Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:
* * *

Если есть на свете нечто неизменное, то это стойкость женщины, борющейся со сном. Будь Катя мужчиной, стянула бы после возвращения от Сабнака, не расстегивая, джинсы и куртку, да и повалилась бы лицом вниз на просевший от цапфуэлева кулака диванчик. Пускай грязь из логова старого демона, пыль из-под колес тысяч авто, пот от прошибавшего насквозь страха въелись в кожу, в волосы, в душу катеринину — главное упасть ничком, из последних сил повернуться набок и подтянуть колени к груди, а там, глядишь, сон укроет тебя самым лучшим на свете одеялом и наступит рай. Рай для тела измученного мужчины. Но Катя бредет в полусне, точно тягловая лошадь, по пути сбрасывая груз: грязные вещи в бельевую корзину, грязное тело в горячую ванну, вода плещется, скоро

перельется через край, спящее катеринино тело тянет ногу закрыть кран, но кран все отдаляется, отдаляется, будто она, Катя, становится меньше ростом, Алисой в Стране чудес погружается в море собственных слез, чистый детский голосок поет в памяти заезженной пластинкой:

«Слезливое море вокруг разлилось И вот принимаю я слезную ванну. Должно быть, по морю из собственных слез Плыву к Слезовитому я океану…» [2]

Потолок высоко-высоко, на нем золотые искры и круги, они складываются в глаз, огромный внимательный глаз, глаз заглядывает прямо в ванну, и Кате почему-то нисколько не стыдно, что она голая, ведь она совсем ребенок перед этим взглядом, равнодушным и пристальным одновременно, а дети не знают, что нагим быть стыдно. И глаз не знает. Он всматривается в Катерину из такой временной дали, из такой эдемской пропасти, откуда человеческие обычаи, сменяющие друг друга, кажутся чем-то несущественным, сиюминутным. В том числе и обычай наворачивать на себя слои тряпок-побрякушек, а потом снимать слой за слоем, в надежде на признание, любовь, деньги. Бездна не интересовалась людскими обрядами и надеждами, она просто… пялилась. И разобрать, взгляд это мудреца или тупицы, никак не получалось.

2

Стихи В. Высоцкого.

Если бездна вглядывается в тебя, хорошо это или плохо? — лениво размышляла Катя в полудреме, закинув руку за голову и прижавшись щекой к прохладному предплечью. Разве не пытаемся мы, мы все привлечь к себе внимание бездны по имени человечество, не возносим молитв, не приносим жертв, не рассчитываем на барыш с ее внимания? Катерина улыбнулась уголком рта и покачала головой: нет, не все. На виду те, кто пляшет и вопит без устали, превращая и жизнь, и смерть, и тайное знание в аттракцион для зевак. Но есть же другие, есть невидимки, прячущие добытый опыт глубоко… под корягу. Нечего себя утешать, Катя, пескарь ты премудрый: всю жизнь боялась поймать на себе взгляд бездны, пряталась по углам, отводила глаза. Думала, что отвела. Всем. Навсегда. Схоронилась.

Обидные сравнения, помноженные на усталость, тянули в сон, уговаривали: утро вечера мудренее, подумай об этом завтра. Только не спала привычка, родившаяся вместе с маленьким Витькой — не дремать в воде. Как бы ни размякло тело, как бы ни слипались веки, как бы ни навевала истому водяная взвесь, теплым дождиком стекая по щекам — не спать! Держаться! Пусть этот, под потолком, растворится обратно в игривых отблесках и не всматривается больше в Катю, все равно увидит лишь голую тетку, усиленно мылящую бока. Жесткой мочалкой докрасна, холодным душем в лицо, халат запахнуть — и марш-марш спать. Последние минуты перед сном, последнее усилие тела, уплывающего в сон, точно в море — вытерпеть, не свалиться, застелить пострадавший диван чистым бельем, предвкушая прохладную гладкость цветастых простыней. Сон — божество, не терпящее небрежности в ритуалах. Не то нашлет кошмары и утреннюю вялость, весь день потом промаешься.

Спи скорее, мать семейства, солдат на бессрочной службе, хранительница очага, записная смиренница. Вот и Наама пришла, дьяволица немытая, лезет под ребра, толкается, пыльной горечью глотку забила, будто не в собственной спальне ко сну отходишь, а в поле, заросшем полынью. Ну да все равно. Спи, Катя, спи.

Завтрашний день придет, всем свои дары принесет, никого не пощадит.

А во сне ждет тебя полынное поле — желтое, разморенное. Солнце в зените, поникла полынь, опустила сизые листья, пожухли цветы, только горячий воздух играет, колышется, водой притворяется. Идет к тебе по полю полуденница — прозрачная, улыбчивая, недобрая. Кто его знает, чем ты ей не угодила? Говорят, не любят полуденницы тех, кто в полдень в поле работает — дак ты и не работала. Говорят, злятся, если им, обедая в поле, от своего обеда не пожертвовать — дак ты и не обедала. Говорят, наказывают всех нечистых помыслами — значит, наказывают всех. Нет от нечистых помыслов спасения, будь ты хоть монах-размонах, хоть дитя малое. Наверняка играет полуденница. Сейчас догонит, остановит, станет вопросы задавать. Ты на ее вопросы не ответишь, не надейся, так что защекочет тебя хитрая нечисть — пусть не насмерть, но ума лишишься. И зачем, спрашивается, нечисти человеческое безумие?

