Лгуны или фантазеры. Правда о детской лжи
Шрифт:
Неприкрытая ложь подрывает и уничтожает близость между людьми. Так возникает недоверие, разрушающее любые отношения. Родители не могут полноценно исполнять свою роль, защищать детей, советовать им что-то, руководить ими, если получают от них неверную или недостоверную информацию. Однако мы все знаем, что иногда наши дети говорят нам неправду. В конце концов, многие из нас могут вспомнить, что тоже обманывали своих родителей.
Что же нам, родителям, делать в такой ситуации? Как сохранять доверие и побуждать детей говорить правду, при этом не вторгаясь грубо в их мир, предоставляя им право на личное пространство и самостоятельность, когда они растут? Нельзя считать любую ложь тяжким преступлением, но не стоит и поощрять ее, не обращая внимания на то, что нам говорят неправду. Мы не хотим стать легкой мишенью для детской лжи, но и не должны терять доверие к детям настолько, чтобы всякий раз подозревать их в чем-то, вместо того чтобы доверять им.
Это очень сложные вопросы, и простых ответов на них нет. Хотя ложь — весьма распространенное явление, мало кто серьезно занимался ее изучением. Очень немногие на самом деле задумывались о том, что такое ложь, почему и когда она возникает. Большинство из нас лгут гораздо чаще, чем нам самим кажется, и мы редко задумываемся о том, как это сказывается на наших детях. Как правило, родители совершенно не готовы к тому, чтобы впервые в жизни осознать, что ребенок обманул их.
Я профессионально исследую феномен лжи более 20 лет, но мне было нелегко столкнуться с ней лично в качестве родителя. Я изучал, как врут друг другу врач и пациент, муж и жена, кандидат на должность и его начальник, преступник и полицейский, судья и свидетель, разведчик и контрразведчик, политик и избиратель, но лишь недавно задумался о лжи между родителями и детьми. Раньше я стремился найти ключевые моменты предательства, признаки того, что человек говорит неправду, которые заметны по выражению его лица, языку тела или голосу. На основе тщательного анализа тысяч часов видеозаписей собеседований с участием взрослых людей я разработал теорию, объясняющую, какие бывают разновидности лжи, почему какая-то ложь приносит результаты, а какая-то — нет, почему ложь — это всегда плохо.
Особенно меня заинтересовал феномен детской лжи после того, как была опубликована моя книга «Психология лжи». Я часто выступал на радио и по телевидению, рассказывая о лжи, и родители забросали меня вопросами, на многие из которых я сумел ответить. Их вопросы наводили на размышления, а в голосах родителей звучало сильное беспокойство и еще более сильное отчаяние и растерянность. С этими вопросами столкнулся и я, став родителем. И после того, как мне пришлось самому бессильно барахтаться в поисках ответов на них, я отправился в библиотеку и прочитал все, что смог найти, на тему отношений родителей и детей. К моему изумлению, о детской лжи в этих книгах было не более пары страниц. Я не нашел ни одной книги, полностью посвященной детям и лжи, и ни одного научного исследования или научно-популярного издания на эту тему за последние 50 лет.
Эта тема иногда затрагивается в научных публикациях (в специализированных журналах), но с учетом того, как важен данный аспект семейной жизни, этого совершенно недостаточно. Мне удалось обнаружить некоторые ответы на мои вопросы в научной литературе, но никто не смог создать целостного представления о том, как же должны поступать в родители в интересующих меня ситуациях.
Чтобы заполнить пробелы в знаниях, мы с коллегой Морин О'Салливан, профессором психологии в Университете Сан-Франциско, провели собеседования примерно с 65 детьми в местной школе. Я также опросил более 50 родителей и почти всех моих друзей и коллег, у которых есть дети.
