Личная жизнь Петра Великого. Петр и семья Монс
Шрифт:
Что до женщин Петра, то ни одна, как говорится, «не отдала ему своего сердца». Сильная и длительная привязанность к Анне Монс была для нее тягостной и мучительной. Немецкая практичность и надежда на обогащение заставляли долго терпеть общество неприятного и пугающего ее человека, но в конце концов она не выдержала постоянного насилия над собой и нашла силы порвать эти постылые узы.
А Петр в это время мечтал о женитьбе на ненаглядной Аннушке!
Только его эмоциональной глухотой, неумением видеть очевидное можно объяснить самообман царя, нежелание понять, что он не мил, не нужен ни сам по себе, ни со всем своим царством в придачу.
Но вот, наконец, найдена незаменимая спутница бурной жизни — простая женщина, походная жена, весело переносившая все неудобства
Конечно, такие преданность и верность требуют награды. Коронация Екатерины произвела настоящий фурор: Петр выказал высшую степень доверия к жене. Эту церемонию император провел в Москве, в Успенском соборе. Весь Сенат и Синод прибыли в старую столицу. Улицы Москвы были украшены триумфальными арками, готовились грандиозные фейерверки.
И что же? Через шесть месяцев становится известно об измене Екатерины с Виллимом Монсом.
«Птенцы гнезда Петрова»
Любой мало-мальски культурный и даже просто учившийся в советской школе человек помнит строки входившей в обязательный курс пушкинской «Полтавы»:
И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин,
И счастья баловень безродный полудержавный властелин.
Это те люди, которые сделали возможной блистательную победу русских войск под Полтавой, повернувшей Северную войну к торжеству Российского государства.
Талантливый полководец Борис Шереметев сначала верно служил первым представителям дома Романовых: царям Федору и Ивану, правительнице Софье. При Петре он постоянно жил в нервном напряжении, поскольку вся его деятельность вызывала высочайшие гнев и раздражение. Царь поручил Михаилу Щепотьеву осуществлять надзор за действиями фельдмаршала. Шереметев, представитель одного из знатнейших родов России, оказался в унизительном положении, фактически в подчинении у сержанта. Не видно никаких поощрений, отсутствуют благодарственные и просто добрые письма к нему. Может быть, виной было высокое происхождение «настоящего аристократа» Шереметева, иной душевный склад или отстранение от буйных забав царя. Даже его личная жизнь регламентировалась Петром.
Когда Шереметев захотел уйти в монастырь — видно, несладко было служить Преобразователю, — тот заставил пожилого полководца вступить в брак со своей теткой Анной Петровной Салтыковой, вдовой его дяди Льва Кирилловича Нарышкина. Не исключено, что злопамятный царь не мог простить Шереметеву, что тот был одним из первых обладателей «шведской полонянки» Марты.
Впрочем, Родион Христофорович Боур тоже числился в числе ее временных владельцев. Происходя из Померании, из семьи потомственных военных, он служил прусскому королю, затем перешел к шведам, а в 1700 году предложил свою шпагу Петру и получил в командование драгунский полк. Конница Боура разгромила корпус генерала Левенгаута под Раевкой; в Полтавском сражении он командовал кавалерией правого крыла русской армии. За отвагу Петр наградил его своим портретом, украшенным бриллиантами, и богатыми земельными владениями. Он не брезговал царскими застольями, хотя в «соборе» замечен не был. Но чужеземец Боур находился вдали от двора и от Петра и воевал до самой своей смерти в 1717 году.
Совсем другой характер — Яков Брюс. Его интересы были далеки от бесконечных попоек самодержца и его всепьянейших соратников. Астроном, навигатор, переводчик «Космотеороса» X. Гюйгенса, издатель и библиограф, он к тому же был храбрым и умелым военачальником, участвовал почти во всех военных походах Петра и находился в самом близком его окружении. Но Брюс не упивался до рвоты в застольях царя — умел пить, не пьянея, не давил голым задом куриные яйца, не кукарекал петухом — держал дистанцию и в истории остался не столько «птенцом Петровым», сколько чернокнижником, колдуном, волшебником.
