Личное дело опера Иванова
Шрифт:
И Андрей тут же переключился. Бывшая жена и Краснова с этим её зелёным платьем моментально поблекли и исчезли, как что-то совершенно незначительное.
– Молодец, Василий! Теперь давай ещё раз и обстоятельно – что, где, когда?
***
В общаге было сумрачно и затхло. Впрочем, как всегда. По коридорам гулял запах плесени, пригоревшей еды и нечистот. Откуда-то из дальних комнат доносился радостный голос Валерия Леонтьева: «Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, а он им светит! Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут – а он горит!» Но пластинка, видно, была поцарапанная, потому что музыка то и дело прыгала, на что смачным забористым матом возмущалась какая-то женщина. Андрей прислушался. Ну точно. Это из двенадцатой. Значит, Семёнова.
Впрочем, до Семёновой ему дела не было. Постучал в шестую комнату к Петруниным. Тишина. Принюхался к щели у косяка – ничего особенного. Прошёл на кухню, пролез по шкафам, по сваленой в углу старой утвари – кастрюлям-сковородкам. Ничего. Хотя, он и не думал, конечно, что самогонный аппарат будет стоять вот так, открыто. Если где и лежит – так это либо в комнате, либо вон в том, закрытом на висячий замок ящике.
В кухню сунулся и, увидев милиционера, тут же испуганно сбежал пацанёнок из десятой. Андрей вернулся в коридор, снова постучал в шестую. Обернулся на звук лёгких шагов за спиной – к нему, привыкая после солнца к полумраку, шла девчушка из седьмой и, с каждым шагом всё больше различая форму Андрея, настороженно замедлялась.
– А, Люда, здравствуй! – предупреждая её бегство, первым шагнул он к ней навстречу. Впрочем, девчонка эта была на удивление адекватная. Во всяком случае, пока. Пока её не перетёрла и не подмяла под себя вся эта неблагополучность окружения. – Как дела? Как мама?
Девочка настороженно зыркнула на дверь своей комнаты.
– Нормально.
– Не пьёт?
– Нет…
Да уж куда там, нет! Вот только на прошлой неделе сигнал из вытрезвителя был.
– А ты как? Как учебный год закончила? Без троек?
– На отлично.
– Ого! Да ты умница! Какой класс?
– Восьмой.
– Ну молодец! А скажи, соседи ваши из шестой комнаты, они как?
Люда дёрнула плечами:
– Нормально.
Но по её лицу, не ускользнув от внимания Андрея, мелькнула тревожная тень.
– Сосед как себя ведёт? Часто его видишь?
Она мотнула головой «Нет», но ответила невпопад:
– Да.
– И как? Я имею в виду, водит ли компании, не буянит ли?
Она молчала. Ох уж эти понятия о «нестукачестве»! Андрей задумчиво почесал подбородок.
– Ну хорошо, а тебя не обижает?
Спросил специально. Провоцировал. И увидел, что девчонка действительно скорее боится самого соседа, чем выгораживает их семейку. Боится, но никогда не признается, чего именно, а без признаний и заявлений и дела не делаются, вот какая штука. Вздохнул.
– Ладно, а когда ты последний раз его видела?
– Что там, уже допросы? – раздалось от входа.
Андрей обернулся – к ним, решительно продавливая скрипучий дощатый пол коридора, спешила хозяйка шестой комнаты. Ехидно скалилась:
– Это ты чего ж, товарищ милиционер, исподтишка тут разнюхиваешь? Настучала что ли какая-то падла? А ты чего? – неожиданно агрессивно набросилась на Люду. – Ну-ка, брысь! Стукачка бессовестная! Что ты там рассказать-то можешь, если вся общага знает, какая ты! Шлюха малолетняя!
Люда зыркнула на неё зло и сбежала в свою комнату.
– Очень удачно, что вы подошли, Зинаида Максимовна, – расстегнул Андрей папку. – У меня к вам несколько вопросов относительно вашего сына. Здесь будем говорить, или пройдём в комнату?
В комнату-то прошли, но разговор, как обычно с Петруниной, всё равно вышел почти бестолковым. Она умела заговаривать зубы и ходить вокруг да около, чего уж там. Да и имела полное право не свидетельствовать против родственника. Однако Андрей сумел-таки выяснить, что сыночек её, гостюющий на воле максимум месяца по два-три от ходки до ходки, всё утро провёл дома, спал.
– А чего тебе эта насвистела-то? – Зинаида кивнула в сторону стены, смежной с комнатой Люды. – Она, знаешь, сбрешет, не дорого возьмёт! Мать её назанимала у меня денег на полжизни вперёд, так они теперь на что хочешь пойдут, лишь бы нас с Сёмой упечь.
– Чтобы упечь, нужны основания, Зинаида Максимовна. А вы утверждаете, что у вас всё в порядке. Так когда, говорите, я смогу застать Семёна дома?
– Откуда же я знаю? У него свои дела, у меня свои.
– Значит, будем вызывать в участок, в связи с нарушением режима отчёта по месту пребывания… – попытался надавить Андрей, но бесполезно.
– Да вызывайте, сколько влезет, только я ничего подписывать не буду! Сами его встречайте, и бумажки ваши отдавайте! Хоть вот поселитесь у меня под дверью – это уже ваше дело!
Выходя из общежития, Андрей уже точно был уверен, что Петрунина-мать темнит. Но тут надо было разбираться без суеты, чтобы не спугнуть, так как по описаниям почтальонки гражданин Петрунин-сын вполне подходил на роль одного из фигурантов утреннего нападения.
– Можно вас на минутку? – несмело окликнули его из-за куста сирени у соседней общаги.
Это была Люда из седьмой комнаты. Она опасливо покосилась на свой дом и отошла поглубже в тень.
– Тётка Зинка всё врёт, не ночевал он дома. Он вообще уже два дня здесь не появляется! А в последний раз к нему люди какие-то приходили и долг требовали. Мне кажется, они там даже дрались. Ну звуки такие были, знаете…
Андрей ободряюще кивнул.
– Отлично. Что ещё?
– Ну… Он, наверное, через туалет сбежал, потому что они потом туда ломились, и окно было разбито. И подоконник в крови.
– А тех, которые к нему приходили описать сможешь?
Мотнула головой:
– Я их не видела, только слышала. У нас через стену очень хорошо слышно. – Погрызла губу. – Вы только не говорите никому, что это я вам рассказала, ладно?
– Ну знаешь, если, как ты говоришь, была драка и бегство через окно, то это мне любой из твоих соседей расскажет, стоит мне только вернуться сейчас и расспросить построже. Но мы с тобой сделаем иначе – мы вообще никому не скажем, что я об этом знаю, хорошо? Пусть думают, что я лох.