Лезгинка по-русски
Шрифт:
Входная дверь, что вела в тамбур, открывалась персональной пластиковой карточкой, имевшей собственный код. Пока полковник входил в тамбур, готовились к открытию те двери, в которые, кроме него и еще нескольких человек, войти не мог никто. В первую очередь компьютер выводил из ниши изометрический замок. Приложенный к замку палец дверь еще не открывал, а только выдвигал объектив, в который следовало посмотреть любым глазом. Компьютер проводил идентификацию по рисунку сетчатки глаза, которая, как известно, еще более индивидуальна, чем отпечатки пальцев. И только такая двойная идентификация давала доступ в лабораторный корпус.
За дверью располагался небольшой холл со шкафчиками для переодевания в лабораторную одежду. В этот холл полковник, как и еще пять старших офицеров лаборатории, мог провести своих гостей. Дальше он уже никого провести не мог, если человек не имел доступа. Но из холла можно было пройти в небольшой конференц-зал, или зал для заседаний, как его называли грузины, – и полковник соглашался, что это более
– Проходите. Я буду через пять минут. Если хотите, вам принесут кофе. Принести?
– Я бы от чая не отказался, – сказал подполковник Мелашвили. – У меня от кофе сердце зажимает…
– Остальным – кофе! – решил за всех американский майор.
Лоренц нажал на стене кнопку переговорного устройства.
– В конференц-зал три кофе и один чай.
– Две минуты, сэр, – ответил кто-то.
– Ждите…
Кивнув, полковник открыл пластиковой карточкой еще одну дверь в стене. И снова попал в тамбур, из которого проходить дальше следовало с вышеописанными процедурами опознавания.
В кабинете полковник, не садясь за стол, включил компьютер, и пока тот загружался, подошел к окну, чтобы осмотреть территорию. Смотреть-то было, по большому счету, не на что, поскольку двор был голым и пустынным, и зеркальная пленка, покрывающая стекло, делала вид сумрачным и унылым. Забор, как его поставили при строительстве, так же ровно и стоял, украшенный поверху, в дополнение к лазерной системе сигнализации, еще и спиральной пружинистой лентой, заменяющей обычную колючую проволоку. При разрезании эта лента начинала раскручиваться с бешеной силой, и сталь, тонкая и острая, как лезвие бритвы, разрезала чуть не пополам любого человека, что оказался бы в этот момент на стене. Угол двора занимал корпус гаража, но со двора туда вела только одна-единственная бронированная дверь, обеспечивающая высшую степень защиты. Без прохождения идентификации ни войти в гараж, ни выйти из него не мог никто. Выездные ворота выходили за пределы базы и тоже были снабжены системами защиты. Кроме того, в гараже находился постоянный пост охраны.
В противоположном углу двора, невидимый из окон полковника Лоренца, стоял одноэтажный корпус казармы. Но там, где находится казарма, всегда должно быть спокойно, потому-то полковник и выбрал для своего кабинета именно угол.
Компьютер загрузился. Сначала Лоренц подключился к камере в конференц-зале, посмотрел, как скучно и молча проводят время приехавшие с ним люди, потом перешел на камеру гостевой комнаты. Там – два офицера: один из них тоже из грузинской специальной службы внешней разведки, Лоренц забыл его фамилию; второй – американец, из агентуры, и потому раньше с Лоренцом не сотрудничавший; и с ними – гражданский, вальяжный и весь заплывший жиром, отчего страдал одышкой. Они молча сидели каждый на отдельном диване. Только один толстяк поглядывал по сторонам и вел себя спокойно, почти по-хозяйски. Офицеры были сосредоточены, словно знали, что за ними наблюдают. А может быть, изображали сосредоточенность друг перед другом, чтобы произвести впечатление, понимая, что если судьба свела их в этой комнате, то дальше они, скорее всего, будут работать вместе… Это тоже бывает. Тем, кто собирается работать вместе с другими, хочется произвести при первой же встрече солидное впечатление.
Только после этого, отключившись от камер, Лоренц набрал логин, пароль и открыл «папку» с предназначенными для него документами, впрочем, хорошо и давно изученными, в том числе и им самим подготовленными, и потому он только мельком пробежал глазами по тексту. Да, все правильно, и дальше откладывать дела не стоит. Пора начинать разворачиваться…
Полковник нажал кнопку переговорного устройства, вделанную в стол, и сказал в микрофон, который был невидим для постороннего глаза и вмонтирован прямо в столешницу:
– Солтон, сгоняй всех в конференц-зал. Я готов.
– Всех, сэр? Научных сотрудников тоже? – переспросил капитан.
– Всех, как я и приказывал. Пусть пока оставят работу. У них будет время наверстать…
Он выключил компьютер, осмотрел свой кабинет, словно проверяя напоследок, все ли здесь на месте и везде ли порядок, и только после этого пошел к лестнице в холл и открыл еще одну дверь, ведущую напрямую в конференц-зал.
– Мое вступительное слово будет коротким, поскольку все вы хорошо знакомы с проблемой, – начал свое выступление полковник Лоренц. – Все вы, здесь собравшиеся – по крайней мере большинство из вас, – знаете, для чего вы приехали сюда, что должны сделать здесь для своей страны и для упрочения ее положения в мире. Мы – люди полностью или частично военные и несем за Соединенные Штаты точно такую же ответственность, какую может нести солдат, воюющий под нашим флагом. В нескольких километрах от нас лежит граница, а по другую ее сторону – обширные пространства, заселенные народами, которые не хотят жить с нами в мире и согласии. Пусть не стало Советского Союза – с этим мы смогли благополучно справиться. Но осталась еще Россия с ядерным потенциалом того же СССР. И это наша постоянная головная боль, вечная угроза миру и демократии. Более того, Россия стремится и к экономическому господству, причем в том мире, на том рынке, где все сферы влияния уже давным-давно поделены, где не слишком будут жаловать новичка. К чему может привести желание одних и нежелание других, объяснять никому не нужно. Политики говорят много лестных слов в адрес друг друга, но мы все понимаем, что такое политика, и понимаем, что, помимо всего этого, существует еще и реальность. Когда говорят о мире, думают о войне. Так, кажется, Бисмарк сказал. И наша обязанность постоянно о ней думать, не допуская усиления потенциального противника. Что это такое – не допускать усиления? А это значит, что ослабление потенциального противника до того, как он окреп, в состоянии обеспечить безопасность нашей с вами стране…
Полковник обвел глазами зал и сам себе удовлетворенно кивнул. Собравшиеся молчали и ждали продолжения:
– Мы наконец-то вышли на завершающий этап своей операции. Завтра привезут недостающее лабораторное оборудование, и мы сможем работать на полную мощность, в разумных пределах совмещая функции исследователей и производителей. Но даже на уже имеющемся оборудовании мы произвели опытные образцы, и сегодня они будут переданы оптовому продавцу, который берется обеспечить нам сбыт. Он сидит здесь, среди вас, и, хотя не знает английского языка, тем не менее знает другое, не менее важное – свою экономическую выгоду. Цены его очень даже устраивают, а наши цели его не касаются. Его трогает, повторяю, только выгода. И потому такое сотрудничество мы расцениваем как перспективное. Российские органы наркоконтроля, как все вы знаете, начинают обучаться работать против поставщиков афганского героина и пытаются выставлять кордоны. Изредка они добиваются успеха. Мы исследовали этот вариант в качестве основного инструмента операции и нашли его излишне дорогостоящим для наших налогоплательщиков и рискованным для нас, потому что в такой работе замешано слишком много посторонних сил, не слишком хорошо относящихся к Соединенным Штатам. Я имею в виду, как вы понимаете, талибов, которые контролируют большинство путей транспортировки героина внутри Афганистана. Потому мы вынуждены были искать собственный путь, и такой путь нашелся. И именно поэтому все мы собрались здесь. На этом я свое короткое выступление завершаю и предоставляю слово подполковнику Спрингфилду, нашему крупнейшему специалисту в области токсикологической химии. Кто еще не знает, могу сообщить, что он официально утвержден научным руководителем проекта «Хиросима». Итак, Джефф, прошу вас… Можете не вставать.
Сухощавый и молчаливый, мягкий в общении и обладающий манерой говорить весомо и внушительно, хотя и негромко, профессор Джефферсон Спрингфилд положил обе руки на папку с какими-то документами, что привез с собой, но не раскрыл ее, потому что содержание своих бумаг и без того знал хорошо.
– Я, господа, постараюсь быть не более многословным, чем полковник, или даже более кратким. Итак, сразу обозначаю нашу задачу. Мы находимся здесь, в горах Грузии, с тем, чтобы не только наладить производство синтетического наркотика фенциклидина, но и выработать наиболее простые и дешевые способы его производства, – вплоть до того, чтобы научить людей, знающих только основы химии, производить его на кухне собственной квартиры. Существующие на сегодняшний день технологии производства все же требуют лабораторного подхода, и нам следует их максимально упростить. При этом нас не должна волновать потеря качества и чистоты препарата. Чем он будет примитивнее, тем хуже для тех, кто станет его применять. Мои коллеги, которых здесь большинство, прекрасно знают, что такое фенциклидин. Я объясню только для военных, которые вовсе не обязательно знакомы с этим веществом. Этот препарат избирательно воздействует на зрительные центры головного мозга. За счет увеличения спектральной чувствительности глаза человек после принятия наркотика вдруг начинает видеть даже в полной темноте. При повторном применении появляются зрительные галлюцинации. Длительное и постоянное применение фенциклидина может доводить человека до экстатического состояния. Еще одна важная особенность наркотика – угнетающее подавление силы воли. После принятия даже минимальной дозы человек уже не в силах сопротивляться внушению. А таковое, как мы все знаем, обрушивается на него с разных сторон через газеты, радио, телевидение, Интернет и так далее.
Но все наши усилия были бы бесполезными, если бы мы просто производили здесь фенциклидин и пытались реализовать его, пусть и по самым бросовым ценам. Мы, во-первых, просто не в состоянии произвести его столько, сколько требуется для выполнения поставленной задачи. А, во-вторых, этот процесс постепенно перешел бы в аналог распространения героина, и все… И опять соответствующие спецслужбы успешно или неуспешно боролись бы с этим явлением, а наши усилия проросли бы минимальными результатами. Но планы у нас другие, и не случайно операция называется так – «Хиросима». Россия должна получить удар точно такой же силы, если не более мощный, как и взрывы атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки, отразившиеся на здоровье многих поколений японцев; точно так же работа нашей лаборатории должна отразиться на здоровье жителей России.