Князь Никита Репнин был одним из тех «породистых сверстников», которые составляли еще детское «шутейное» войско Петра. Рюрикович, потомок князей Черниговских, он являлся представителем так сильно не любимого Петром титулованного боярства. Действительно, царь недолюбливал Репнина, несмотря на его фамильную доблесть. За храбрость, проявленную в Азовском походе, он пожаловал князю чин генерала. Репнин участвовал во всех главных сражениях Северной войны и всегда проявлял смелость и инициативу. Но под Головчином он был разбит Карлом. В неистовстве Петр приказал его казнить, но приближенные уговорили сохранить князю жизнь. В сражении при Лесной Репнин бился столь отчаянно, что царь возвратил ему генеральское звание и вновь приблизил к себе. При Полтаве князь командовал центром русской армии и был удостоен ордена Андрея Первозванного. Но вот Петра не стало — и Репнин требует возвести на престол не «портомою Марту», а сына царевича Алексея Петра II.
Видно, справедливо не доверял император сыновьям благородных домов!
Не только для боя, но и для кабинетной работы Петр выпестовал себе помощников.
Петр Толстой не отличался благородством происхождения, не был под Полтавой. Но он представлял собой, пожалуй, самую сложную и противоречивую личность среди соратников Петра. В истории он остался славен как блестящий дипломат, российский посол в Константинополе, обласканный царем. Но путь его к Петру был долог и извилист.
Вступили на престол два брата, правила царевна Софья; Толстой был ей предан, и только падение правительницы заставило его по-новому взглянуть на будущего самодержца, примириться с Нарышкиными, начать служить Петру. Он сумел понравиться самому Меншикову, но царь ему не доверял, несмотря на то что пятидесятиоднолетний Толстой добровольно отправился в Европу с дворянскими недорослями для обучения наукам и овладел почти всеми европейскими языками. Самым ответственным среди связанных с иностранными дворами поручений оказалось улестить и вернуть в Россию царевича Алексея. Современники были убеждены, что только Толстой мог добиться успеха в этом труднейшем и важнейшем для Петра деле. И далее Толстой проявил не меньшую энергию в ходе следствия над Алексеем и суда над ним. Наградой для него стало полное и безоговорочное доверие Петра. Это доверие выразилось и в ценных наградах, и в назначении Толстого начальником Тайной канцелярии. После смерти монарха он продолжал служить его вдове и много сделал, чтобы возвести «портомою Марту» на российский трон.
Выходец из литовских земель, сын ничтожного органиста лютеранской церкви в Москве, семнадцатилетний Павел Иванович Ягужинский был одним из тех безродных и неизвестных, которых так охотно брал к себе на службу Петр.
Ягужинский обладал привлекательной наружностью, остроумием и холерическим темпераментом. Своими успехами он был обязан смазливой внешности. «Как красивый мальчик, он был взят в пажи Головиным, а два года спустя в услужение государем». Говорили, что это услужение имело весьма предосудительный характер. Денщики Петра быстро продвигались по служебной лестнице. Царь награждал щедрой рукой, если убеждался в их деятельном характере, организаторских способностях, преданности и способности поспевать за его собственными замыслами.
Генерал-прокурор, обер-шталмейстер — таких чинов достиг Ягужинский при своем покровителе, который называл его «оком государевым»…
Его наружность и небрежная, но очень изящная щеголеватость производили большой беспорядок в сердцах дамской половины петербургского высшего общества.
Павел Иванович рано женился на дочери такого же, как он сам, иноземца Фридриха Аша и прижил несколько детей. Но как только он занял место в окружении царя, неродовитая жена оказалась обузой. Тем более что появилась возможность породниться с Петром, женившись на дочери Головкина, троюродного брата царя со стороны Нарышкиных. Гаврила Иванович относился к числу той немногочисленной родни, которой Петр искренне дорожил и с которой общался искренне и по-домашнему.