Кто сберегал в душе несметный клад,Воистину был царственно богат.Громаду войска двинул Науфал,И созерцавших ужас обуял.Пыль от шагов до неба поднялась,Абу-Кубайс вершина затряслась.Услышав приближение беды,Враг содрогнулся и сомкнул рядыСтарейшины из племени ЛейлиНа гору сопредельную взошли.Увидел вождь, в отчаянье немом,Войска заполонили окоем.Сверкает меч, нацелен грозно лук,И барабана непрерывен стук.Все ближе длинных труб надрывный вой.«Как поступить? Неравным будет бой».Бездонный ров разверзся перед ним,Поток ревущий был неотвратим.С лица земли живых он может сместь, —Но отступить не дозволяет честь!И воины столкнулись, грудью в грудь, —Мечи нашли свой смертоносный путь.Там, где песок кровавый ток вобрал,Рубин, переливаясь, вырастал.Казалось, даже меч был устыженОт злодеяний, что свершает он.Устали все, но только НауфалНи устали, ни жалости не знал.Сражался он, как яростный дракон,Удар мгновенный — и боец сражен.И булавы его тяжелый брусМог многоглавый сокрушить Эльбрус.Обрушит меч булатный с высоты —Из книги жизни вырваны листы.Был в смертной схватке воин не одинПоложен в погребальный паланкин.Пословица гласит: «Разящий мечСпособен воду из кремня извлечь».Когда единство движет в бой войска,Победа неизбежна и близка.Для Науфала и бойцов егоВсе предвещало вскоре торжество.Ожесточась, без жалости в сердцах,Они своих врагов разбили в прах.Кто не убит был сразу наповал,Тог кровью ран смертельных истекал.Старейшины из племени Лейли,Прах сыпя на главы, к врагам пошли.Пред Науфалом, ползая у ног,Запричитали: «Вождь, не будь жесток!Не продолжай губительной войны,Мы все убиты или пленены.Копье и меч воздетый опусти,Подай нам длань, поверженных прости.Зачем казнить безвинный наш народ,Есть высший суд, он всех живущих ждет.Коль мы обет нарушим — горе нам,—Пусть вновь запляшет меч по головам.Повергли мы щиты к стопам твоим,О, снизойди, будь милостив к живым.Зачем терзать нас, причиняя боль,И добивать нас, беззащитных, столь!»Исполнясь состраданьем, НауфалИх причитаньям и моленьям внял,Промолвив так: «Я спрячу меч в ножны,Но вы невесту привести должны!»И серым став с лица, как серый прах,Отец невесты отвечал в слезах:«Храбрейший муж, чей славе нет конца,Достоин ты престола и венца.Пусть безмятежно длятся дни твои.Я немощен, душа моя в крови.Меня арабы честные корят,С аджамцем злонамеренным ровнят.И мучает, и совесть мне гнететСудьба детей, надрывный плач сирот.В молящие глаза страшусь взглянуть,Кровь в жилах трудно бьется, словно ртуть.Своей добычей дочь мою считай,С рабом ничтожным в браке сочетай.Я счастлив буду выполнить приказ,Лейли тебе доставлю в тот же час.Коль ты костер палящий разведешьИ, словно руту, дочь мою сожжешь,В колодец бросишь, где бездонно дно,Или мечом казнишь — мне все равно.Я все снесу и в случае любомТвоим останусь преданным рабом.Но диву не отдам родную дщерь,Он на цепи быть должен, словно зверь.Она — сиянье дня, он — мрак слепой,Огонь не может ладить со щепой.Безумец жалкий, бесом одержим,Он презираем всеми и гоним,Бродящий по пустыням и горамС такими отщепенцами, как сам.С ним куролесит непотребный сброд,Позоря и пятная славный род.Бесчестья несмываемо пятно,В глазах моих он мертв давным-давно.И аравийский ветер, друг степей,Позор разносит дочери моей.Лейли невинна, но о ней кругомСудачат люди праздным языком.Меджнуну дочь отдам и вместе с нейПозор влачить мне до скончанья дней.Не лучше ль угодить дракону в пасть,Чем испытать насмешек злобных власть?Внемли мольбам скорбящего отца,Не дай позор изведать до конца.Откажешь мне, и бог свидетель в том,Судить я буду дочь своим судом.Расправиться с луной сумею сам,Ее останки брошу алчным псам.Чтоб нам бесчестья злого не терпетьИ о войне не думать больше впредь,Пусть
бедное дитя терзает пес,Чем лютый див, что горе всем принес.Укусит пес — но в этом нет стыда,Бальзам излечит раны без следа.От ядовитых языков людскихПротивоядий нету никаких».Он кончил речь и скорбно замолчал.С вниманьем слушал старца Науфал.И, милосердья простирая длань,Растроганно промолвил: «Будет, встань,Я — победитель, зла не совершу,Я дочь отдать по-доброму прошу.Коль ты не хочешь, что ж, да будет так, —Насильно не свершится этот брак.Старинная пословица права:„Хлеб плесневелый, горькая халва —Та женщина, которую силком,Насилье совершая, вводят в дом“.Вершить с молитвой свадьбу надлежит.Военной распрей я по горло сыт!»И те, кто слышать эту речь могли,Жалели от души отца Лейли:«Меджнун безумной страстью одержим,Пусть он простится с помыслом дурным.Он, все права утративши свои,Не смеет стать хранителем семьи.Мы шли в сраженье за него, а онМолился, чтобы друг был побежден.Для стрел мишенью каждый воин стал,А он нас и ругал и проклинал.Тем, у кого сознание темно,Смеяться или плакать — все одно.Ведь тот союз, что кровью окроплен,Несчастьем для двоих сопровожден,Ей жизнь прожить с безумцем надлежит,Тебе всю жизнь влачить за это стыд!Мы имя наше в славе сохранимИ вмешиваться дальше не хотим».И Науфал, разумным вняв словам,Бойцов своих отправил по домам.…Меджнуну вновь по прихоти судьбыВонзились в сердце острые шипы.На Науфала он в слезах напал,И гнев его, как лава, клокотал.«О ты, который верным другом был,Свои обеты ныне позабыл.Зачем решил сияющий восходТы променять на мрачный день невзгод?Мою добычу выпустил из рук,Так чем же ты помог, ответствуй, друг?Подвел меня туда, где тек Евфрат,Не дав испить воды, низвергнул в ад.Ты, нацедив в пиалы мед густой,Дал мне полынный отхлебнуть настой,Сам предложил мне сахар, а потомСмахнул, как муху дерзкую, платком.Неопытной рукою нить сучилИ превосходный хлопок загубил».Все высказал Меджнун, судьбу кляня,Рванув уздечку, вскачь погнал коня,Не видя ничего перед собой,Мрачнее черной тучи грозовой.Он влагой слез пустыню орошалИ этим жар душевный утишал,А Науфал, вернувшись в свой предел,С друзьями о страдальце сожалел.Он, неизменный дружбе до конца,Людей послал по следу беглеца.Но тщетно, словно в вечность, канул он,И след его песками заметен.И понял каждый, кто понять желал,Причину, по которой он пропал.
