Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
Что-то за дверью тихо, спит шеф что ли? Посмотрим, мне доложиться надо…
Чо за нах! Кровать в крови, в красной луже в одних штанах валяется шеф… сбоку быстрое движение, бля-а-а-а!
Степан раскрывает рот в безмолвном крике, потрясённо глядит на торчащий из него нож. Ножичек шефа. Всё тело пронзает и парализует шокирующий удар острой боли. Вздохнуть невозможно… чо за нах?!
Степан падает на пол, вгоняя лезвие ещё глубже в солнечное сплетение. Очередной мощный болевой удар выбивает сознание.
— Делай два, — комментирует
— Эй, — Дана спускается со стула, осторожно толкает босой ножкой в плечо, — ты чего? Уже всё? А поговорить? Вот все вы мужики одинаковые!
Дана.
Задумываюсь. А где моя одежда? Их одежда мне не нужна.
Поиски ничего не дают. Ни в комнате, ни в окрестностях ничего нет. В соседней комнате нахожу какое-то покрывало, надо бы ножик, а он в этом мудаке торчит. И возится с вытаскиваем не хочется. О, какой-то, пусть задрипанный, нахожу. Прорезаю пару отверстий в ткани, сойдёт за пончо.
В какой-то подсобке нахожу старые штаны системы «рабочая спецовка», но достаточно чистые. И ношенные же ботинки размера на три-четыре больше. Я красотка потому что, и у меня маленькая ножка. Еле до тридцать седьмого размера дотягивает, при росте в 167 сантиметров.
А это у нас чего? Ага, тут душ есть! И вода в наличии, только горячей нет. Бр-р-р-р, в холодной долго невозможно, зато бодрит.
Возвращаюсь к своим незадачливым ухажёрам в комнату, кажется, я видела у них мобильник. Учиняю обыск и много чего нахожу. У меня в сумочке денег не так много было, рублей сто пятьдесят, но есть две карточки, на которых уже суммы исчисляются тысячами. Моя и общая, нашей кассы взаимопомощи. Гадство, их нет! В портмоне Алекса в его сумочке, денег даже больше, рублей восемьсот. Наличку выгребаю, его карты оставляю. Куда они моё подевали?
Нашлись кусачки, кажется, они бокорезами называются. У зеркала возле стены, чуть не наступая на мужчину, не знаю, как его зовут, раскусываю ошейник. У-ф-ф-ф! Я свободна, а теперь и от символа рабства избавляюсь. Швыряю испорченную вещь в Алекса.
22 июля, понедельник, время 20:35
Квартира Молчановых.
Звонит телефон. Хмурый Владислав Олегович снимает трубку. Из неё слышится звонкий, чуть виноватый голосок.
— Привет, па. Вы меня там не потеряли?
Конец главы 17.
Глава 18. Спасение утопающих…
Ещё ничего не кончилось, — злобно смотрю на чужой мобильник, который будто в насмешку показывает мне всего две палочки заряда. Модель не такая, как у меня, но того же ценового ряда и функционала. Так что имею представление о его наборе опций, это плюс. Возможности сильно ограничены состоянием батареи, это минус. Меня начинает потряхивать, — Дана опять бесится, слегка придушиваю её, — всё-таки слишком много свалилось всего для жалкого по своим возможностям тельца человеческой самки.
Отец пообещал меня
Эпизод.
Ура! Едем с отцом домой в его машине. Папахен немногословен и деликатен, но сама знаю, чем его успокоить. Сразу говорю, что невредима во всех смыслах, в том числе и девичьей чести. Хоть и делает вид, что считаете это неважным, — «Дочь, главное, что ты жива!», — но меня не проведёшь. Прячет видимое мне чувство облегчения.
Я в той хламиде, что сделала себе из покрывала. Прорезала в середине дырку для головы и две дыры поменьше по бокам, для рук, чтобы можно было высунуть до локтя. Это прокол, Катрина, госпожа капитан! Посмотрим, что будет дальше.
Дорога весело и успокаивающе еле шуршит под мощными шинами, поля, посёлки и небольшие лесочки прокручивают перед глазами мирный пейзаж. После пригорка слева неожиданно вырастает узкое и небольшое, но двухэтажное строение с большой надписью «ИАС», Имперская автодорожная служба. Оттуда выходит полицейский инспектор в синей форме и оранжевой жилетке. Полосатая палочка, герой множества анекдотов, вытянута перпендикулярно дороге и нашему движению. Папахен дисциплинированно прижимается к обочине. Я не дёргаюсь, обычная проверка, папочка не пьян, с документами у него всё, как надо.
— Инспектор тра-тра-тра-нов! Ваши документы, — заглядывает в окошко умеренно строгое лицо.
Поражаюсь умению так произнести свою фамилию, что ни за что не разберёшь. Папахен отдаёт свои корочки, инспектор бросает на меня неожиданно острый взгляд и рассматривает права. Мне что-то начинает не нравится. Не могу понять, что.
— Господин Молчанов, выйдите, пожалуйста из машины, — предлагает инспектор и зачем-то оглядывается.
— Что-нибудь случилось?
— Да. Выйдите, посмотрите, что у вас с поворотником сзади, — поясняет своё требование инспектор.
— Вот ведь… — невнятно огорчается папахен неизвестной пока мелкой неприятности. У меня подгорает, но что делать, ума не приложу.
Дверь хлопает, папахен спешит к корме машины, инспектор за ним, приближается ещё парочка и… сука, один из них с автоматом. И держит почти наготове, стволом вниз, но рука на газоотводной трубке, — это такая хрень, отходящая от ствола, — одно движение и оружие в положении полной готовности.
— Руки на капот! Ноги шире! — папочку берут в оборот, и я выскакиваю из машины.
— Эй! Вы чего! С ума сошли! — ору ретивым полицейским, — мой отец клановый! Вам проблем хочется?!
— Отец? — все мои крики им до одного места, но одно это слово их резко притормаживает. Но отпускать не спешат. Инспектор «Тра-тра-транов» подходит ко мне.
— У нас на тебя ориентировка. Похищена девушка пятнадцати лет. Рыжая и зеленоглазая.
— А имя-фамилию запомнить мозгов не хватило? — мой голос сочится ехидством, — я — Дана Владиславовна Молчанова, этот мужчина — Молчанов Владислав Олегович. Вам это ни о чём не говорит?