Лицей послушных жен (сборник)
Шрифт:
Я осталась одна в вечернем саду.
Ноги понесли меня в ту сторону, где был вход в Бальный зал.
Музыка больше не звучала.
Наверное, настало время общения и показа курсантками своих способностей – пения, декламации, демонстрации своих картин, вышивок и так далее.
Я спряталась за деревом вблизи беседки и выжидала, когда пройдет минут пять-десять после того, как мы разошлись: у нас была договоренность, кто возвращается в дортуар первой, а кто последней. Мне нужно было выдержать
К беседке начали выходить оркестранты. Там для них всегда выставляли подносы с бутербродами и напитками.
Не скажу, что я не испугалась, когда они пошли в мою сторону. Но я знала: дальше беседки не зайдут!
Так и произошло. Музыканты шумной стайкой окружили стол с угощением. Я не удивилась, когда они начали есть прямо руками, не протерев их влажными салфетками, лежавшими также на столе.
Я закрыла уши руками. Нам категорически запрещалось слушать то, что говорят стриты. Видишь стрита – закрой уши!
И вот тут-то случился настоящий кошмар: один из них пошел прямо к тому дереву, за которым стояла я.
Остановился, вдыхая аромат вечернего сада, и достал сигарету. Курение на территории ЛПЖ было категорически запрещено!
От возмущения я даже высунулась из-за дерева, и первое, что заметила в свете спички, – забинтованное запястье! Саксофон!
Но чего стоит мое удивление и возмущение в сравнении со следующей ситуацией: он заметил меня! Даже бросил растерянное:
– Здравствуйте…
Видимо, не ожидал увидеть в тени живого человека.
Я должна была закричать, подать знак охране, вызвать госпожу Директрису.
Но я этого не сделала!
Меня зацепило. Я стояла и смотрела на него, как на хищного зверя, неожиданно вышедшего навстречу.
Он тоже молча рассматривал меня. А потом улыбнулся и сказал:
– Вы тоже живете в этом шапито?
Я так и знала!
Стриты – наши заклятые враги, ничего хорошего, учтивого и благовоспитанного от них не жди! Я не знала, как на это реагировать. Сбежать? Но мои ноги стали бамбуком, который вмиг пустил глубокие побеги в землю, а язык распух и прилип к гортани.
– А… Ну конечно… – произнес Саксофон. – Вы к тому же еще и немые!
И улыбнулся.
У меня закружилась голова. Перед глазами плыло его лицо – молодое и дерзкое, наглое выражение которого никак не вязалось с изысканным фраком и белой манишкой.
Я чихнула, так как впервые услышала запах табака, и произнесла, еле ворочая пересохшим языком во рту:
– У нас не курят…
– Ох, извините, – издевательским тоном сказал он и добавил: – У вас не курят, не какают, не ругаются, не употребляют алкогольных напитков.
После этих грубых слов меня затрясло так, словно я сидела на электрическом стуле.
Какой ужас!
Я почти потеряла сознание. И мои ноги-стволы вмиг скосило острым лезвием. Я начала медленно оседать на землю.
Он еле успел подхватить меня.
Лучше бы он этого не делал! Мне стало плохо: впервые в жизни я почувствовала на себе чужие прикосновения и содрогнулась от ужаса и отвращения!
– О! Ты легкая, как колибри, – продолжал издеваться он. – Наверное, питаетесь тут одним нектаром?
Вот он – тот ужасный мир, от которого нас предостерегали учителя и воспитатели.
Господи, зачем это мне?! Что теперь делать?
Кричать я не могла. Рот наполнился слюной, как будто меня вот-вот стошнит.
Я готовилась распрощаться с миром и понимала, что это точка невозврата, за которой начинается моя трагедия: теперь я опорочена!
Чужими руками.
Чужим запахом.
Чужим взглядом.
Обесчещена.
И если я сейчас закричу – о моем позоре узнают все!
Теперь у меня есть ужасный шанс остаться здесь на веки вечные уборщицей туалетов, как та женщина, на могилу которой мы плюем!
– Какой запуганный зверек… – выдохнул он мне прямо в лицо. – Бедняжка…
И тут случилось самое последнее, самое мерзкое, что только может случиться с нами: он приблизил свое лицо к моему и что-то теплое, влажное, требовательное мягко обволокло мой рот, втягивая меня в себя – всю.
Я закрыла глаза, в молитве проговаривая пункты нашего Устава – благодарность… уважение… послушание… молчание… терпение…
Ждала, когда наконец этот удав проглотит меня и я исчезну в его пасти, чтобы ничего больше не чувствовать.
Но он не проглотил.
Отстранился, рассматривая меня. Вздохнул. Наверное, я имела жалкий вид.
– Ну прости… – сказал он. – Жаль, что ты такая красивая и что ты здесь.
Я стояла перед ним как дерево. Кажется, на мне дрожал каждый волосок. Потом он сказал:
– Слушай-ка… Как придешь в себя, приходи к вашим чертовым воротам – в двадцати шагах от левой створки. Я заметил – там есть дырка. Буду ждать там каждый вечер. У меня есть мотоцикл – поедем, покажу тебе жизнь! Придешь?
Не очень хорошо понимая смысл его слов, я просто затрясла головой: нет, нет, нет.
Наконец у меня хватило сил оттолкнуть его.
Я повернулась и медленно, как во сне, побрела в глубь сада, ожидая страшных шагов сзади. Сейчас он схватит меня и разорвет на куски своими когтями.
Но шагов не было.
Я побежала.
Упала в компостную яму.
Просидела в ней с полчаса, прислушиваясь к звукам звериного дыхания. Но в саду стояла тишина.
…А минут через десять из Бального зала снова полились звуки музыки. Значит, оркестр вернулся на свое место.