Лейтенант Белозор
Шрифт:
– Это ясно, как шоколад на воде, капитан, и я, право, расчесал себе голову, отгадывая, почему вздумалось вам удостоить это утиное племя своим выбором; правда, мамзель Саарвайерзен богата, и жениться на ней...
– Скорее женюсь я на адской машине, чем на этой голландке. Все, что я рассказывал тебе прежде, была одна шутка, douze cents bombes, если не шутка! Я только для забавы посватался на дочери сукошшка, и как ты думаешь, он принял мое предложение?
– Разумеется, кинулся к вам на шею с расстегнутыми
– Rien moins que са, Брике, ничего менее этого: он дерзнул отказать мне...
– Вы шутите и со мною, капитан!.. Полагаю, что в его кочане немножко поболее смыслу.
– Весь его смысл не стоит пары собачьих подков, Брике; он отказал наотрез. Он вздумал, что он очень важный человек, оттого что на полу у него бархатные ковры, а на столе фарфоровые плевательницы! Велика птица! Да если б его сукном можно было обтянуть земной шар, а червонцами запрудить Зюйдерзее, я и тогда отсмею ему насмешку. Не ему чета были бургомистры амстердамские, да и те перестали ковать колеса и коней серебром, а его-то и подавно можно просеять сквозь судебное решето.
– Не только можно, да и должно, капитан, - он закостенелый оранжист.
– Он мятежник, - это по всему видно. Во-первых, читает английские газеты.
– Во-вторых, богат, как жид.
– В-третьих... да что за счеты? Виноват кругом, да и только.
– В-четвертых, держит у себя подозрительных людей.
– Каких подозрительных людей?
– сказал Монтань, обернувшись к своему оруженосцу.
– Про каких людей говоришь ты?
– А вот изволите видеть, mon capitaine: недели с две тому назад ходил я с товарищами дозором...
– Знаю, знаю, приятель, каким дозором ты ходишь: каждый гульден тебе кажется запрещенным товаром, и ты конфискуешь их в свою пользу. Я ничего не хочу слышать, Брике, но попадешься - пеняй на себя: Наполеон не любит дележа.
– Всякому свое ремесло, капитан: кто любит брать города, кто - ломать сундуки.
– В том только разница, что кто ограбит королевство, тому ставят торжественные ворота, а кто крадет из-за замка, тому виселицу. Да не о том дело, приятель: о каких подозрительных особах говорил ты мне?
– Ходя дозором, как имел я честь доложить вам, увидел я, что шесть человек вошли на мельницу вашего пареченного тестя. Вот меня и взяло любопытство: дай посмотрю в комнату; влез на окно, гляжу и вижу...
– Во сне или наяву, Брике?
– Я бы желал тогда быть на моей койке, капитан, и храпеть во славу божию, вместо того чтоб дрожать, увидя там забияк, вооруженных с головы до ног и таких страшных с ног до головы, что наши саперы старой гвардии показались бы перед ними голубками; они говорили таким дьявольским языком, что у меня и до сих пор звенит в ушах.
– Это, наверно, английские зажигатели, Брике.
– Они так и глядели, капитан, как будто у них в каждой пуговице сидело по целой роте чертей. Вот и заметил я, что молодой человек, который казался их атаманом, увидел меня сквозь стекло, и все восьмеро с воплем кинулись за мною в погоню.
– Ты, помнится, сказывал, что их было шесть человек?
– Я сначала обсчитался, капитан, только знаю, что оба они в меня выстрелили; да я не дурак, ночь была пре-темная, кинулся на землю и прижался к ней, как подошва. Они долго искали меня, но видя, что ничего не видно, ждали, ждали, да и пошел!
– Чудеса ты рассказываешь, Брике; ну, что ж потом?
– Потом я давай бог ноги, убежал, не оглядываясь...
– И только?
– О нет, капитан, совсем не только! Сегодня, за полчаса перед этим, после вашего обеда, стою я смиренно в поварне. Выходит туда так называемый племянник хозяина закурить сигарку. Я сейчас в карман, оторвал клочок от вашего счета с президентом муниципалитета, или нет бишь, от...
– Чтоб черт взял тебя с твоими присказками! Говори коротко и просто.
– Чего проще этого, капитан, что он раскурил сигарку и сказал мне: "Спасибо, друг мой!"
– Я тебе отблагодарствую этим бичом так, что ты и вперед закаешься терзать меня своими семимильными рассказами!
– Тут каждое слово - дело, капитан. Вот изволите видеть, как он раскурил сигарку, глядь я, ан это тот самый молодой человек, который за мной гнался с мельницы.
– Может ли быть? Неужто в самом деле? Да это находка, друг мой! Теперь говори, что я не гений, я с ничего заметил в этом насмешнике врага Франции и уж пугнул за него хозяина порядком.
– А пять человек, как я узнал стороной, спрятаны у него на фабрике. Старик сказывает, что они машинисты, да черт ему верит. Верно, бьют фальшивую монету, ведь неспроста же он так богат.
– Еще лучше, еще превосходнее, Брике!.. Теперь и у нас перестанет ходить в карманах сквозной ветер. Завтра же, чем свет, донос правительству, что такой-то фабрикант печатает у себя возмутительные прокламации, сбирает оружие, а что главнее всего, держит англичан для зажжения города... Славно, Брике... бесподобно! Будет чем погреть руки!
– И давно пора, капитан, а то, право, срам Франции, что она позволяет этим кургузым жидам толстеть и богатеть. Разве даром мы великая нация?
– Как попадет к нам в лапки да пристращают в военном суде дюжиною свинцовых пуль, так радехонек будет отдать свою Жанни за самого сатану, не только за меня, дворянина с тринадцатью поколениями... Государственная измена - это не шутка, г-н Сарвезан, - это не шутка!
Деля в мыслях добычу, капитан с достойным своим наперсником въехал в крепость при ниспадающей ночи.