Старуха ведет Меджнуна к шатру Лейли
Когда небесный странник свет зажег,Зарозовел предутренний восток.И лишь в зрачках чернеть остался мрак,Как сокровенный камень Шаб-Чираг.Меджнун, как ворон, вдруг затрепетал,Как мотылек, что свечку увидал,И мысленно шипы убрав с пути,В край, где жила Лейли, решил пойти.Ее становья дым вдохнув с тоской,Он побледнел, за грудь схватясь рукой.Протяжный вздох похожим был на стон.Так стонет тот, кто к жизни пробужден.Вдруг он увидел — нищенка бредет,А вслед за ней на привязи юрод.В оковах тяжких с головы до пят,Казалось, он судьбе подобной рад.Старуха, торопясь, дорогой шла,И на веревке бедного влекла.Меджнун пред нищей в удивленье всталИ вопрошать ее в смятенье стал:«Кто этот муж, что, на свою беду,Вслед за тобой идет на поводу?»И услыхал ответные слова:«Перед тобой злосчастная вдова.Тот, кто оковы вынужден таскать,Не сумасшедший вовсе и не тать.Мы за собой не ведаем вины, —До нищенства нуждой доведены.Друг на аркане вслед за мной идет,Поет и пляшет у чужих ворот.Той малостью, что вместе соберем,И живы мы, и кормимся вдвоем.Стараемся дарованное намВсе разделить по-братски, пополам.Крупинкой самой малой дорожим,Дележ по справедливости вершим».Когда Меджнун признанья смысл постиг,К ногам старухи он с мольбой приник.Он стал взывать: «С бедняги цепь сними,Свяжи меня, в товарищи возьми.Знай, это я безумьем заклеймен,Я заслужил оковы, а не он.Меня води с собою по дворам,Я заслужил бесчестие и срам.Все, что добуду, на цепи влеком,Тебе пусть достается целиком!»Воспрянула старуха всей душой,И, в предвкушенье выгоды большой,От спутника немедля отрекласьИ связывать Меджнуна принялась.Веревкой ловко окрутила стан,Вкруг шеи обвила тугой аркан.За побирушкой он, вздымая прах,Побрел с цепями на худых ногах.Как будто пьяный шел под звон оков,И хохотал, и прыгал у шатров.«Лейли», — он звал, людей смеша до слез,В него кидавших камни и навоз.Он устремлялся к Неджду, в тот простор,Где цвел надеждой и манил шатер.И наконец залетный ветерокДонес становья близкого дымок.Меджнун пал наземь, вровень став с травой,В рыданьях схожий с тучей грозовой,Он бился лбом о камни, вопия:«О ты, из-за которой гибну я!Я, возлюбив тебя, презрел закон,От всех мирских забот освобожден.Но, скован по рукам и по ногам,Истерзанный, я ныне счастлив сам.Свершая грех, не милости ищу,Я сам себе злодейства не прощу.Тебя я умоляю об одном:Суди меня, но собственным судом.Хоть я из лука целился в бою,Но поразили стрелы грудь мою.Я на твоих сородичей напал,Но своего меча я жертвой стал.Я, став причиной учиненных зол,К тебе с повинной, скованный, пришел.Теперь от цепи цепенеет, глянь,Лук против вас нацелившая длань.За грех я расплатился тяжело —Ужасное возмездие пришло.Не снисходи ко мне и не жалей,В твоей я власти, — кровь мою пролей!Я без тебя живу, меня виниИ на кресте преступника распни.О ты, что и в неверности верна,Невинность пред тобой вины полна,Безвинен я и не содеял грех,Но пред тобою я виновней всех.Иль в милосердье вдруг ты снизойдешь,Или вонзишь в меня презренья нож.Подай мне весть, пока еще живу,Длань возложи на скорбную главу.Готов погибнуть я из-за тебя,Чтоб ты предлог нашла прийти, скорбя.Казни меня — благословенен меч,На твой порог он дал мне жертвой лечь.Я все прощу, не ведая обид,Я — Исмаил, а не исмаилит.В моей груди свеча горит светло,Но это пламя сердце обожгло.Коль голова моя — свечной нагар,Обрежь фитиль, пусть ярче вспыхнет жар.У ног твоих мне умереть дозволь,Жить не могу, невыносима боль.Ты недоступна до скончанья дней,И жизнь все безнадежней и темней.На что мне голова? Она больна,Страданьями и ревностью полна.Твори, что хочешь, тело обезглавь,Счастливой будь, а горе мне оставь!»И цепи на себе порвав рывком,Стрелою взвившись, пущенной стрелком,Молниеносно, словно метеор,Он поспешил бегом к отрогам гор.На Неджд взобрался, по камням скользя,Себе удары с воплем нанося.Его сумели все же разыскать,Узрели то, что лучше не видать.Рыдающая мать, седой отецВ отчаянье постигли наконец:«Возврата нет, родных Меджнун забыл»,И, одичавший, он оставлен был.Воспоминанья стерлись и ушли,Мир потускнел пред именем Лейли.А если говорили об ином,Он убегал иль забывался сном.
