Левиафан. Кровь Ангелов
Шрифт:
Он снова вспомнил о пламене, об искре, зародившейся между ножом и камнем в руках охотника. Он вспомнил, как сам создал свой первый огонь и увидел в нем отражение себя, отражение неугасимого пламени, живущего в нем. Живущего в каждом.
И в этот миг он отбросил прочь все – все вопросы и ответы, все мысли и голоса, рвущие его сознание на части. Его разум – впервые за тысячи лет – утонул в тишине, звучащей столь оглушительно, что он не сразу разобрал звуки, которые доносились из-за ее пределов. Но вскоре он понял, что улавливает чей-то разговор. Беззвучную беседу существ, что находились… вне.
– Этого не могло произойти! –
– Но это произошло, – констатировал второй голос. Он звучал еще более приглушенно и, казалось, был ниже и грубее. Но может статься, что такое впечатление создавали неведомые искажения. – Что стало катализатором?
– Они, – ответил третий голос. Разобрать его было сложнее всего, будто говоривший стоял дальше других. Он казался наиболее спокойным и уравновешенным. – Я не понимаю, как их пути пересеклись. Вероятность встречи равнялась погрешности. Но это не ошибка ввода.
– А я предупреждал! – вновь ярко выраженное волнение, значит – это первый голос. – Нужно было отменить программу, когда он нашел баг! Мета-реальность не должна…
– Учитывая вводные эксперимента, такой риск был признан допустимым, – прервал едва различимый третий голос. – Но я согласен с Норном два-ноль. Конструкт оказался теративен по умолчанию. Искусственное вмешательство в примордиальные процессы формирования мета-гения приводит к деструкции прото-алгоритма. Теперь мы это знаем.
– Он был вне темпоральной шкалы, – продолжил второй голос, который временами обрывался, норовил ускользнуть. – Но тахионеры четко фиксировали мотивированные терат-ритмы, обусловленные внешним воздействием.
– Иными словами, мы были не готовы? – сорвался первый голос. – Начали слишком рано?
– Нет, – ответил третий. – Нам вообще не стоило начинать. Экзо-суггестия оказалась провальной парадигмой.
– Только естественные факторы, – уточнил второй голос, в котором зазвучало легкое снисхождение. – Никакого моделирования. В противном случае мета-контакты не формируют устойчивых связей в…
– Помолчи, – третий голос стал почти неразличим в шуме помех. – Он преодолел страт-экран.
– Он… – волнение в первом голосе сменилось непониманием. – Он что, слышит нас?..
И он сорвался с места, устремившись через равнину, прочь от этих мест. Он стал думать обо всем подряд, задавал себе тысячи вопросов и тут же находил ответы на них, но лишь для того, чтобы задать новые вопросы. Он не допускал ни мгновения тишины в своей голове, зная, что едва эта секунда наступит – он тут же услышит их вновь. Но тогда и они услышат его.
Инстинктивное, какое-то глубинное понимание говорило ему, что если он будет двигаться, если сумеет постоянно занимать свое сознание хоть чем-то, им будет сложнее отыскать его. Тот же самый инстинкт (или знание, сокрытое глубоко в его сути от него самого?) подсказывал, что дороги назад нет, ему больше не вернуться в мета-реальность. Там он уязвим.
И он уходил все дальше. Порой останавливался в людских селениях, но ненадолго. Он не использовал навыки и силы, которые могли выдать его. Но и без этого люди рано или поздно понимали, что он не такой как они. В первом селении он стал охотиться вместе с другими мужчинами и оказался лучшим из них. Его стрелы разили без промаха, он всегда точно знал, где находятся животные и куда они пойдут.
В следующем он попробовал себя в кузнечном деле. Он создавал безупречное оружие, вожди из самых отдаленных уголков земли направляли к нему своих посланников и осыпали его золотом, когда он заканчивал работу. Его шедевры никто не мог повторить.
В третьем селении он стал выращивать лен и шить одежду. И в этом ремесле он также оказался безупречен. Любое дело, которое он себе находил, вскоре становилось его призванием. Он улавливал самую суть вещей, а потому никогда не ошибался. Он был фермером, скотоводом, наемником, добытчиком железа, проводником, лесорубом. И в каждом селении, которое он покидал, оставалась легенда о нем. Легенда о великом мастере, которому не было равных.
Он мог быть кем угодно. И он становился, кем угодно. Он вырезал целые армии и помогал женщинам рожать детей, которые без его помощи не смогли бы покинуть клеть материнской утробы. Он создавал совершенные орудия смерти из невиданных сплавов и самые красивые одежды из кожи и меха, которые только видели люди. Очень скоро молва о нем стала настигать его, а позже – обгонять. Его не называли по имени, ибо имени у него не было. Но за глаза люди звали его Логи, что на одном из древних языков севера означает «переменчивое пламя».
Он мог все, но ни в чем не находил себя. Ничто не приносило ему удовлетворения. Он по-прежнему не знал ответов на самые главные вопросы, которые ему задали давным-давно встреченные им парень и девушка. Кто он? Для чего он?
Однажды у реки, на краю крупного поселения, он увидел маленькую девочку. Половина ее тела была нормального цвета, но другая половина мертвенно бледнела. Девочка тяжело дышала, привалившись спиной к стволу старого ясеня. Когда он подошел, она не испугалась. На ее лице не возникло и тени страха, когда он коснулся ее, чтобы понять, что за страшная хворь поразила ее. Девушка умирала и у него оставалось мало времени.
В ближайшем подлеске ему удалось найти нужные травы. Если бы местный знахарь обладал его знаниями, то без труда помог бы бедняжке еще до того, как половина ее тела оказалась поражена недугом, о котором люди не узнают тысячи лет. А потом еще тысячи лет будут искать лекарство от него.
Он развел костер и заварил нужные растения, напоив девушку терпким отваром. А потом внес ее в поселение на своих руках и перед ним расступались со смесью страха и благоговения во взорах. Он нашел заброшенный дом и на время поселился в нем, выхаживая девушку. Сезон дождей сменился сезоном снегов, и она впервые встала с неказистого ложа, что доживало свой век в углу холодного старого дома с дырявой крышей и покосившейся резной стрехой.
Он постоянно поддерживал огонь в очаге, но этого едва хватало, чтобы отапливать старый дом. Он мог движением мысли поднять температуру воздуха и без труда поддерживать ее в оптимальном диапазоне. Но было слишком рискованно использовать нечеловеческие силы. Да и человеческих, как оказалось, было достаточно, чтобы спасти чью-то жизнь.
Когда завершился сезон снегов, девушка вышла из дома и лучезарно улыбнулась восходящему солнцу, которое так редко баловало жителей этих мест своим золотым ликом. Половина ее тела так и осталась мертвенно бледной, но она была жива и радовалась своей жизни!