Большая часть исследований детской лжи строится на том, что рассказывают учителя и родители. А мне было интересно, что скажут дети. В особенности мне хотелось задать им вопрос: «Почему ты врешь?» У меня была цель — создать для них ситуацию морального выбора (им предоставлялась возможность солгать) и узнать их мнение на этот счет. Мне нужно было понять их отношение ко лжи во имя защиты другого человека и к вранью из солидарности со сверстниками. Я также хотел выяснить, в каком возрасте, по их мнению, они могли соврать и избежать наказания за это.
Было очень увлекательно работать с детьми с глазу на глаз. Большинство из них поначалу удивлялись. Никто и никогда раньше не расспрашивал их о том, как они врут, в обстановке, которая гарантировала полную анонимность и то, что рос ни в чем не упрекнут и не осудят. Тем не менее хоть я заверил их, что никто не узнает, вето они (я показывал им на ноутбуке, как буду записывать результаты собеседования, кодируя ответы под номером вместо имени), я все еще не был полностью убежден в том, что они были абсолютно откровенны и не подвергали свои ответы «цензуре». Но они относительно неплохо шли на контакт со мной (учитывая тот факт, что они рассказывали чужому взрослому человеку нечто такое, за что их точно наказали бы собственные родители).
Это был не первый случай, когда я привлекал детей в качестве испытуемых. Я работал школьным психологом, а также проводил курсы психотерапии с детьми, страдавшими неврозами и шизофренией. В 1967 году я проводил опрос среди детей в Новой Гвинее в рамках университетского исследования, касающегося выражения лиц людей. В начале 1970-х годов я вместе с группой других социологов в течение года по поручению руководителя Федеральной службы здравоохранения США проводил исследования по выявлению влияния на детей сцен насилия в телепередачах.
Работая над этой книгой, я опирался на свой более чем 20-летний опыт изучения лжи как отдельного явления, на собственные выводы, обобщения и результаты сопоставления научных исследований, которые я смог найти, на наши собеседования, восполнившие пробелы в знаниях на эту тему и обогатившие нас информацией для дальнейших размышлений, а также на свой родительский опыт. Эту книгу я написал для таких же родителей, как и я сам. А также для моих коллег-ученых, которых я надеюсь подтолкнуть к дальнейшим исследованиям детской лжи.
Это книга для семейного чтения, которую семья написала для других семей. Все члены моей семьи приложили к ней руку. В каком-то смысле мы — типичная семья, в каком-то смысле мы отличаемся от других.
Мэри Энн Мэйсон Экман и я — работающие родители, ей за 40, мне за 50. Для нас обоих это не первый брак. Отец Тома погиб, когда мальчику было 8 лет, два года спустя мы с Мэри Энн поженились. В том же году у нас родилась дочь Ева. Сейчас ей 8 лет.
У нас беспокойная жизнь, что характерно для многих семей. Поскольку мы уже не так молоды и наша карьера сложилась, мы не столь заняты работой и можем больше времени посвящать детям. И Мэри Энн, и я еще в молодости пережили всяческие жизненные коллизии в личном, культурном и политическом смысле, а теперь вернулись к традиционным семейным ценностям. Семья — вот что нас волнует в первую очередь, а работа у нас на втором месте. Мы редко работаем по ночам и еще реже — в выходные. Мы оба одинаково заботимся о детях. Совместно воспитывая наших детей, я полагаюсь на здравый смысл Мэри Энн, который превосходит мой собственный. Она не всегда бывает права (а кто всегда прав?), но у нее всегда есть своя точка зрения на происходящее.
Что касается дисциплины, можно сказать, что наши стили поведения дополняют друг друга. Мэри Энн более снисходительна, я придерживаюсь традиционной точки зрения. Но иногда мы меняемся ролями. Как это обычно бывает у матерей и дочерей, Мэри Энн более строго обращается с Евой, а я как отец более суров с Томом. Никто из нас не применяет к детям физического наказания. В целом у нас царит гармония.
Что касается лжи, за последние несколько лет мы кардинально изменили свою точку зрения. Мы стали более осторожны и осмотрительны в отношении того, как учить детей говорить правду.