я.
— А если я решил не уходить?
— Тебе необходимо изменить это решение.
— Ты пойдешь со мной.
— Я останусь с моим сыном.
Мы, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу.
— Я могу отнести тебя туда, — сказал он.
— Если ты дотронешься до меня, Джейк Пенлайон, — сказала я, — я уйду из этого дома. Я заберу моего сына к матушке и никогда больше не увижу тебя.
Он стоял в нерешительности, и я поняла, что одержала победу.
— Уходи, — сказала я, — и не кричи. Если ты разбудишь ребенка, если ты напугаешь его, я никогда не прощу тебя.
— Ты не боишься, что я сейчас уйду к другим?
— Если тебе так нужно, иди.
— Тебя не беспокоит это?
— Говорю тебе, что сейчас меня беспокоит только сон моего сына, и я останусь с ним, чтобы быть уверенной, что он спит.