Отец выдает Лейли за Ибн-Салама
Ловец жемчужин свой продолжил сказ,Медоточиво речь его лилась,Когда с войной покончил Науфал,А одержимый в горы убежал,Отец Лейли, войдя в ее шатер,Такой повел обманный разговор,Он криво повязал свою чалму,Все изложив, как надобно ему:«Узнай, Лейли, народ обязан мне,Что пораженье избежал в войне.Ведь Науфал — казни его господь! —Нас не сумел в сраженье побороть.Твой полоумный, что навлек беду,Им изгнан был, мы кончили вражду.В горах теперь скрывается беглец,Он от тебя отрекся наконец!»Не поднимая бледного лица,Лейли в молчанье слушала отца.Семейные обычаи блюла,Но слезы в одиночестве лила.И от пролитых втайне жгучих слезНарциссы робких глаз — краснее роз.Дорожки слез легли вдоль нежных щек,Посолонел от них сухой песок.Вокруг бамбука слезный водоемКроваво-красным полнился огнем.Кто ей поможет, кто подаст совет,Когда друзей и близких рядом нет?На плоской крыше, как змея в мешке,Она металась в ноющей тоске.Ее дыханья трепетный зефирБлагоуханьем взбудоражил мир.Мужи из ближних и далеких местШли сватать ту, что краше всех невест.Чтоб завладеть манящей красотой,Не жаль казны звенящей золотой.Друг перед другом проявляли прыть,Жемчужину пытаясь раздобыть.К ней тянут руки, ведь не зря влечетЕще сокрытый в улье сладкий мед.Но, дорожа жемчужиной, отецОт посягательств охранял ларец.Сама Лейли, как ваза из стекла,Себя от хищных взоров берегла.На людях притворяться ей даноИ улыбаться, даже пить вино.Так свет струит свеча во тьме ночной,Дотла в тоске сгорая неземной.Нет, не двулична роза, коль шипыХранят ее от прихотей судьбы.Лейли, страданья не чиня родным,Терпела муку, улыбаясь им.А между тем, вокруг ее шатраТолпились свахи с самого утра.И, услыхав об этом, Ибн-СаламРешил не мешкать и приехал сам.Тщеславием кичливым обуян,Он свадебный возглавил караван.В подарок для родных и для гостейВез маны амбры и тюки сластей.И черный мускус, и багряный лал.Он роскошью хвастливой удивлял.Сам для ночных рубах цветной атласРачительно он выбрал про запас.Пригнал верблюдов тысячу числомИ скакунов арабских под седлом.За золото вступают в бой полки —А у него с собою сундуки.Метал перед гостями на коврахКазну горстями, как сыпучий прах.Столь он безмерно щедрость распростер,Что золотом засыпан был шатер.С дороги отдохнув денек иль два,Он вестника призвал для сватовства.Велеречивый муж, искусный сват,Смягчить мог камень, затупить булат.Такие совершал он чудеса,Что мог бы позавидовать Иса.Все, чем гордятся Чин, Таиф и Рум, —Изделья, восхищающие ум,Сокровища, которым нет цены,Родителям Лейли привезены.Сват, красноречья завладев ключом,Похвальные слова струил ручьем:«Наш Ибн-Салам средь храбрых львом слывет,Арабов он и гордость, и оплот.Мечом прославя свой высокий сан,Муж знаками величья осиян.Коль крови жаждешь — он прольет поток,Захочешь злата — сыплет как песок.Тебя избавит от осуды зять,Твоей казне оскуды не знавать!»Так много ловкий сват наговорил,Что бедного отца ошеломил.Тут, сколь не исхитряйся, не крути, —Пришлось ему к согласию прийти.Увы, отец не отвратил напастьИ вверг свою луну дракону в пасть.Когда невеста дня, восстав светла.Из рук Джамшида чашу приняла,И русский отрок, юн, русоволос,Арабу дал накидку ярче роз,Отец невесты с раннего утраЗа украшенье принялся шатра.Был сам жених и весь приезжий кланЗа праздничный усажен дастархан.Дивя размахом весь арабский мир,Под музыку и песни грянул пир.Он длился долго, как велит закон,Союз венчая дружеских племен.Росла дирхемов груда высоко —Дань матери Лейли за молоко.В опочивальню, как заведено,Снесли на блюдах сласти и вино.Злосчастная металась, как во сне,Сгорала, как алоэ на огне.Слезинки, затмевая звездный взгляд,Ей розы щек без устали кропят.Рубиновые стиснуты уста, —Изнемогает в муке красота.Ждет новобрачный, празднично одет;Невесте мрачной опостылел свет.Разбилась чаша возле уст ее,Полыни горче сладкое питье.На шип наступишь — ногу занозишь,На пламя дунешь — губы опалишь.Род в единенье — словно кисть руки,Беда, коль палец отсекут враги.Кто оскорбляет своевольем род,Того родным он боле не сочтет.Змея ужалит палец — ждать невмочь,Отсечь его немедля надо прочь.Гармония спасает нас от бед,Смерть наступает, коль согласья нет.Лейли теперь в томительной тоске —От гибели душа на волоске!
Ибн-Салам приводит Лейли в свой дом
Когда в лазурном небе распростерСвое сиянье утренний шатерИ челн полночный, белых взяв рабынь,За окоем уплыл в густую синь.Жених, как полномочный властелин,Украсил для невесты паланкин.И с пышностью, чтоб видеть все могли,В нем понесли торжественно Лейли.Ее супруг, руководим добром,Вручил господство над своим добром.Стремился он супруге угодить,Воск лаской и терпеньем растопить.С восторгом юной пальмы видя стать,Он попытался финики достать.Но чуть рукою тронул гибкий ствол,Как шип ему все пальцы исколол.Пощечины удар столь крепок был,Что чуть супруга наземь не свалил.«Не подходи! — она схватила нож. —Себя убью, но ты сперва умрешь!Клянусь аллахом, богом всех времен,Не для тебя кумир был сотворен,Мечом, коль жаждешь, кровь мою пролей,Знай, никогда не буду я твоей!»Был Ибн-Салам доволен, отступив,Хотя бы тем, что уцелел и жив.Он понял, что отвергнут неспроста —Не для него сияет красота.Все ж от Лейли, настойчив и упрям,Решил не отступаться Ибн-Салам.Он, с двухнедельной встретившись луной,Плененный, сердце отдал ей одной.Он был в нее без памяти влюблен.«Не преступлю запрета — понял он, —Ее сочту за счастье лицезреть,Уйдет она — мне лучше умереть».И осознав, что груб был и неправ,Просить стал о прощенье, зарыдав:«Да будет так! Коль преступлю обет,То незаконным я рожден на свет!»И с той поры он соблюдал зарок:Вздыхал, не смея преступить порог.А роза, украшающая сад,С дороги не сводила грустный взгляд.Ждала, что ветер, сжалясь в свой черед,Весть из пещеры горной принесет.И вечером, и с раннего утраСпешила на дорогу из шатра,Вдали от всех над участью своейСтенать, как безутешный соловей.Хватило бы ей весточки одной.Чтоб утешенье дать душе больной.Терпения в разлуке лишена,Неутоленно плакала она.И тайна, проступившая клеймом,Всем стала явной, словно ясным днем.Столь нестерпима боль душевных мук,Что ни отец не страшен, ни супруг.Когда любовь бессмертна в небесах,Бессильны здесь упреки или страх.
