Личный паноптикум. Приключения Руднева
Шрифт:
– Это ничего не значит! – не сдавался Руднев. – Даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время.
– Тут было явно чаще, чем дважды…
– Белецкий, это лишь значит, что кто-то переводил стрелки! Все эти предсказания – мошенничество или следствие неоднозначного толкования!
– Да я с вами не спорю, Дмитрий Николаевич! – примирительно отозвался Белецкий. – Я лишь рассказываю о странностях, которые наблюдал и объяснения которым не знаю.
Рудневу с Белецким пришлось прождать под дверью особняка несколько минут, прежде чем им открыли.
Напыщенный
– Нынче не принимают-с…
Швейцар попытался закрыть дверь, но Белецкий удержал ее.
– Мы не на сеанс. Нам нужно переговорить с кем-нибудь из сопровождающих госпожу Флору.
– Не велено никого пускать! – продолжал упорствовать швейцар.
Руднев протянул ему свою визитную карточку.
– Передайте это. Уверен, нас примут.
Швейцар насупился, прочел имя на карточке, очевидно, ничего ему не говорящее, буркнул: «Обождите», – и захлопнул дверь перед носом визитеров.
– Не очень-то любезно нас принимают, – заметил Руднев.
– Да уж, – согласился Белецкий. – Надеетесь, вам удастся козырнуть своим именем?
– Если не удастся, – философски изрек Дмитрий Николаевич, – то тебе, Белецкий, придется козырять своей способностью выбивать двери.
Выбивать дверь, однако, не потребовалось. Спустя пару минут швейцар воротился и пропустил посетителей в прихожую, заинтересовавшую Дмитрия Николаевича своим изысканным интерьером с витражами, лепниной и инкрустированным паркетом. Он как раз разглядывал на стеклянной перегородке фавна, завлекавшего юную нимфу игрой на свирели, когда по лестнице с перилами в виде переплетенных стеблей полевого плюща спустился средних лет человек, одетый во фрак. Незнакомец выглядел излишне восторженным и дружелюбным.
– О! Господин Руднев! Какая честь! – воскликнул он, кидаясь к Рудневу с распростертыми объятьями.
Дмитрий Николаевич поспешно отступил за Белецкого, но его очевидное избегание столь бурного приветствия нимало не смутило темпераментного господина. Незнакомец протянул вперед обе руки и, схватив ими руку Дмитрия Николаевича, затряс ее так импульсивно, что, казалось, еще немного, и он ее оторвет.
– Такая честь! Такая честь! – восторженно повторил он и, не меняя интонации, перешел на другую тему. – Вижу, вас заинтересовал этот витраж? Да, это шедевр! Говорят, эскиз делал сам Эмиль Галле…
– Простите, сударь, мы не имеем чести знать вашего имени, – Руднев кое-как втиснул реплику в, очевидно, неиссякаемой поток речи господина во фраке.
– Ах! Простите! Я так впечатлен вашим визитом, что забыл представиться. Иннокентий Федорович Золотцев. Да-да! Золотцев! Это моя настоящая фамилия! Забавная, правда?.. А вы, сударь? – последний вопрос словоохотливого Иннокентия Федоровича был обращен к Белецкому.
Тот сухо представился и спросил:
– Вы импресарио госпожи Флоры?
Золотцев возмущенно всплеснул руками.
– Что значит «импресарио»?! Импресарио бывают у артистов! Я ее фамильяр!
– Фамильярами обычно бывают черные коты или жабы? – не удержался от саркастического замечания Руднев.
– Это предрассудки! Средневековые сказки! Разве образованный человек может в такое верить?! – возмутился Иннокентий Федорович, очевидно, не уловив иронии.
Руднев с Белецким переглянулись, но и этого Золотцев не заметил и продолжил говорить.
– Сожалею, что ее яснословия нет дома. Она была бы крайне польщена вашим предложением, Дмитрий Николаевич!..
– Простите, – перебил Руднев. – Я не совсем понял, о каком предложении вы говорите.
– Как же?! Разве вы пришли не за тем, чтобы нарисовать ее портрет? – от изумления Иннокентий Федорович даже смолк на мгновенье.
– Увы, нет, – ответил Дмитрий Николаевич. – Мы могли бы переговорить где-нибудь в более удобном месте, нежели прихожая?
– О да! Конечно! Простите! Пройдемте, господа!.. Что-то случилось?.. Я, видите ли, собирался на «Месяц в деревне» 1 . Обожаю Ольгу Книппер! Она чудо!.. Так вы говорите, что пришли не ради портрета?! – Золотцев тараторил так, что даже если бы его гости и хотели вставить слово, у них не было бы для этого никакой возможности.
1
Имеется в виду постановка МХАТ пьесы И. С. Тургенева «Месяц в деревне», где главную женскую роль в то время исполняла Ольга Леонардовна Книппер-Чехова.
Они прошли в элегантную гостиную, а фамильяр все продолжал болтать.
– Иннокентий Федорович, – Руднев бесцеремонно перебил Золотцева. – Вы сказали, что госпожи Флоры нет дома. А где она?
– Она принимает омовения на Кастальском источнике.
– Что?! – подозрение Руднева в сомнительной здравости ума Иннокентия Федоровича окончательно переросли в твердую уверенность в его безумии.
– Вы не так поняли! – начал объяснять Золотцев, догадавшись об эффекте, произведенном на собеседников его словами. – Это она так называет. В силу традиции. На самом деле она на даче под Мураново. Там есть целебные источники. Их янословие время от времени приезжают туда, чтобы восстановить силы.
– А почему вы не с ней? – уточнил Белецкий. – Вы же ее фамильяр?
– О! Их яснословие всегда ездит туда одна. Даже служанку не берет. Говорит, что присутствие других людей портит ауру энергетического поля.
– И когда она уехала в Мураново? – спросил Руднев.
– Вчера утром. Я лично грузил багаж… Господа, что произошло?!
– Боюсь, у меня плохие новости, – сказал Дмитрий Николаевич, внимательно наблюдая за реакцией Золотцева. – Госпожа Флора не доехала до своего Кастальского источника. Она была убита. Ее тело было найдено сегодня утром.
– Нет! – возопил фамильяр и, кинувшись на пол, принялся кататься по ковру, рыдая и дергая свою и без того не очень уж густую шевелюру.
Руднев с Белецким растерянно смотрели на убивавшегося Иннокентия Федоровича, не зная, что предпринять. В этот момент в двери гостиной появился лакей, которого происходившая сцена, казалось, нимало не тронула, будто подобные импульсивные проявления эмоций со стороны Золотцева были явлением обыденным.
– Сударь, – невозмутимо произнес он. – Хозяйка изволили вернуться и чем-то очень недовольны.