— А это первый вопрос! — смеется полуденница, подходя близко-близко. Долговязая, худющая, блеклая, словно ненакрашенная супермодель, голова у самых небес под солнцем золотится, внимательные глаза цвета раскаленного неба так и впиваются в катино лицо, так и впиваются. Точно съесть хочет — глазами.

Вот незадача. Первый вопрос сама за полуденницу придумала.

Безумный человек доступней разумного? — брякнула Катерина от растерянности вопросом на вопрос, будто козырь из рукава выхватывая.

— Конечно, доступней! — поспешно подтвердила нечисть-супермодель. — Даже если просто пьян или укурился — раскрывает человек не мир себе, а себя миру, хоть и кажется ему обратное. Все его желания, все его страхи сразу звереют и гоняют человеческий разум по своей территории. Отчего ж не погонять, коли сам явился?

Второй вопрос! Отчего ж не погонять, если он, дурак такой, явился не запылился?.. Рембо, выручай!

— А вдруг он хитрее? Заманит по одному в ловушки и всех поубивает?

— Поубивает, если сильно разозлить, а потом отпустить. Отпустил обиженного — демонам мести путь открыл. Только кто самому себе мстить станет?

— Да все! — Катя аж правило забыла: отвечать вопросом на вопрос, чтоб с толку полуденницу сбить, так ее за живое задело. — Все люди себе мстят, кто словом, кто делом. За страхи, за желания, за уязвимость, за неуспех… Изменить мы себя не можем, но поедом есть — всегда пожалуйста.

— Хорошо с тобой говорить, понятливая ты девушка, — усмехнулась полуденница. — Однако некогда нам развлекаться, не за тем я пришла. Помнишь, мать обмана тебе все показать обещала?

— Помню, — кивнула Катерина.

— Завтра моя очередь. Не обидь мое тело, долго я его искала, нравится оно мне. Обидишь — кошмарами запытаю. Поняла?

— Поняла и не обижу, — четко ответила Катя, понимая: игры в «вопросом-на-вопрос» закончились. — А… как тебя будут звать?

И вдруг ветер, до того спавший непробудным полуденным сном, стеной встал над миром, завыл по-волчьи, отсекая друг от друга Катерину и ее странную собеседницу.

— Апре-е-е-е-ель… — замирает вдали, еле пробиваясь сквозь завывания ветра.

Нет, не ветер это. Это машина под окнами воет. Словно голодный брошенный пес. Хотя собаку Катя бы пожалела. А проклятую тачку… Нацарапать, что ли, на ней бранное слово? Или насыпать пшена на капот? Что за обычай у владельцев самых убогих марок ставить на свои ведра с болтами трубы иерихонские? Ради чего они себя и окружающих отдыха законного лишают?

Прежняя Катерина бы морщилась, голову подушкой закрывала, терпела часами. Новая Кэт, осторожно ступая, вышла на балкон, огляделась. Вон она, папочкина радость, надрывается. Подфарниками мигает, сигнализирует: тут я, тут, не свели еще проклятые угонщики, радуйся, хозяин! Катя-Кэт извернулась, посмотрела вверх. Хорошо тополя маскировочную сетку держат, надежно. Подняла мятое ведро с закаменевшим остатком цемента: у каждого, кто ремонт делал, эдакое сокровище на балконе пылится. Примерилась и швырнула в стонущую, будто шлюха в притворном оргазме, развалюху. Грохот, точно от взрыва, прокатился по двору. И тишина настала, мертвая, словно разорвало тем взрывом глупую псину на тысячу кусков. А через минуту — вой из дома напротив, не хуже сигнализации, мат в тридцать три этажа, хлопанье окнами, шум, гам.

Поделиться:
Популярные книги

Право налево

Зика Натаэль
Любовные романы:
современные любовные романы
8.38
рейтинг книги
Право налево

Я Гордый Часть 3

Машуков Тимур
3. Стальные яйца
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я Гордый Часть 3

Адаптация

Кораблев Родион
1. Другая сторона
Фантастика:
фэнтези
6.33
рейтинг книги
Адаптация

Хозяйка старой усадьбы

Скор Элен
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.07
рейтинг книги
Хозяйка старой усадьбы

Кодекс Крови. Книга IV

Борзых М.
4. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга IV

Сопряжение 9

Астахов Евгений Евгеньевич
9. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
технофэнтези
рпг
5.00
рейтинг книги
Сопряжение 9

#Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 11

Володин Григорий Григорьевич
11. История Телепата
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
#Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 11

Вечный. Книга II

Рокотов Алексей
2. Вечный
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Вечный. Книга II

Гром над Академией. Часть 2

Машуков Тимур
3. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.50
рейтинг книги
Гром над Академией. Часть 2

Кодекс Охотника. Книга ХХ

Винокуров Юрий
20. Кодекс Охотника
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга ХХ

Дочь моего друга

Тоцка Тала
2. Айдаровы
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Дочь моего друга

Чехов книга 3

Гоблин (MeXXanik)
3. Адвокат Чехов
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
6.00
рейтинг книги
Чехов книга 3

Вы не прошли собеседование

Олешкевич Надежда
1. Укротить миллионера
Любовные романы:
короткие любовные романы
5.00
рейтинг книги
Вы не прошли собеседование

Сын Петра. Том 1. Бесенок

Ланцов Михаил Алексеевич
1. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.80
рейтинг книги
Сын Петра. Том 1. Бесенок