Меджнун дружит со зверями
Сказитель вдохновенный начал сказ,Все изложив правдиво, без прикрас:Тот, кто от взоров прятал скорбный лик,Иссушенный пустыней базилик,Отца оплакав, полный скорбных дум,Вновь колесил в пустыне, как самум.Его дороги бедствий привелиТуда, где обитал народ Лейли.Вдруг свиток он увидел, а на нем«Лейли», «Меджнун» начертано пером.Но имя той, которую любил,С пергамента он ногтем соскоблил.Ему сказали: «Видеть нам чудно —Из двух имен оставлено одно».Он возразил: «Кто любит и любим,Довольствуется именем одним.Кто истинно и преданно влюблен,С любимою вовек неразделен».Тут некто в удивленье вопросил:«Зачем себя оставить ты решил?»Он отвечал: «Назначено судьбойЕй быть ядром, мне — крепкой скорлупойЯ — скорлупа, лишенная ядра,Без сердца я — пустая кожура».Так вымолвив, он, в грудь себя бия,В пустыне скрылся, словно Рабия.И долго вдалеке, как слезный всхлип,Звучал уныло песенный насиб.Он как онагр, поводья оборвав,Бежал к зверям, закон людской поправ.Без пищи и воды, полуживой,Кореньями питался и травой.Среди зверей, их дружбой дорожа,Нашла покой мятежная душа.И звери шли к нему издалека,Служа ему, как верные войска.Рога и обнаженные клыкиНадежнее, чем воинов клинки.Звериный лагерь вкруг него залегИ жизнь его заботливо берег.Он для зверей — властительный султан,Премудрый, добрый, словно Сулейман.В жару над ним орел, слетая с гор,Широких крыльев раскрывал шатер.Его увещеваньям кротким вняв,Избыли звери свой свирепый нрав.Клыкастый волк ягненка стал щадить,Лев за онагром перестал следить.Козу вскормила львица молоком,Волк вылизал зайчонка языком.Он брел в песках, ладонь прижав к грудиА звери рядом шли и впереди.Когда ложился спать он, утомясь,Лиса с него хвостом стирала грязь.И на ногах следы кровавых ранЗаботливо зализывал джейран.С оленями устроясь на ночлег,Лицом он зарывался в теплый мех.И когти меченосные воздев,Ночной покой стерег косматый лев.Волк, как дозорный, колесил кругом,Чтоб враг на лагерь не напал тайком.Свирепый тигр, забыв, что он жесток,Доверчиво лежал у самых ног.В пустыне звери бросили враждуЖивя отныне в мире и в ладу.Средь хищников Меджнун, оставя страх,Царил как полновластный падишах.А между тем молва прошла окрест,И люди опасались этих мест.Ведь если б враг пришел сюда со злом,То был бы вмиг наказан поделом.Но отступал зверей ворчащий круг,Когда являлся настоящий друг.Покорны мановению руки,Вмиг убирались когти и клыки.Так жил он, благодатью осиян,Как стадо охраняющий чабан.От хищников двуногих в стороне,Судьбой своей довольствуясь вполне.А люди надивиться не могли,И если караваны мимо шли,Не в силах любопытства одолеть,Хотелось всем на чудо поглядеть.И странники прервать спешили путь,Чтоб на него хоть издали взглянуть.И пребывал в надежде пилигрим,Что трапезу разделит вместе с ним.А тот сидел средь тигров и пантер,Являвших послушания пример.Едва один кусок отведав сам,Все остальное отдавал зверям.Зимою долгой, слабый, чуть живой,Делил с зверями хлеб насущный свой.И хищники пустынь со всех сторонШли к своему кормильцу на поклон,Возрадовались звери, что всегдаУ них есть и защита и еда.Свободных, с независимым умом,Благодеянье делает рабом.Огнепоклонник бросил псу мосол,И пес за ним на край земли пошел.
