Лезвие бритвы (илл.: Н.Гришин)
Шрифт:
– Нет, аналогия здесь не годится, – серьезно ответил Гирин. – Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных «теорий», ложных гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих барьеры и фильтры в этих отраслях биологий и медицины. На Западе опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди невежественных людей миллионы последователей, фанатиков – иначе их трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к
– И вы не хотите стать таким пророком? – спросил Селезнев.
– Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!
– Что ж, отчасти вы правы! – согласился Андреев. – Мы еще не научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой лжи.
– Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! – возразил аспирант-кристаллограф.
– Нет, наука, но... так сказать, низшего уровня, принимаемая за высший. У нас в геологии пошло много таких, например, работ. Молодой и честолюбивый начинающий исследователь, попав в какой-нибудь новый район, делает там наблюдение, противоречащее, скажем, моим выводам. Немедля публикуется статья, где он пишет, что поскольку его наблюдение противоречит Андрееву, то все заключения Андреева о том и том-то неверны. Это подхватывается, цитируется, и никому из торопыг невдомек, что андреевские выводы сделаны на материале несравненно более широком. Если уж меня опровергать, то только на основании такого же, если не большего, числа наблюдений. А то мало толку для науки. Куда как полезнее просто опубликовать свое маленькое наблюдение и честно сказать, что случай, пока единичный, противоречит схеме Андреева, но надо накопить еще много подобного материала.
– Хочется стать поскорее большим ученым, – рассмеялся аспирант. – По-моему, еще хуже, когда выдумывают свою схему и начинают подгонять под нее факты, искажая, обманывая и передергивая. Своих научных противников они всячески шельмуют, обливают грязью, обвиняют в тупоумии и подлогах...
– А знают ли уважаемые граждане, молодые и постарше, – вдруг поднялась со своего места Рита, – что сегодня нашему высокочтимому мастеру пяти видов спорта Симе Металиной исполняется ...надцать лет, следовательно – день рождения?
– Ого! Сколько, сколько? – послышались веселые возгласы.
– Я же сказала ...надцать. Так же, как и всем женщинам после девят... надцати лет. Сима, милая, я знаю, как мне достанется, но я не смогла устоять перед искушением сделать тебе сюрприз. Мы его давно готовили!
– Кто – мы? – спросил Андреев.
– Ну, скажем, ученицы Симы и, скажем, их мальчики, потому что без мужской техники, увы, не обойтись.
В длинной и узкой, неудобной комнате Андреева уже хлопотали двое молодых людей из Ритиного «отряда». Один налаживал узкопленочный кинопроектор, а другой в позе часового стоял у раскрытого и выключенного магнитофона.
– Это, может быть, и сюрприз, но не вижу подарка! – воскликнул Андреев.
– Подарок – здесь! – Рита коснулась проектора. – Да успокойся же, папа, сейчас все объяснится. Прошу занимать места. Тушите свет! Геннадий, действуй!
Под легкий стрекот аппарата на дальней стене комнаты пошли кадры выступлений Симы, заснятые любителями или добытые из кинохроники. Началось с художественной гимнастики. Она уступила место фигурному катанию. Сима исполнила ритмический танец на льду под веселую восточную мелодию «Абдуллы»,
И опять загорелись искусственные светильники под потолком громадного гимнастического зала. Сима была заснята на особом снаряде, вроде сближенных параллельных брусьев. Она легла грудью поверх брусьев. Медленно выгибаясь, Сима высоко подняла ноги, пригнула к ним голову и так же медленно, без видимого усилия, развела ноги «шпагатом». Левая нога пальцами коснулась конца брусьев, а правая вытянулась далеко вперед над головой. Согнув спину еще сильнее, почти в кольцо, Сима подняла руки и обхватила ими щиколотку правой ноги. Зрители не удержались от аплодисментов. Как бы спугнутый ими, погас экран – короткий самодельный фильм кончился.
Едва зажгли свет, как все глаза, естественно, обратились на Симу, и щеки ее запылали.
– Доволен ли халиф подарком своего раба? – шутливо склонилась перед ней Рита.
– Если бы ты показала это у меня дома. Разве не свинство такое обнародование врасплох? Беззастенчивая реклама подруги!..
– Поверьте, Серафима Юрьевна, что вы не нуждаетесь в рекламе, – вмешался Андреев, – а фильм, право же, интересен. Следовательно, мы все получили большое удовольствие, за что спасибо вам и Ритке.
– И верно, от сердца спасибо! – пробрался к Симе и потряс ее руку Селезнев. – Никогда я не думал, что женская стать может так за душу трогать! До чего хороши могут быть бабенки... хм... женщины, девушки. Это я понял, еще когда Ирина переменилась, а ведь науки вашей прошла всего месяц.
– Ну, Ирина с природными способностями!
– Клянется, что жива не будет, если не приедет, когда заработает отпуск подольше.
– Верно, отец! – Ирина скользнула к Симе, обнимая ее за талию, и, несмотря на крепкое сложение и семисантиметровые шпильки, гимнастка показалась совсем небольшой рядом с высокой, статной, как королева, сибирячкой.
– А теперь очередь за Иваном Родионовичем! – объявила Рита, пока гости рассаживались и передавали друг другу чашки.
– Ишь ты, Гирин им расскажи, Сима покажи! – с шутливой ревностью вскричал профессор. – А почему же приключения Андреева забыты? Надоели, что ли? Да и тебе, Иннокентий Ефимыч, есть о чем порассказать!
– Не то говоришь, Кириллыч, – серьезно возразил охотник, – мы с тобой, как бы это сказать... сами от себя. А Иван Родионыч объясняет, почему мы такие, а не этакие, и как стать лучше. Я вон до скольких лет дожил, а не подозревал, что может быть такая наука и так уже много знают о человеке. Как же может быть не интересно?
Гирин поднялся, прошелся вдоль стены.
– Мы привыкли к меняющейся и совершенствующейся технике. Пожалуй, нам показалось бы тоскливо без ежегодных научных открытий, поражающих, наше воображение.
Нарастание открытий, темпов развития науки, а за ней и техники идет, как сказал бы инженер, по экспоненциальной кривой. Мне, человеку образного, а не абстрактного мышления, развитие нашей научно-технической цивилизации представляется валом, вздымающимся над нашими головами на гигантскую, почти зловещую высоту. Зловещую – это, пожалуй, сильно сказано, но передает опасение, что психика человека не подготовлена к таким темпам и мы еще ничего не сделали для этой подготовки.