Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое
Шрифт:
Похоже, Браге проникся моей речью, потому, что вопросы у него пока закончились. Я выделил ему сопровождающих, чтобы он мог привезти сюда свой обоз со своими домочадцами и скарбом.
Оставшись один, я, наконец, вздохнул свободнее, и мог посмотреть своего больного, которого в сознании еще не видел.
Когда я зашел в комнату, Ходкевич не спал, он лежал с гримасой боли на лице.
На вопрос о самочувствии, он сказал, что пока, ничего, но вот живот побаливает. Я поставил ему термометр, такой же, как были сделаны для перегонки и ректификации спирта и прочего. В отличие от настоящего медицинского термометра его не надо было стряхивать, но зато и смотреть его надо было
Температуры у него не было, да и живот был достаточно спокойный для перенесенной операции.
Я распорядился дать больному микстуру с небольшим обезболивающим эффектом, и позвать меня, когда соберут капельницу для того, чтобы прокапать физраствор вечером.
Когда я вышел из палаты, меня поймал отец Варфоломей и вкрадчиво спросил:
— Скажи мне правду Сергий Аникитович, просил ты государя себе в дом схизматика принять?
— Бог с тобой, отец Варфоломей, да я не знал ничего, вот тебе крест, как на исповеди говорю. Зачем мне здесь схизматики среди православных нужны, но кто я есть, чтобы царю перечить, когда он мне милость оказывает, боярина высокого рода, под его руку пришедшего, временно приютить.
Поп посмотрел на меня подозрительным взглядом, но ничего больше не сказал и пошел к себе.
Посмотрев на его широкую задницу в черной рясе, я тяжело вздохнул. Как достало это все, ничего не сделать без дозволения церкви, и никуда не денешься, надо быть при моих занятиях религиознее любого попа.
Дома у меня уже все готовили для небольшого пира в честь приехавшего Тихо Браге. Через пару часов во двор заехали несколько больших телег с кучей добра, и кибитка. В кибитке, я так понимал, ехали жена и дети астронома.
Их всех встретили и повели во флигель, приготовленным им для жилья. Я же пригласил самого Браге в дом на ужин. Кошкарову пришлось опять быть переводчиком. Зная, что вкусы в еде европейцев довольно сильно отличаются от наших, перченые, соленые блюда с чесноком я приказал на стол не ставить. Также на столе не было много пирогов. Зато, рыбы в разных видах, жареного мяса, икры было достаточно. Мальвазию Браге не уважал, также, как и я, поэтому перешли к сразу к водке, выпив которую тот поднял брови и спросил откуда ее привезли. Когда он узнал, что это тоже производство моей мануфактуры, брови его поднялись еще выше.
Он все пытался расспрашивать Кошкарова, но тот сказал мне:
— Сергий Аникитович, вот убей бог, не знаю, что он говорит, вроде и слова такие слышал, а не понимаю ничего, звезды, какие-то, про солнце что-то спрашивает.
Но до Браге все-таки дошло, что его не понимают, и он перешел на более приземленные темы. Его очень заинтересовало стекло в доме, и он очень хотел познакомиться с его производством. На что я ему напомнил, что у него в Дании также есть стекловаренный завод и бумажная фабрика, поэтому мне делиться производственными секретами не с руки. После этого он рассказал, что вначале не планировал приезжать в Москву надолго. Но король не хотел его отпускать и в результате вспыльчивый Браге, разозлился и просто сбежал. И теперь хочешь, не хочешь, ему надо устраиваться здесь. Но тем не менее добавил, что его приезд встретят с радостью в не одном европейском университете.
Вроде пили мы умеренно, но в результате нас обоих вынесли на руках и уложили спать.
Утром, после осмотра Ходкевича, состояние которого явно улучшилось, я отправился в Кремль. Иоанн Васильевич первым делом поинтересовался, как устроен знатный гость, а потом добавил:
— Что же ты Сергий Аникитович его так напоил, он у тебя часа два блевал.
После этого он
— я знаю, что ты знаешь, что я знаю.
Интересно, впервые государь дал понять, что прекрасно осведомлен обо всем, что делается у меня в усадьбе. С чего бы он это сделал. Может быть, намекает, что последовал моему давнему совету и это работа Тайного приказа?
Так, а сейчас проверим, знаешь ли ты действительно все.
— Государь, вчера отец Варфоломей, что митрополитом Антонием ко мне в церковь домашнюю определен, укорял меня, за то, что схизматиков привечаю.
Глаза царя налились кровью, а лицо приобрело такое выражение, что у меня по спине побежали мурашки.
— Хорошо, Сергий Аникитович, что мне сообщил, по сему случаю прискорбному я с митрополитом поговорю.
Но по его лицу было видно, что, скорее всего, разговор будет не слишком спокойным и в лице отца Варфоломея из-за моего длинного языка у меня появится очередной недоброжелатель. Хотя, что я так волнуюсь, он у нас уже два года и все ходит и вынюхивает колдовство и ересь, а так может, не будет так совать всюду свой нос.
Я осмотрел царя, мы немного поговорили с ним о его режиме и диете, и я отправился в приказ.
Моими трудами в этом году аптекарские огороды дали столько зелени, что не хватало рук для ее уборки, вернее рук то было даже в избытке, а вот хотя бы слегка обученных были единицы. Но розги оказались очень эффективным обучающим средством, я даже постоянно удивлялся их эффективности. Наверно потому, что в прошлой жизни ремень отца, гулявший по моей заднице, такого действия не оказывал. Хотя конечно розги на конюшне и отцовский ремешок это абсолютно разные вещи. Заправлял всем устройством высушенных трав, Аренд, он целыми днями вместе с подъячими принимал привезенные тюки и распоряжался, что и куда распределять. Он не знал многих трав, которые привозили, и постоянно донимал меня расспросами, как хранить и готовить то, или иное растение.
Как принято я пробыл на службе до трех часов и поехал домой.
— Набрал себе забот полон рот, так, что давай езжай домой и решай их все, — думал я проезжая на коне по полным народа улицам, периодически слыша приветственные возгласы из толпы.
Дома все было спокойно, Ира, как обычно, ожидала меня на крыльце и повела разоблачаться от тяжелой дворцовой одежды.
По пути она сообщила, что наш гость с утра проявил немалую активность и попытался осмотреть все, что есть у нас на подворье, но когда его вежливо не пустили, он только поулыбался и верхом в сопровождении пары спутников отправился в неизвестном направлении.
Я из прочитанных в первой жизни книжек знал о непоседливости Браге и нисколько не удивился такому поступку.
— Видимо не терпится начать стройку и перебраться в свои владения, — подумал я. После обеда пошел навестить своего больного. У того сидело несколько посетителей, когда я вошел, они все встали низко поклонились. Ходкевич уже вполне пришел в себя, состояние его не вызывало опасений. Но было необходимо продержать его хотя бы еще несколько дней. Так, что когда он обратился ко мне с просьбой отпустить его, мне пришлось долго говорить о том, что тяжелое состояние еще не позволяет перевозить его в другое место. Тем более, что миссию свою он с успехом выполнил. Иоанн Иоаннович уже отправился занимать стол Великого князя литовского. На границе с Княжеством никаких боевых действий не велось. Все замерли в ожидании, что же будет дальше. Насколько я слышал в Думе, у поляков решения Литвы вызвали бурю негодования, но из-за этого вопрос о короле встал с еще большей силой. Как сказал довольный Щелкалин: