Либертарианство: История, принципы, политика
Шрифт:
Демонтаж государства всеобщего благосостояния будет сложной экономической и политической проблемой, но все больше и больше людей — в США и в других странах — признают, что большое государство западного типа переживает замедленный вариант краха, покончившего с коммунистической системой.
В начале 1970-х годов экономический рост в США и Европе очень сильно замедлился. Объяснения этому давались самые разные; наиболее неоспоримое, по моему мнению, заключается в том, что десятилетием ранее неимоверно возросло бремя налогов и государственного регулирования. Количество страниц в Federal Register, где публикуются новые акты государственного регулирования, с 1957 по 1967 год увеличилось в два раза и еще в три раза с 1970 по 1975 год. Еще сильнее страдает Великобритания, где налоги выше, чем в США, и где в целом больше социализма. В XIX веке это была самая богатая держава мира, но к 70-м годам XX века ее экономическая стагнация и недовольство населения
Эти проблемы привели к избранию Маргарет Тэтчер премьер-министром Великобритании в 1979 году и Рональда Рейгана президентом США в 1980-м. Тэтчер и Рейган отличались от предыдущих лидеров своих партий. Вместо того чтобы управлять государством всеобщего благосостояния немного эффективнее, чем лейбористская или демократическая партии, они пообещали отказаться от социализма в Британии и высоких налогов в США. Их программы ни в коем случае нельзя назвать последовательно либертарианскими, но избрание этих лидеров показало, что избиратели были недовольны экономическим бременем большого правительства.
К сожалению, и Рейган, и Тэтчер, несмотря на продолжительное пребывание у власти, сделали для замедления роста государства всеобщего благосостояния не так уж много. Да, конечно, Тэтчер приватизировала немало национализированных предприятий, включая British Airways, телефонную компанию, государственное жилищное строительство и автомобильную компанию Jaguar. Но она оставила в неприкосновенности систему субсидий, выплачивавшихся среднему классу, и доля государственных расходов в ВНП не была снижена. Можно утверждать, что в экономической сфере Рейган добился еще меньшего. Он сократил ставки подоходного налога, но затем поднял налоги на заработную плату в целях сохранения краеугольного камня государства всеобщего благосостояния — системы социального страхования. Доля национального дохода, приходящаяся на государственные трансфертные платежи, продолжала расти.
В 1980-е годы были основания ожидать, что страна столкнется с банкротством государства всеобщего благосостояния, до того как станет возможной реформа. Но наиболее разительным оказался успех не Тэтчер в Британии или Рейгана в Америке, а Новой Зеландии, где у корпоративистского и патерналистского государства всеобщего благосостояния кончились деньги. По иронии судьбы именно лейбористское правительство премьер-министра Дэвида Ланджа и министра финансов Роджера Дугласа ликвидировало таможенные пошлины, создававшие тепличные условия для бизнеса, снизило налоги, урезало социальные пособия для среднего класса и рассматривало такие идеи, как ваучерная система оплаты обучения, позволяющая родителям самостоятельно выбирать школу для ребенка. Во всемирном рейтинге экономической свободы Новая Зеландия взлетела с мрачных 4,9 балла из 10 в 1985 году до 9,1 к 1995 году, заняв третье место в мире. Чили и Аргентина, два других особенно расточительных государства всеобщего благосостояния, также достигли дна и осуществили масштабные реформы в 1990-х годах. Как и в Новой Зеландии, реформы в Аргентине пришли с неожиданной стороны — их начал президент Карлос Менем, принадлежавший к перонистской партии, которая в 1940-1970-е реализовывала популярные программы социального обеспечения, превратившие Аргентину из одной из богатейших в мире стран в бедную страну с государством-банкротом.
Неспособность западных государств выполнить свои обещания и обеспечить процветание, безопасность и социальную справедливость вкупе с безуспешными попытками реформ привела во всех странах Запада к глубокому разочарованию в политиках. Историк Пол Джонсон писал в своей книге “Современность”:
Разочарование в социализме и других формах коллективизма… всего лишь один аспект куда более значительной потери доверия к государству как надежному и стремящемуся к всеобщему благу институту власти. В XX веке государство было тем институтом, который разросся больше других, одновременно став самым большим провалом века…И если во времена Версальского договора в 1919 г. большинство образованных людей верило, что разросшееся государство может увеличить общую сумму человеческого счастья, то к 1990 г. в это не верил никто, кроме незначительной, непрерывно сокращающейся и морально раздавленной группы фанатиков… Эксперимент ставился бессчетное число раз и практически во всех случаях провалился. Государство оказалось прожорливым транжирой, не имеющим себе равных растратчиком ресурсов. Кроме того, (в XX веке) государство стало самым ненасытным убийцей за всю историю человечества.