Притча
Преданье мне запомнилось одно:Жил в Мерве властелин давным-давно.Держал он лютых псов сторожевых —Шайтанов сущих, яростных и злых.Как дикие лесные кабаны,Псы были и свирепы, и страшны.Одним прыжком они, являя прыть,Могли верблюда навзничь повалить.Во гневе шах себя не помнил сам,Он слуг бросал на растерзанье псам.Был среди слуг один, хоть с виду тих,Но дальновидней и умней других.В его душе гнездился тайный страх,Что и его неверный в дружбе шахШвырнет собакам, гневом обуян,И разорвут клыки газелий стан.И загодя, все взвесив и учтя,С псарями шаха дружбу заведя,На черный двор, где псы рычали, злы,Он стал носить и мясо и мослы.Кормил собак он, робость позабыв,К себе голодных злыдней приучив.И псы, приход кормильца сторожа,У ног вертелись, ласково визжа.Шах дурно спал и рассердился вдругНа этого тишайшего из слуг.Велел он тем, чьи как у псов сердца,На растерзанье псам отдать юнца.Те, кто собак опасней в много раз,С охотою исполнили приказ.Его швырнули в клеть, чтоб там клыкиСтрадальца разорвали на клоки.С рычаньем псы, что ростом больше льва,К бедняге, щерясь, бросились сперва.Но своего любимца распознав,Запрыгали, хвостами завиляв.И, головы на лапы положив,Легли, кольцом лохматым окружив.Питомца няни сберегают так…День миновал, ночной сгустился мрак.Когда заря затеплила свечу,Небесную окрасила парчу,Шах, пробудясь, постиг, что был не прав,И каяться стал, подданных призвав:«Я был мгновенным гневом ослеплен,Невинный джейраненок мной казнен.Скорей на псарню надо поспешить,Чтоб хоть останки у собак отбить!»Тут к шаху во дворец вбежавший псарьПромолвил так: «Великий государь,Сей отрок, видно, ангел во плоти,И сам господь решил его спасти!Встань, погляди на чудо из чудес:Растерзанный собаками воскрес.Сидит, по счастью, и здоров и жив,На пасти псов печати наложив.Твоих драконов дружба высока —Не тронули они ни волоска!»Счастливый тем, что отрок уцелел,Шах во дворец его вести велел.И
тот, кто к смерти был приговорен,Из псарни вновь в чертоги водворен.Властитель видит, что предстал пред нимСпасенный отрок, жив и невредим.Тут, с трона встав, раскаявшийся шахВымаливать прощенье стал в слезах.«Ответствуй, — он спросил, — могло ли стать,Как лютой смерти смог ты избежать?»Тот отвечал: «О шах, с недавних порС подачкой я ходил на псовый двор.Я заслужил любовь у лютых псов,И зубы их замкнулись на засов.Тебе рабом служил за годом год —Смерть в благодарность получил в расчет.Ведь друга ты, сердясь по пустякам,Швырнул на растерзание клыкам.Но преданность — отличие собак,Пес — верный друг, а ты — заклятый враг.Пес дружбу подарил мне за мосол.А ты меня в могилу чуть не свел!»Так случай удивительный помогДать шаху человечности урок.Тиран проснулся, будто долго спал,Собак и псарню впредь не вспоминал.Постигнуть смысл сей притчи поспеши:«Благодеянье — крепость для души».Меджнун кормил зверей, за это онБыл как стеной их дружбой огражден.Нет крепости надежней и верней,Чем окруженье преданных зверей.Он шел пустыней — горя пилигрим,Косматогривой свитою храним.Таким же будь, спеши добро творить,Чтоб слез кровавых после не пролить.Делись последним, всем, что даст судьба,И тем халифа превратишь в раба!
Письмо Лейли к Меджнуну
Он в изначальных прочитал строках:Да будет милосерден к нам аллах!Господне имя во главе письма —Прибежище и чувства и ума.Мудрее мудрых, истинно великПостиг он безъязыкого язык.Он разделил десницей свет и мрак,Он всех насытил, ласков и всеблаг.Возжег на небе хор ночных светил,Людьми он твердь земную расцветил.Нетленной жизнью душу наделив,Величием предвечным осенив,Он людям мир вручил — заветный клад,Что всех сокровищ выше во сто крат.И разума огонь в душе возжег,И осветил им двух миров порог.Как скатный жемчуг мысли расцвели,Когда любовь вела калам Лейли:«В письме моем, как шелк, слова нежны,И утешеньем стать они должны.От пленницы послание тому,Чей дух восстал и сокрушил тюрьму.Как ты живешь, о странник, на земле,Семи небес посланник на земле?О верный в дружбе, истины оплот,Тот, от кого любовь свой свет берет.О кровью обагривший горный скат,От взоров затаившийся агат,О мотылек трепещущей свечи,Источник Хызра, блещущий в ночи,О ты, кто мир в волнение привел,Когда в песках с оленем дружбу свел,Цель для насмешек, плачущий навзрыд,День воскресенья нас соединит.О беспощадно изнуривший плоть,Чью жизнь беда смогла перемолоть.Из-за меня ты сердце сжег дотла,Вокруг тебя осуды и хула.Кому верна я до скончанья дней,Кто сам священной верности верней.О жизнь моя, блаженный свет души,С тобою я, а ты, с кем ты, скажи?С мечтой о счастье я разлучена,Но я твоя невеста и жена.Муж, что меня скрывает под замком,До сей поры мне чужд и незнаком.Жемчужиной алмаз не завладел,И заповедный жемчуг уцелел.Поныне запечатан тайный клад,Бутон не тронут, недоступен сад.Муж величав, и знатен, и велик,Но пред тобой ничтожен и безлик,Кичился белой луковкой чеснок,Но расцвести, как лилия, не мог.Так огурец, который перезрел,Лимоном желтым зваться захотел, —Хоть кислый он и так же желт на цвет,Но аромата в нем и вкуса нет.Мечтала в этом мире я и в томОдно гнездо с тобою свить вдвоем.О, если б знал ты, как я не права, —Зачем дышу, зачем еще жива?Пускай сурово покарает рокТого, кто горе на тебя навлек.Твой каждый волосок дороже мне,Чем целый мир, расцветший по весне.Ты чист, как Хызр, о, милость прояви,И, словно Хызр, мне душу оживи.Я — тусклая луна, ты — солнце дня,Издалека молю, прости меня!Прости, что не могу к тебе прийти,Невольный грех, любимый, отпусти!Отец твой умер, страшной весть была,Одежду я, рыдая, порвала,Царапала себе лицо и грудь,Когда ушел он в свой последний путь.Шипами проколола я глаза,Плащ траурный мой был, как бирюза.И слезы я, как дочь, над ним лилаИ весь обряд печальный соблюла.Но робость не сумела победить —Тебя я не посмела навестить.Здесь в жизни бренной путь влачу земной,Душой нетленной я с тобой, родной.Возлюбленный, я знаю, ты чуть жив,Будь, умоляю, многотерпелив.Земная наша временна юдоль,Со временем поладь, смиряя боль.Прикрой глаза, мой плачущий бедняк,Чтоб над слезами не смеялся враг.Будь мудрым и тоску превозмоги,Чтоб над тобой не тешились враги.Там, где весной бросали зерна в грязь,Стеной шуршащей нива поднялась.Забудут все, что пальмы ствол шершав,В корзины сладких фиников собрав.Шипами стебель розы окружен,Настанет срок — распустится бутон.И не горюй, что нет друзей вокруг,Я — друг твой верный, беззаветный друг.Не жалуйся на то, что одинок,Друг одиноких и заблудших — бог.В слезах, как туча, утопаешь ты,Как молния, свой дух сжигаешь ты.Отец ушел, но жизнь продолжил сын,Рудник иссяк, но найден в нем рубин».Меджнун прочел письмо, зарделся он,Как розы расцветающий бутон.«О мой аллах, о господи!» — твердил,От радости в себя не приходил.И новых сил почувствовал исток, —Жизнь возвратил божественный листок.Он вестника в своих объятьях сжал,Благоговейно руки лобызал.Вдруг спохватился: «Как писать ответ?Коль нет бумаги и калама нет?»Мгновенно, с расторопностью писца,Гость, вынув из походного ларцаКалам, бумагу и пузырь чернил,Меджнуну их почтительно вручил.Из-под калама строчки полились,Тончайшими узорами сплелись.Слова, как ожерелье, он низал,О пережитом горе рассказал.Ответное письмо вложив в ларец,В обратный путь отправился гонец.Как вихрь пустыни, скрылся он вдали,Спеша вручить послание Лейли.И обмерла она, письмо схватив,Его листы слезами оросив.
