Личный паноптикум. Приключения Руднева
Шрифт:
Руднев забрал бутылку. Подхватил под руку метавшегося по подиуму фамильяра и выволок его в коридор.
– Иннокентий Федорович, мне нужна пробка к этой бутылке. Я заберу ее на экспертизу. Еще мне нужен телефон. А еще я хочу знать, все ли особы женского пола, которые помимо мадмуазель Флоры живут в этом доме, находятся сейчас здесь?
Не то строгий голос Дмитрия Николаевича, не то странный набор высказанных им требований отчасти вернули Золотцева в разум.
– Да-да! Конечно! – Золотцев порылся в кармане и достал оттуда пробку. – Вы правда думаете, что кто-то пытался отравить их яснословие?..
– Иннокентий Федорович, мне нужен телефон! – настойчиво повторил Руднев, закрывая бутылку.
– О! Разумеется! Пройдемте в мой кабинет. Вы что-то еще про женщин спросили?
– Я попросил с вас отчет о том, кто из проживающих в доме женщин сейчас отсутствует, – Дмитрий Николаевич перешел на ту свою повелительную манеру, в которой разговаривал редко, но которой мало кто осмеливался перечить.
– Я выясню, – послушно согласился фамильяр.
Он проводил Руднева в свой кабинет и оставил его там одного, заявив, что пойдет пересчитывать по головам женский персонал.
Дмитрий Николаевич сообщил в полицейскую часть о страшной находке и, вызвонив дежурного в конторе сыскного управления, велел вызвать Терентьева.
К тому времени, как он окончил звонить, Золотцев еще не вернулся. Воспользовавшись этим, Дмитрий Николаевич осмотрел захламленный письменный стол фамильяра. Беспорядок там царил такой, что взгляд не сразу находил, за что зацепиться. Среди всего этого хаоса, словно последний выживший на поле брани, возвышалась бронзовая статуэтка гоплита высотой в фут. Античный воин держал в руках острое копье, причудой хозяина кабинета используемое для хранения визитных карточек, коих на него было нанизано не менее пары дюжин. Последней на копье была наколота карточка самого Руднева, и, видимо, этим коллекция визиток привлекла внимание Дмитрия Николаевича.
Руднев принялся перебирать картонные прямоугольники, дивясь разнообразию оных. Были здесь и карточки с гербами или министерскими эмблемами, и тесненные золотом дамские карточки, источающие тонкий аромат дорогих духов, и строгие лаконичные каточки рядовых служащих, и простые прямоугольники дешевой желтоватой бумаги с подписанными от руки фамилией и именем. Дмитрий Николаевич уж почти потерял интерес к трофеям бронзового гоплита, но тут на глаза ему попалась карточка, вроде ничем и не выдающаяся, но от взгляда на которую у Руднева сбилось дыхание.
На простом белом картоне незатейливым типографским шрифтом было начертано: «А. Я. Яшмовый. Раскрытие тайн древнего Алтая», а рядом совсем не к месту был отчего-то изображен древнеславянский символ солнцеворота.
В жизни Дмитрия Николаевича Руднева бывало разное. Бывало и то, о чем он не желал вспоминать, а, вспоминая, содрогался. Он повидал много жестокости и зла, которое одни люди совершали в отношении других. Ведал примеры подлости и бесчестия, которые способны были подорвать веру в божественное человеческое начало. Случалось ему самому оказываться на волосок от смерти, а совесть его тяготили деяния, о которых было бы ему верным просить прощания у Всевышнего, но о которых он не упоминал на исповеди, так как, хоть и видел в них грех, раскаяния в себе не находил, зная, что творимое им зло останавливало зло еще большее.
Но, помимо всего это, был в памяти Дмитрия Николаевича темный каземат, куда он страшился заглядывать, который запер на сотню запоров и запечатал печатями. Там жили демоны страха и боли, вырывавшиеся иной раз в кошмарных снах и выжигавшие Дмитрию Николаевичу душу дотла. Страдания от невосполнимой утраты, ужас лютой смерти, которой он чудом избежал и напоминание о которой прятал под перчаткой, потрясение от впервые постигнутого знания того, что один человек взаправду способен безжалостно убить другого человека – все это, пережитое им много лет назад, когда был он еще мальчишкой, но так и не принятое им по сей день.
И вот теперь при взгляде на странную визитную карточку Дмитрий Николаевич почувствовал, как дрогнула запретная дверь, как поддались запоры и печати стали спадать одна за одной, а из темного небытия раздались рвущие душу скрежет когтей и вой вечного его кошмара.
Буквы на карточке запрыгали. Руднев оперся рукой о стол и тряхнул головой. «Вздор! Не смей!» – приказал он себе и нечеловеческим усилием воли усмирил зверя.
В этот же момент в кабинет вернулся господин Золотцев.
Руднев сунул загадочную карточку в карман.
– Доктор говорит, ей лучше! – ликующе сообщил Иннокентий Федорович. – Сказал, что опасности для жизни нет!.. Вколол ей что-то… Бр-р-р!… Иглой такой острой прямо в ручку ее нежную!..
– Камфару, должно быть, – машинально отозвался Руднев, все еще находившийся под впечатлением нахлынувших на него мучительных воспоминаний, и, вернув себе наконец самообладание в полной мере, спросил: – Вы выяснили, кто из женщин отсутствует?
– Все на месте! Я лично проверил! – с преувеличенной серьезностью отчитался фамильяр. – А почему вы, Дмитрий Николаевич, спрашиваете меня про это? Скажите, вы кого-то из них подозреваете в покушении на их яснословие? Объясните мне, что происходит!
Взгляд Руднева, за мгновение до того отстраненный и рассеянный, сделался острым и проницательным и пристально впился во взбудораженную физиономию Золотцева.
– Я думаю, это вам следует мне многое объяснить, Иннокентий Федорович, – чеканя каждое слово, холодно произнес Дмитрий Николаевич. – И мы еще обязательно вернемся к этому разговору, а пока у меня еще один вопрос. Где то платье, в котором мадмуазель Флора была вчера, когда вернулась домой?
Фамильяр воззрился на Руднева совсем уж с испугом.
– Платье?.. При чем тут платье?! – взвизгнул он и слезно запричитал: – Царица Небесная! Да что же это такое?! Господин Руднев! Я с ума сойду!
Дмитрий Николаевич к переживаниям фамильяра остался безучастен.
– Мне нужно видеть это платье, – не терпящим возражения тоном повторил он.
Иннокентий Федорович еще раз нервно всхлипнул и, тараторя что-то насчет безумного дня и неописуемых волнений, повел Руднева в гардеробную госпожи.
Там они застали тревожно суетящуюся статную чернявую девушку с характерными чертами жителей Эллады.