К 1990-м годам во всех крупных западных странах произошло беспрецедентное падение популярности политиков. Можно утверждать, что в США на всех президентских выборах с 1968 года избиратели голосовали за кандидата, с которым связывали наибольшие надежды на уменьшение роли государства. Однако самое большое и самое громоздкое правительство в человеческой истории оказалось невосприимчивым к желанию общества подсократить его размеры и могущество. Заметьте, я, естественно, не утверждаю, что правительство США является самым большим тираном на свете. Однако я думаю, можно без преувеличения сказать, что правительство США контролирует больше ресурсов, распределяет больше помощи и издает больше правил и нормативных актов, чем любое другое правительство в мире. К 1993 году разочарование общества со всей очевидностью было зафиксировано социологическими опросами. Институт Гэллапа проводит регулярные опросы общественного мнения о доверии федеральному правительству. С середины 1960-х годов этот показатель неуклонно снижается. Неудивительно, что самого низкого, как казалось, уровня он достиг в 1974 году, в конце провального президентства Ричарда Никсона. Затем он немного вырос, но за последний год неумелой администрации Джимми Картера (1980) упал еще ниже. Доверие федеральному правительству выросло на волне первоначального энтузиазма, связанного с обещанной Рональдом Рейганом революцией, но затем продолжило свое падение, пока не достигло самого низкого уровня за все время проведения опросов в январе 1993-го, когда пост президента занял Билл Клинтон. Никогда прежде доверие общества правительству не было таким низким в самом начале президентского срока. Стоит ли удивляться, что общество без энтузиазма встретило предложенную Клинтоном амбициозную программу правительственного активизма: повышение налогов, программа стимулирования экономики, создание национальной молодежной службы и, конечно, его грандиозный план фактической национализации медицинского обслуживания.
Результаты другого опроса подтвердили охлаждение общества к правительству. При ответе на вопрос: “Что вы предпочитаете, более компактное правительство, предоставляющее меньше услуг, или большое правительство, предоставляющее большое количество услуг?”, процент высказавшихся в пользу “более компактного правительства” увеличился с 49 процентов в 1984 году до 60 в 1993-м и до 68 процентов в 1995-м. (Заметьте, этот вопрос даже не напоминал, что больше услуг означает больше налогов.) Другой постоянно задаваемый в этих исследованиях вопрос звучал так: “Как часто вы считаете, что правительство в Вашингтоне поступает правильно?” В 1964 году 14 процентов ответили “всегда” и 62 процента — “чаще всего”. К 1994 году ответ “всегда” практически исчез, а доля ответов “чаще всего” упала до 14 процентов. Доля варианта “лишь иногда” возросла с 22 до 73 процентов, а 9 процентов респондентов предложили ответ “никогда”. Принимая все это во внимание, неудивительно, что к середине 1995 года число избирателей, выступающих за создание третьей партии, выросло до 62 процентов.
Майкл Ледин из Американского института предпринимательства утверждает: во время “холодной войны” избиратели на Западе считали, что они должны поддерживать свой правящий класс, дабы избежать гораздо более худшей участи. Но в 1990-х годах “внешняя угроза исчезла, и люди готовы востребовать обратно контроль над своей судьбой”.
Эти люди понимают, по крайней мере интуитивно, что век политики не сдержал своих обещаний. Они готовы к встрече с политической философией и политическим движением, которые смогут объяснить, почему политика потерпела неудачу и чем ее можно заменить.
Проблемам, связанным с государственным принуждением, и либертарианской альтернативе этому принуждению посвящена значительная часть этой книги. Здесь мы ограничимся лишь кратким введением. США поражены болезнью, диагноз которой одинаков во всем мире: слишком много государства. Чем больше государство, тем масштабнее провал — для всех очевиден крах последовательно проведенной в жизнь политики государственного социализма. Как неустанно предупреждали либертарианцы на всем протяжении XX века, социализм и все остальные попытки заменить индивидуальные решения распоряжениями государства отнимали свободу и подавляли достоинство личности — то, ради чего в западной цивилизации велось столько битв. Кроме того, социализм сталкивался с рядом непреодолимых политических и экономических проблем:
• проблема тоталитаризма — непреодолимый соблазн злоупотребления властью, сконцентрированной в такой высокой степени;
• проблема стимулов — отсутствие стимулов усердно и эффективно работать;
• проблема расчета — неспособность социалистической системы, не имеющей системы цен и рынков, распределить ресурсы в соответствии с предпочтениями потребителей.
Десятилетиями либертарианские экономисты, такие, как Фридрих Хайек и Людвиг фон Мизес, не уставали повторять, что социализм просто не может работать, не может эффективно использовать ресурсы и знания великого общества для обслуживания потребителей. И десятилетиями социал-демократы на Западе отклоняли эти заявления, утверждая, что советский коммунизм не просто худо-бедно существует, а что его экономика растет быстрее, чем экономики стран Запада.