Ответ Меджнуна на письмо Лейли
Молитвенно звучит начало строк:«Нет бога, кроме бога, — вечен бог!Он видит явь и скрытое от глаз,Он создал перл и огранил алмаз.Властитель неба и Семи планет,Серебряным созвездьям давший свет.Он мрак ночной сияньем дня сменил.Любовью наше сердце окрылил.Садам и пашням вешний дождь послал,Помощником нуждающихся стал».И торопясь, едва успев вздохнуть,Меджнун стал излагать посланья суть:«Покой утратив, я письмо пишуТой, в чьей душе прибежище ищу.Нет, я ошибся, — кровь в груди кипит,Пишу я той, что мной не дорожит.Ты, счастья потерявшая ключи,Посланье от страдальца получи.Я — мелкий прах, растоптанный бедой,Чью жажду утоляешь ты водой?У ног твоих лежу, не в силах встать,Чей пояс ты решила развязать?Я мучаюсь от тайной маеты:Кого в печали утешаешь ты?Сияет мне в мечтах твое лицо,Чужое у тебя в ушах кольцо.Твой лик — Кааба, я — твой верный раб;Порог твоей обители — михраб.О, мой бальзам, ты недоступна мне…Не погуби, стань жемчугом в вине!Корона — ты, но не моей главы,Не для меня похищена, увы!Сокровище захвачено врагом,А пред друзьями свился змей клубком.О сад Ирема, царство красоты,Мой рай небесный, недоступна ты.О ключ от кандалов и от цепей,Бальзам от страсти пагубной моей.О сострадай, ведь я — ничтожный прах,Не добивай, я — придорожный прах.Согрей, приветь сей скудный прах земной,Чтоб цвел он впредь, как будто ветвь весной.Земля цветет от дружеских забот,В пыли завянут розы от невзгод.У ног твоих простертый я лежу,Не будь жестокой, — об одном прошу.Кто жалостлив к несчастным стать не смог,Мучитель тот, бесстыден и жесток.Прославлен я, как раб твой и слуга,Меня отвергнув, обретешь врага.Влачить любую тяжесть прикажи,Знай, кротость — украшенье госпожи.К твоим ногам слагаю щит и меч,Но изменившей жизни не сберечь.Оружие свое бросаешь ты,Врагам тем самым помогаешь ты.Когда себя кинжалом ранишь в грудь,Тем убиваешь друга, не забудь!Приветливостью, лаской и добромСвободолюбца сделаешь рабом.Кто куплен за дирхем, не верь тому,Он даже с глаз готов украсть сурьму.Власть над рабами не имеет тот,Кто в рабстве у земных страстей живет.Твори добро во имя доброты,И подчинить людей сумеешь ты.И я — твой раб, я в ухо вдел серьгу,Не продавай покорного слугу.О ты, в стране живущая чужойС избранником и новою родней,Ты не дала пригубить мне вина,Как горный лед, со мною холодна.Что ж, повелев, чтоб день сменила тьма,Теперь рыдаешь надо мной сама?Ты жизнь мою и душу отнялаИ позабыть меня легко смогла.Ты, пожалев подковы для коня,Велишь скакать мне в капище огня.Слова сжигают пламени сильней,И головни я сделался черней.Но коль меня язвить тебе не жаль,Себя, будь осторожна, не ужаль.У лилии был долог язычок,Его садовник лезвием отсек.Влюбленных выдает, так говорят,Невольный вздох, улыбка, полувзгляд.Но холодом полны черты твои,Ты равнодушна, нет примет любви.Презрев любви священный договор,Ты счастлива с другим с недавних пор.Обманщица, тобою он любим,А я осмеян, предан и гоним.Где наши вздохи, клятвы в тишине,Где счастье то, что ты сулила мне?Коль преступила верности обет,То нет любви и преданности нет.Тебе не жаль меня, — едва живойС разбитым сердцем я навеки твой.А я — все тот же: дух мой изнемог,Но головой припал на твой порог.Я жду, как чуда, чтобы вдруг возникТвой светозарный, твой лучистый лик.Кто лицезрит — блаженство познает,Несчастлив тот, кто безнадежно ждет.Счастливец он и баловень удач —Жемчужиной владеющий богач.Сад соловья весною звал на пир,Но ворон, налетев, склевал инжир.Гранат в саду взлелеял садовод,Но прокаженный пожирает плод.Несправедливым мир был с давних пор,Сокровище скрывая в недрах гор.О, неужели розовый рубинНе вырвется из каменных теснин?Когда луну, что свет дает очам,Дракон терзать не будет по ночам?И шершень улетит, не тронув мед,И вновь луна свободу обретет?Ключ от казны мне в руки попадет,И казначей докучный прочь уйдет?Умрет дракон, не тронув тайный клад,И зеркала, как прежде, заблестят.И разбегутся в страхе сторожа,И выйдет из темницы госпожа.О светоч мой, супруг твой — мотылек,Не мудрено, что свет его привлек.Хоть от твоих упреков гибну сам,Пусть здравствует достойный Ибн-Салам.Добро и зло исходят от тебя,О лекарь мой, зачем лечить, губя?Железные у крепости врата?Жемчужина в ракушке заперта.Хоть локоны твои сплелись в силок —Страшусь, чтоб змей тебя не подстерег.И подозренье, медленно и зло,Мне в любящее сердце заползло.Ведь я ревную в гибельной тоске.К ничтожной мошке на твоей щеке.И мнит влюбленный в ревности слепой,Что это коршун кружит над тобой.Метаться буду смыслу вопреки,Покуда мошку не сгоню с щеки.Меня, как в притче, с тем купцом сравнишь,Кто, не продав товара, ждет барыш.Я горевал, что розу не сорвал,Жемчужину чужую сберегал.О мой жасмин, бреду тропой невзгод,От слез ослеп, от жажды сохнет рот.Когда б ты знала: разум мой погас,Еще безумней я во много раз.Я без тебя давно уже не „я“ —Бесплотный призрак, отсвет бытия.Любовь — коль ей не отдана душа,Безделица, не стоит ни гроша.Твоя любовь явила мне чело,И даже без тебя мне жить светло.Со мной всегда твой тайный свет живой,Я счастлив тем, что ранен был тобой.Бальзама нет от смертных ран любви.Любимая, будь счастлива, живи!»
