Личное дело игрока Рубашова
Шрифт:
— Как война-то идет, папочка? — спросил Распутин. — Ты бледненький что-то…
— Катастрофа, Гришенька. Особенно в свете наших первоначальных стратегических фантазий. Великий князь уложил две армии в Восточной Пруссии. Полмиллиона человек! Ренненкампф готовился ударить по Кенигсбергу. Замысел был — соединенными силами идти на Берлин, — он стряхнул пепел в керамическую пепельницу в виде римского креста и вздохнул. — Ума не приложу, что там произошло. И никто не понимает. Полный хаос в Генеральном штабе. Самсонов разбит под Ниденбургом. Сотни тысяч наших пленных. А через месяц Гинденбург атакует северную армию Ренненкампфа. Мальчики наши
Он замолчал и нервно загасил папиросу.
— Ваше величество забывает про польский фронт, — сказал Юсупов. — Мы прогнали противника из Лодзи. И что такое сотня тысяч пленных? Пошлем еще сто тысяч. И еще сто тысяч. Гекатомбы! Пусть враг захлебнется нашей кровью!
— Как всегда крайности, Юсупов. Молитесь лучше Господу. И пусть отец Григорий помолится за нашу военную удачу.
Николай подкатил сервировочный столик поближе. Юсупов глянул на него с подозрением.
— Я, папочка, предупреждал, — сказал Распутин. — Не надо было слушать этих горе-вояк в Думе. Зачем нам эта война?
— Ты, может быть, и знаешь все о вечном блаженстве, Григорий, — возразил Юсупов, — но в войне не смыслишь ни бельмеса. Должен же и ты в конце концов понимать, что есть пределы. Ты рассуждаешь, как предатель Отечества.
Князь поднялся в раздражении, подошел к окну и поглядел в щель между гардинами.
— А как у отца Григория с мерами безопасности? Хорошо тебя охраняют? Ищейки твои?
— Я и не просил меня охранять, это внутренний министр и полицеймейстер настаивают, — добродушно сказал Распутин и повернулся к царю. — Сотни тысяч пленных, папочка… никакой цензурой не скроешь.
— Цензура… это, кажется, единственная работающая институция в моей стране. А что касается боевого духа… что ж, остается надеяться на преданность наших подданных. Министр внутренних дел настаивает на новом названии города — Петроград. Что скажешь, Григорий? Петербург звучит слишком по-немецки.
Он с надеждой глянул на Распутина, но взгляд старца вдруг потемнел и сделался убийственно серьезным.
— Ты, папочка, кажись, даже и не понял, что война и для тебя может быть концом. Тебе бы с самого начала меня послушаться, не тянуть Россию в эту бойню. Кому она нужна, сам посуди? Пусть европеяне друг дружку колошматят. Я русскую-то душу знаю, устал народ, вот-вот против тебя повернется, против жены да детей твоих, против всего дворянства…
Царь задумался. Императрица молчала, нервно вертя на пальце простое серебряное колечко. Только Юсупов выглядел вполне невозмутимо… «И я нахожусь в одной комнате с этими людьми! — подумал Николай Дмитриевич и ощутил на спине ледяную шершавую лапу озноба. — Война… все бывает во время войны, самые невероятные случаи и совпадения. Война сейчас у всех на устах — у царей, у дворян, у Распутина, у крестьян и нищих. Миша Руба-шов, вспомнил он с болью… Он лейтенант в резерве. Может быть, и его уже закопали где-нибудь в Восточной Пруссии… Если закопали…»
— Коля!
Голос Распутина вывел его из размышлений.
— Да, Григорий Ефимович?
— Что это ты размечтался? Подавай винцо да пирожные. Ты кишмиш-то пробовал?
Николай с деликатным поклоном сунул в рот пирожное и разжевал. Вкус жженого сахара и овсяной крупы на небе… кисло-сладкий душистый кишмиш… какой, к черту, кишмиш, обычный изюм… нет, ничего нет: ни горечи стрихнина, ни едкого привкуса
— Кравчий мой, — перехватив вопросительный взгляд царицы, пояснил Распутин, — в такие времена никому верить нельзя… А Колю-то, его никакой яд не берет.
— Господи Боже мой, кравчий! — насмешливо воскликнул Юсупов, и красивое молодое лицо его исказилось злобной гримасой. — Отцу Григорию следовало бы побольше о своей репутации думать, чем об отравителях! Весь Петербург перемывает тебе косточки. Никому не нравится твое вмешательство в дела государства, не говоря уж о влиянии на Ее Императорское высочество.
Царица взглядом заставила его замолчать.
— Гриша, — сказала она тихо, — я очень беспокоюсь за Алешу. Он должен иметь возможность играть с другими детьми. Мы же не можем держать его взаперти, как зверька. Это для него непосильная духовная нагрузка, особенно теперь, когда Николай все время на фронтах.
— А пусть играет, — ласково сказал Распутин. — Молился я давеча за него; отступает болезнь его злая, отступает. Тебе бы в Оптину пустынь с ним съездить, веру его укрепить, пока отец-то на фронте.
Николай Дмитриевич стал обходить гостей, катя перед собой инкрустированный сервировочный столик. Император приветливо ему кивнул и взял пирожное. Императрица улыбнулась и взяла два. Юсупов взял рюмку мадеры и отмахнулся от предложенных сладостей.
— Ни в какой степени не преуменьшая важность посещения царевичем монастыря, — сказал он, — и с полным сочувствием к тяжкому его недугу, хочу все же подчеркнуть, что Его Императорскому величеству следовало бы приказать Великому князю направить в Киев армейский корпус. Украина неспокойна, и беспорядки могут начаться в любой момент. Нам ко всем нашим потерям не хватает разве что гражданской войны. Там в каждом кабаке свой Стенька Разин, и на каждого благонамеренного подданного по Емельяну Пугачеву. Для социалистов — идеальнейшая почва, чтобы пропагандировать свои взгляды. Троянский конь в самом сердце Отечества! И разве не наша прямая обязанность, черт возьми…
— Юсупов! — предупреждающе воскликнул царь.
— Простите, Ваше величество, но профилактические меры никогда не излишни. В войне важны обе части уравнения: и фронт, и тыл. И мы не имеем права опозориться перед союзниками. Как можем мы допустить, чтобы сепаратисты и социалисты толкали страну в пропасть? Что скажут французы?
Рубашов стоял поодаль, прислушиваясь к разговору. Юсупов… князь явно из военной партии. Родня Николая Николаевича. В начале войны был интернирован в Германии, потом отпущен — уж не завербован ли? Интересно, как он попал в общество императора с императрицей? Кажется не особенно надежным, но это, может быть, только на первый взгляд… как с доктором. На него все упования. Если он, конечно, тот, за кого себя выдает… Непостижимо все это — столетия… вечность…
— Христа ради, Коля! — взмолился Распутин. — Ну сколько ж раз тебе говорить, у меня голова кругом идет от твоего жужжания!
Старец уставился на него, а гости удивленно уставились на старца.
— Простите, это у нас с Колей между собой, — пояснил Григорий. — Мне иногда кажется, что он сам с собою громко разговаривает, как помешанный. Чушь всякую…
— Вот точное слово! Короткая и точная характеристика! Так ты сам и определил, что народ думает о твоих пророчествах, Григорий Ефимович, — ядовито сказал Юсупов. — Замечательное определение — громко и чушь.