Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

Форестер Сесил

– То, что вы ищете, отправилось за борт прежде, чем призовая команда взошла на «Эсперанс», – заявил Маккул. – Здесь нет ничего, что выдало бы моих соратников, и вы утруждались совершенно напрасно.

– Можете одеться, – бросил Пейн.

Кивнув Хорнблауэру, он поспешил прочь.

– Человек, чья вежливость просто ошеломляет, – сказал Маккул, застегивая штаны.

– Я распоряжусь касательно ваших просьб, – сказал Хорнблауэр.

Он чуть помедлил, убедился, к своему удовольствию, в непреклонной бдительности сержанта и капралов, вышел, торопливо отдал

распоряжение, чтобы пленному принесли еду и воду, и тотчас вернулся. Маккул жадно выпил кварту воды, затем принялся за кусок жесткого мяса и сухарь.

– Ни ножа. Ни вилки, – сказал он.

– Да, – сухо ответил Хорнблауэр.

– Понятно.

Странно было стоять так и смотреть сверху вниз на человека, который обречен завтра умереть, а сейчас безуспешно пытается оторвать зубами хоть маленький кусочек солонины.

Переборка, к которой прислонялся Хорнблауэр, слегка задрожала, и до слуха донесся слабый звук пушечного выстрела – сигнал, что заседание трибунала началось.

– Пора идти? – спросил Маккул.

– Да.

– Значит, я могу, не нарушая благоприличия, покинуть эту изысканную трапезу.

Вверх по трапу на главную палубу, два морских пехотинца впереди, Маккул за ними, Хорнблауэр следом и два капрала в арьергарде.

– Частенько я бегал по этим палубам, – озираясь, произнес арестант, – но без всяких церемоний.

Хорнблауэр напряженно следил, чтобы он не вырвался и не бросился в море.

Трибунал. Золотой позумент и быстрая, отработанная процедура, пока «Слава» медленно поворачивалась на якоре и корабельное дерево отзывалось на дрожь снастей под ветром. Установление личности. Короткие вопросы.

– Ничто из того, что я имел бы сказать, не будет услышано среди этих символов тирании, – заявил подсудимый, отвечая председателю суда.

Чтобы отправить человека на смерть, хватило пятнадцати минут. «По приговору этого суда вы, Барри Игнациус Маккул, будете повешены за шею…»

Кладовая, в которую Хорнблауэр вернул Маккула, теперь стала камерой смертника. Почти сразу же туда постучал запыхавшийся мичман:

– Капитан приветствует вас, сэр, и приглашает в свою каюту.

– Очень хорошо.

– С ним адмирал, – в приступе откровенности добавил мичман.

Контр-адмирал досточтимый сэр Уильям Корнваллис [40] и впрямь находился в капитанской каюте с Пейном и капитаном Сойером. Едва Хорнблауэр предстал перед ним, он сразу перешел к делу:

– Вам поручено распоряжаться казнью?

– Да, сэр.

– Видите ли, юноша…

Корнваллис был адмирал любимый, твердый, но добрый, неизменно отважный и чрезвычайно опытный, герой бесчисленных баек и баллад под кличкой Голубоглазый Билли. Однако и он слегка замялся, дойдя до сути, что совершенно было на него не похоже.

40

 Сэр Уильям Корнваллис (Корнуоллис; 1744–1819) – прославленный британский адмирал. Командовал Ла-Маншским флотом в 1801 и 1803–1806 гг.

– Видите ли, – повторил адмирал, – предсмертной речи не будет.

– Не будет, сэр? – переспросил Хорнблауэр.

– Четверть матросов на корабле – ирландцы, – продолжал Корнваллис. – Позволить Маккулу держать к ним речь – все равно что бросить факел в пороховой погреб.

– Понимаю, сэр.

Однако существует ритуал. С незапамятных времен приговоренный имел право обратиться к зрителям с последним словом.

– Вздерните его, – говорил Корнваллис, – и они поймут, чем кончается дезертирство. Но только дайте ему открыть рот – а этот малый мастер трепать языком, – и команда полгода не успокоится.

– Да, сэр.

– Так смотрите, мальчик. Накачайте его ромом, что ли. Не дайте ему говорить любой ценой.

– Есть, сэр.

Пейн вышел из каюты вслед за Хорнблауэром.

– Заткните ему рот паклей, – предложил он. – Со связанными руками он ее не вытащит.

– Да. – Хорнблауэр похолодел.

– Я нашел попа, – продолжал Пейн, – но он тоже ирландец, и на его помощь рассчитывать не приходится.

– Да.

– Маккул хитрая бестия. Не сомневаюсь, он все выбросил за борт, прежде чем его схватили.

– Что он собирался делать? – спросил Хорнблауэр.

– Высадиться в Ирландии, затеять новые безобразия. Просто повезло, что он нам попался. А главное – что мы смогли судить его за дезертирство и быстро покончить с этим делом.

– Да.

– Не очень-то надейтесь напоить его, как посоветовал Голубоглазый Билли. Трезвые или пьяные, эти ирландцы всегда готовы болтать. Я вам лучше подсказал.

– Да, – ответил Хорнблауэр, подавляя дрожь.

Он вернулся в камеру смертника, словно еще один приговоренный. Маккул сидел на присланном соломенном матрасе, два капрала не спускали с него глаз.

– Входит палач. – Узник улыбнулся почти непринужденно.

Хорнблауэр очертя голову бросился вперед; он не видел возможности смягчить свои слова.

– Завтра… – начал он.

– Да, завтра?..

– Вы не будете завтра произносить речь.

– Не попрощаюсь с моими соотечественниками?

– Да.

– Вы лишите умирающего законного права?

– У меня приказ, – сказал Хорнблауэр.

– И вы намерены его исполнить?

– Да.

– Можно узнать, каким образом?

– Набью вам пакли в рот, – грубо сказал Хорнблауэр.

Маккул взглянул на его бледное измученное лицо.

– Вы не похожи на идеального исполнителя, – сказал Маккул, и тут его осенила некая мысль. – Допустим, я вас избавлю от затруднений.

– Как?

– Дам слово ничего не говорить.

Хорнблауэр не знал, насколько можно доверять фанатику в последние мгновения перед казнью, но постарался скрыть свои сомнения – видимо, не очень успешно.

– О, вы можете не верить мне на слово, – горько произнес Маккул. – Если хотите, заключим сделку. Вам не придется исполнять ваши обязательства, если я нарушу свои.