Лейли призывает Меджнуна
Лейли — игрушка в чьей-то злой игреБыла рабыней в собственном шатре.Единственного друга лишена,Неведеньем измучена, она,Став пленницей судьбы, в ночи и днемГрустила о возлюбленном своем.Как дальше жить? Все нестерпимей ейТяжелый груз невидимых цепей.Супруг в ночи бессонной до утраГлаз не спускал с заветного шатра.Страшился одного, что вдруг женаСбежит в кумирню, от любви пьяна.Весь день он ей старался услужить,Подарками и лаской ублажить.Напрасно он старался, каждый раз —В глазах Лейли презрительный отказ.Однажды ночь темней других была,И возле меда не вилась пчела.В полночном мраке видеть не могли,Как ускользнула из шатра Лейли.И встала на скрещенье тех дорог,Где соглядатай подстеречь не мог.«Прохожий попадется здесь, бог даст,И о любимом вести передаст».Так и случилось… Странник вдруг возник —Услужливый и ласковый старик.На Хызра старец походил во всем, —Он для заблудших был проводником.Игрушка рока, пленница невзгодЕго спросила: «Мудрый звездочет,Ты много знаешь, всюду побывал,Неужто ты Меджнуна не видал?»Ответил добрый старец: «О луна,Юсуф в колодце, где вода темна.И в сердце у него бушует шквал —Ведь лунный свет затмился и пропал.Знай, по кочевьям он бредет в пыли…„Лейли, — взывает он, и вновь: — Лейли!“Тоскливый вопль сопровождает шаг:„Лейли, Лейли!“ — звучит во всех ушах.Он одичал, как зверь бредет во мгле,Не помышляя о добре и зле».И от рыданий стан Лейли прямойСогнулся долу, как тростник речной.С ее очей, мерцавших, как нарцисс,Агаты слез на щеки полились.Воскликнула она: «Вини меня,Из-за меня затмилось солнце дня!Я, как Меджнун, с бедой обручена,Но между нами разница одна:Он бродит там в нагорной вышине,А я в колодце на глубинном дне».И бусы сорвала, а жемчугаНасыпала в ладони старика.«Возьми, — сказала, — и пускайся в путь,Найди страдальца, вместе с ним побудь.Прийти хоть ненадолго умоли,Чтоб светоч свой увидела Лейли.Укрой его в укромном уголкеОт любопытных взоров вдалеке.Где будет он, — мне скажешь шепотком,Чтоб я взглянула на него тайком.И с полувзгляда сразу я пойму,Любима ль я, нужна ль еще ему.Быть может, он прочтет мне о любвиГазели вдохновенные свои.Чтобы стихи распутать помоглиУзлы судьбы измученной Лейли».И старец, жемчуга забрав без слов,Покинул ту, что чище жемчугов.С собой одежду взял, чтоб хоть слегкаОдеть полунагого бедняка.Пустыню, горы из конца в конец —Все обыскал рачительный гонец.Нигде Меджнуна не найдя следов,Отчаяться уже он был готов.И наконец в ущелье, среди скал,Простертого недвижно отыскал.Вкруг хищники свирепые рычат.Его оберегают, словно клад.Меджнун вскочил, он рад был старику,Как сосунок грудному молоку.Прикрикнул на зверей, и звери вмигУняли свой недружелюбный рык.Тогда старик, одолевая страх,К Меджнуну, торопясь, направил шаг.Почтительный сперва отдав поклон,С учтивой речью обратился он:«О ты, подвижник истинной любви,Пока любовь жива, и ты живи!Лейли, чья совершенна красота,Хранит любовь и в верности тверда.Она, не видя блеск твоих очей,Не внемля звуку ласковых речей,Поверь, мечтает только об одном:Наедине с тобой побыть вдвоем.И ты, увидя светозарный лик,С себя разлуки цепи сбросив вмиг,Прочтешь газели дивные свои,И вновь начнется празднество любви.Растут там пальмы, и, вздымаясь ввысь,Резные листья, как шатер, сплелись.Под ними травы стелятся ковром,Родник вскипает звонким серебром.В уединенной заросли леснойТы встретишься с Лейли, с твоей весной!»С поклоном старец, как волшебный джинн,С одеждой новой развязал хурджин.Меджнун, руководимый стариком,Смиренья обвязался кушаком.И, торопясь, последовал за ним…Так, истомленный жаждой пилигримСтремится, нетерпением объят,К тем берегам, где плещется Евфрат.А вслед за ним, следя издалека,Шли звери, словно верные войска.На этот раз, умилосердясь, рокЕму достичь желанного помог.Под пальмой лег он, звери отошли,И в нетерпенье начал ждать Лейли.А старец встал неслышно у шатраИ прошептал: «Лейли, ступай, пора!»Она рванулась птицей из тенет,Спеша к тому, кто, изнывая, ждет.Вдруг сердце у нее зашлось в груди, —Лейли стоит, не в силах подойти.И шепчет тихо старцу: «Как мне быть?Я шагу дальше не могу ступить.Пылает светоч мой таким огнем,Что, ближе подойдя, я вспыхну в нем.Я чувствую, что гибель мне грозит —Любовь грехопаденья не простит.Возвышенная книга мне дана, —Грехом не запятнаю письмена,Чтоб от стыда не мучаться потомИ непорочной встать перед Судом.Но если друг мой истинно влюбленИ совершенством духа наделен,Запретную пускай оставит цельИ, удостоив нас, прочтет газель.Из уст сладчайших будет сужденоИспить стихов пьянящее вино!»Весну оставя, старец поспешилК тому, кто ждал, уже лишенный сил.Меджнун лежал под пальмою ничкомВ беспамятстве глубоком и немом.Над юношей склонясь, старик седойЕго обрызгал слезною водой.Простертый на земле очнулся вдругИ, увидав, что рядом добрый друг,Он голосом, звенящим как свирель,Запел печально дивную газель.
