Левиафан
Шрифт:
— Уходим на триста, — бросил Морев Корунскому, когда в центральный поступил доклад от связистов о завершении сеанса.
— Боцман, погружаемся на триста метров, — приказал тот сидящему за пультом мичману.
— Есть, — коротко ответил тот и едва уловимо шевельнул манипуляторами рулей. Субмарина послушно отреагировала и стала уходить на глубину. Бесшумно влекомая лопастями движителей в неизвестность, она скользила в холодном мраке над подводными пиками и каньонами, нарушая своим присутствием установившийся порядок жизни их обитателей. А тех было немало.
В студеных, согреваемых Гольфстримом водах
Не было пустынным и дно. С древних времен это арктическое море бороздили черные дракары викингов и смоленые ладьи новгородцев, многие из которых находили здесь свое последнее пристанище. Покоились тут и английские суда северных конвоев, а также поросшие водорослями лодки немецких кригсмарине. Порой на ржавом буйрепе во мраке возникал силуэт глубоководной донной мины, все еще ждущей свою жертву…
Когда необходимый маневр был завершен и из отсеков поступили доклады об их осмотре, Морев удовлетворенно качнул головой и встал с кресла.
— Ну, вы, Гарик Данилович тут пока руководите, а я пройдусь по кораблю, — сказал он вахтенному офицеру и спустился в люк, ведущий на среднюю палубу.
Помимо прочих многочисленных обязанностей, командирам лодок предписывалось ежесуточно осматривать отсеки в походе. И отличавшийся пунктуальностью Морев никогда не пренебрегал этим правилом. За свою службу он повидал всякое и самым бодрым докладам предпочитал личную проверку. Тем более, что, как и везде, придуманный каким-то идиотом «человеческий фактор», а попросту махровое разгильдяйство, в Вооруженных Силах набирал все большие обороты. Но одно дело, когда ты командуешь танком или сверхзвуковым истребителем, и совсем другое, когда это ракетный крейсер стратегического назначения. Да еще в море, которое не прощает даже малейших ошибок.
В свое время, высшие военачальники именно на этот «фактор» и ссылались, прикрывая себя и оправдывая гибель «Комсомольца», а затем и «Курска». А этому, как и многие, Морев не верил, имея собственное мнение.
Обход, как всегда, он начал с первого отсека, где, помимо обычных, в нижних торпедных аппаратах покоились приведенные в боевое состояние торпеды с ядерными боеголовками.
Вахтенным снова был Ксенженко, который, мурлыча что-то под нос, внимательно изучал разложенную на боевом пульте схему. При появлении командира он шагнул ему навстречу и доложил о результатах несения службы.
— Как тут наши красавицы? — кивнул Морев на опломбированные крышки нижних аппаратов.
— Чего им сделается? — прогудел мичман. — Лежат, ждут своего часа.
— А это что у тебя? — ткнул Морев пальцем в схему.
— Принцип работы электромагнитного взрывателя. Решил освежить в памяти.
— Что ж, похвально, а где трюмный? Что-то я его внизу не видел.
— В выгородке компрессора, товарищ командир, занимается профилактикой.
— Да? А ну-ка, посмотрим. И спустившись на среднюю палубу, они отдраили дверь выгородки.
Там, у массивной туши компрессора, в хитросплетениях трубопроводов и вентилей, скрючившись на пайоле, сидел трюмный и орудовал ключом на фланце одного из соединений. Увидев командира, вахтенный попытался встать и ткнулся головой в кронштейн.
— Сиди, Дараган, сиди, — положил ему руку на плечо Морев. — Чем занимаешься?
— Да вот, прокладку меняю, товарищ командир, — шмыгнул носом старшина. — Пробило при выходе.
— Ну, ну, — одобрил Морев. — Давай, старшина, трудись.
В течение последующего часа Морев обошел все отсеки и боевые посты крейсера, оставшись довольным состоянием несения вахты. Главная заслуга в этом была старпома, который отвечал за организацию несение службы на корабле и безжалостно разносил нерадивых. А такие были, как, впрочем, и везде. Многие, и в том числе офицеры, недолюбливали дотошного капитана 2-го ранга, но Морева тот вполне устраивал. Старпом, как говорят, был на месте.
Напоследок командир решил зайти на пульт ГЭУ, [5] располагавшийся на нижней палубе третьего отсека. Помимо вахтенного инженера, там оказались механик и лодочный особист. Инженер объяснял старшему лейтенанту принцип управления ядерным реактором, а механик просматривал записи в рабочем журнале.
— Вот, знакомим контрразведку с азами ядерной энергетики, — кивнул он на особиста.
— И как вам, Геннадий Петрович, все понятно? — взглянул на того Морев.
5
Пульт ГЭУ — пульт управления главной энергетической установкой.
— В общих чертах да, — кивнул старший лейтенант. — До чего все-таки могут додуматься люди. Фантастика!
— Это у вас первый поход?
— Первый.
— Ну что ж, хорошо, — сказал Морев и вышел из рубки.
Об особистах он был невысокого мнения. И к тому были причины.
В конце девяностых Морев служил помощником на атомоходе «Вепрь», в одном из северных гарнизонов и имел нелицеприятное общение с представителями этой конторы. Поводом к тому послужило чрезвычайное происшествие, случившееся на лодке.
Один из торпедистов — матрос срочной службы, в ночное время, при стоянке в базе, напав на вахтенного, оглушил того и отобрал автомат. Затем, спустившись в лодку, хладнокровно расстрелял восьмерых сослуживцев и, забаррикадировавшись в первом отсеке, стал угрожать взрывом корабля. На базе сыграли тревогу и о ЧП донесли в Москву. Там всполошились, ибо угроза была реальной и взрыв мог породить катастрофу почище чернобыльской. Из столицы на военно-транспортном самолете доставили «Альфу» и после недолгих переговоров моряка уничтожили.
А потом стали разбираться с виновными. Офицеров корабля допрашивали в контрразведке и прокуратуре, грозя всеми смертными карами. В итоге командира отдали под суд, а многих наказали и распихали по дальним гарнизонам. Мореву повезло. Отделался, как говорят, легким испугом. Но с тех пор всякое упоминание о контрразведке будило в нем скрытую неприязнь и тревогу.
Не нравился ему и вышедший в поход вместе с экипажем новый особист. Прежний, обслуживавший лодку несколько лет и переведенный в Североморск, нелицеприятно охарактеризовал Мореву своего коллегу и порекомендовал тому держать ухо востро.