Лица

— Сделайте меня красивой.

Доктор Евгения Сареева изучала сидящую перед ней женщину. Узкая в кости, хорошо сложенная, тип, который меньше других сохраняет шрамы. В шелках от Келвина Клайна [1] , жена сенатора сидела не сгибаясь, с прямой спиной, положив ногу на ногу — левая ступня быстро подергивалась вверх и вниз.

— Мой муж… — начала она и, прикусив нижнюю губу, пробормотала: — Я должна его вернуть. Или по крайней мере расквитаться.

— Вы очень привлекательная женщина, миссис Баретт, — возразила врач.

— Подтяжку лица. Пожалуйста. Я заплачу сколько угодно. Сделайте меня сногсшибательной.

— Вам она вовсе не требуется. Эффект от подтяжки едва ли будет заметен, — сказала Жени Сареева. — Просто вы будете выглядеть хорошо отдохнувшей.

— Не может быть, чтобы это оказалось и все.

— Но это на самом деле и все.

— Мне сорок два, — в голосе Эвелин Баретт послышалась истерическая нотка. — Вы должны что-нибудь сделать!

Искушенным взглядом Жени скользнула по ее чертам и овалу лица. Никаких явных изъянов, которые бы требовали хирургического вмешательства.

— Если бы я согласилась оперировать, то воспользовалась бы вашим нынешним состоянием. Но в чем бы ни заключались ваши проблемы, они не в вашей физической внешности, — почему люди думают, что их внутренний мир можно изменить извне?

— Кто вы такая, чтобы говорить мне это? — Эвелин Баретт подалась на стуле вперед, и теперь в ее голосе прозвучала угроза. — Вы примерно моего возраста, но посмотрите на себя — вы красавица, в вас есть все, что надо…

— Подождите. Зачем себя сравнивать с кем-то другим? Мы говорим о вас.

Эвелин отчаянно хотелось броситься на врача, но она продолжала только пронзительно спорить:

— Я могу себе это позволить. Вы из лучших. Одна из нас. Принадлежите нашему кругу. У вас нет причин мне отказывать. Иначе я пойду к кому-нибудь еще.

— Остановить я вас не могу и уверена, вы найдете кого-то, кто пожелает забрать ваши деньги. Но это моя профессия. Я в этом разбираюсь. Я врач, а не механик по телу. И какая бы у меня не была репутация, я обязана ей тем, что знаю, когда оперировать надо, а когда нет, — Жени почувствовала, как гнев подступает к горлу. Костяшки сжатых в кулак рук побелели. Она глубоко вздохнула и разжала кулаки: женщина пришла за помощью, а не для того, чтобы выслушивать ее лекцию.

— Извините, — снова начала она. — Я не считаю, что пластическая операция сможет вам помочь.

— Есть много других хирургов.

Жени почувствовала, несмотря на ее обычную сдержанность, гнев снова вспыхивает в ней.

— Так и идите к ним. Я не мясник, чтобы меня нанимать.

— Мне хотелось волшебства, — тихо проговорила Эвелин Баретт. — Надеялась, вы махнете палочкой и сделаете меня красивой. И снова счастливой.

Жени узнала знакомую надежду.

— Словно Золушку. Если бы я это могла, мне не нужен был бы скальпель, — она поднялась. — И у меня была бы другая профессия.

Проводила пациентку до двери, медленно вернулась к своему столу. «Нужно было отменить сегодня послеобеденный прием», — подумала она. Завтрашняя операция занимала все ее мысли, лишала профессиональной выдержки.

Эвелин Баретт мечтала об операции. Но за годы работы в клинике у Жени было бесчисленное множество таких пациенток. «И все же я слишком вспылила. Нужно успокоиться», — уговаривала себя доктор Сареева.

Завтра она осуществит свою мечту. А сегодня у нее еще есть пациентки, которых надо принять.

Следующая пациентка появилась сквозь раздвижную панель — специальное устройство, чтобы защитить звезд и сверхзвезд — клиенток Жени — от идущих по их следу ищеек-репортеров. Знаменитости проходили сквозь тайный вход и по лабиринту коридоров поднимались в кабинет, из гаража в подвале.

Важной походкой, ставшей его привычкой из-за ведущей роли в самом популярном телесериале, в кабинет вошел Чет Амор. А рядом — пациентка Жени — его любовница, в течение уже десяти лет.

За шесть недель до этого Джон Дарвин перенес хирургическую операцию по изменению пола, после почти восемнадцати месяцев лечения гормонами. Стероиды сгладили его черты, способствовали росту груди, уменьшили волосяной покров. Хирурги убрали пенис и заменили его влагалищем. И теперь, уже как Джейн, она пришла обсудить пластическую операцию, завершающую превращение.

— Я стала женщиной, и очень счастлива, — сказала она врачу. — Но я хочу быть привлекательной женщиной.

Жени изучила ее лицо и опустила взгляд на грудь. Она была небольшой, как у юной девушки.

Джейн Дарвин улыбнулась:

— Не это. Никаких присадок. Не хочу ничего постороннего в своем теле. Достаточно было стероидов. Думаю, неплохо выглядеть как манекенщица. Это значит, я смогу появляться без верха, если такая мода когда-нибудь вернется. Проблема, доктор, с моим носом.

Жени была согласна, но неосторожно спросила:

— А почему вы теперь хотите его изменить? Ведь такой нос у вас был всегда.

— Но сама я уже не та, что была. Когда я была мужчиной, я не любила своего тела и не задумывалась об его исправлении. Но теперь я женщина. Если мой нос будет тоньше, не таким мясистым здесь, на кончике, лицо покажется гармоничным.

— Да, — подтвердила Жени и взглянула на Чета Амора. — Я так понимаю, что вы это уже обсудили между собой?

Джейн кивнула.

— Да Чет меня поддерживает. Сколько себя помню, я всегда чувствовала себя девочкой, по ошибке втиснутой в мальчишеское тело. Конечно, я хочу угодить Чету, но не изменением внешности. В тридцать лет я наконец выгляжу сама собой.

— Я любил Джона, — вмешался Чет. — Я был против вначале, когда он решил изменить пол.

— А почему? — удивилась Жени.

Мужчина пожал плечами:

— Наверное, из эгоизма. Я хотел, чтобы он оставался таким, каким был, когда мы встретились — подростком, глядящим на меня снизу вверх и заставляющим почувствовать мою значимость. Я хотел, чтобы его «секрет» был чем-то таким, о чем знали только мы двое. И я думаю, что боялся этого. К врачу мы отправились вместе. Я понял, что его уязвимость нужна мне, чтобы защитить от моей собственной. Я любил Джона, — повторил он, но, быть может, Джейн я люблю еще сильнее, — он подмигнул своей спутнице и коснулся ее запястья кончиками пальцев.