Меджнун поет газель Лейли
«О, где ты, где? Ты чья? И где все мы?Навек твои, бредем в объятьях тьмы.Аллаху слава, — суждено нам петьО том страданье, что нельзя терпеть.Мы каемся, не совершив греха;Дерюгу носим, разорвав меха.Блаженный в горе дух наш окрылен,Освобожденный от цепей времен.Летучей мышью с солнцем подружась,В воде мы тонем, жаждою томясь.Мы — побежденной рати главари,Слепого стали звать в поводыри.Нас род отверг, а мы горды родней;Кичился месяц тем, что был луной.Не выйдет трюк, коль опьянен трюкач,Без ног и без стремян несемся вскачь.Тоскуя по тебе, влачимся вдаль,Ты, только ты — и горе, и печаль.Пусть мы живем неспешно в мире сем,Но быстро мы в объятья тьмы уйдем.Ты приказала: „От тоски умри!“В слезах я умираю, о, смотри!И если знак тобою будет дан,Ударю я в предсмертный барабан.Волков зимой страшат мороз и снег,И потому столь тепел волчий мех.Напрасно „Доброй ночи!“ мне желать, —Ночь без тебя не может доброй стать.Уходишь ты, явиться не успев:Ты пожинаешь не окончив сев.Одной душой мы были на беду,Что ж наши души ныне не в ладу?Я должен преступить земной порог,Чтоб ты прийти ко мне нашла предлог.Душа моя безмерный гнет влачит,Избавь ее от бремени обид.Она тоской истерзана в груди —Мне поцелуем душу возроди!Душа, не одержимая мечтой,Пускай слетает с уст, как вздох пустой.Твои уста сокровище таят:Исток блаженства, вечной жизни клад.Весь мир — твоя невольничья ладья,Мы все — рабы, но всех смиренней я.Любимая, ты есть, пусть не со мной,Но ты живешь, и в этом смысл земной.Коль в сердце я тебя не сберегу,Пускай оно достанется врагу.Мы — это я, одно мы существо,Двоим достанет сердца одного!Мое страдает в ранах и крови,Отдай свое мне, милость прояви!Ты — солнце, я горю в твоем огне,С тобою я всей сутью бытия,О, если бы найти такую нить,Чтоб нас навек смогла соединить!Где мы с тобой такой чекан найдем,Чтоб отчеканить нас сумел вдвоем?Мы сходны с миндалем в своей судьбе,Два ядрышка в единой скорлупе.Я без тебя — ничто, утратил лик, —Упавший в грязь, изношенный чарыг.С тобою я всей сутью бытия,Что ты отвергнешь, отвергаю я.Я изнурен, и сам смогу наврядСебя на твой перечеканить лад.Мой бедный разум ослабел от бед,Мне даже думать о тебе не след.Душа моя, как тонкий лист, дрожит.Она не мне — тебе принадлежит.Собаки бродят у твоих шатров,Я — пес бродячий, потерявший кров.Возьми меня, определи в псари,Вели мне: „За собаками смотри!“Знай: звери есть, что пострашней собак,Они подстерегают каждый шаг.К чему мне блеск дирхемов золотых,Мне родинки твои дороже их.За родинку манящую одну,Всю отдал бы звенящую казну.Дождь плачет, чтобы весны расцвели;Меджнун льет слезы о своей Лейли.Луна моя, твой ярок ореол,И от него свой свет Меджнун обрел,Следят индусы за шатром твоим,Меджнун средь них, но он для глаз незрим.Я — опьяненный страстью соловей,Рыдающий над розою своей.Рубины ищут люди в недрах скал,Я драгоценность в сердце отыскал,О мой аллах, чудесный миг пошли,Пусть призовет меня моя Лейли.И вспыхнет ночь, прозрачная, как день,И мы уйдем под лиственную сень.Ушко в ушко шептаться там начнем,Наполнив чаши праздничным вином.Тебя прижав к груди, как кеманчу,В душе сберечь, как дивный лал, хочу.Хмелея от нарциссов глаз твоих,От гиацинтов локонов витых,На пальцы их хотел бы навивать,Нахмуренные бровки распрямлять.И знать, что в лунном тающем дымуТы мне навек досталась одному.И подбородок — округленный плод,И взор стыдливый, и румяный ротЛаскать хочу нежнее ветерка,Сережек бремя вынув из ушка.Слезами орошая твой касаб,Стихи слагал бы, как влюбленный раб.К твоим стопам повергнув целый сад,Цветущих роз дурманный аромат,В объятья заключив тебя свои,Поведал бы о мытарствах любви.Пока мы дышим, любим и живем,Любимая, приди, зачем мы ждем?Не будь фантомом средь пустынь глухих,Стань чистой влагой на устах сухих!Я жажду, и душа изнемогла:Она в груди, как зернышко, мала.Ты зернышка надежды не дала,Но кровь мою харварами лила.Я горем пьян не по своей вине,Ты отказала в райском мне вине.Но праведным в раю разрешеноПить в небесах священное вино».И страстотерпец, мученик судьбыВ пустыню устремил своя стопы.А та, чья с кипарисом схожа стать,В шатер печально возвратилась вспять.