Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 3. Барбаросса
Шрифт:
Перед самым взлётом Мюллер оглянулся и внимательно посмотрел на нас с дедом Сашкой.
– Бугор, – уважительно произнёс старик, – строгий да справедливый, дело знает и с любым начальством ладит. Такие далеко идут.
Полёт проходил на небольшой высоте. Осень и так холодно, а у нас не было ни тёплой одежды, ни кислородного оборудования.
Скорость полёта чувствуется тогда, когда маленькая высота. Внизу проносились посёлки, городки, поперёк полёта мелькали железные и шоссейные дороги, по которым шли эшелоны и ехали колонны автомобилей на Восток, на Москву.
– Гли-ко, как мчимся, – сказал восхищённо
Деда Сашку мы поселили в загородном доме в окрестностях Берлина. Домик богатый, с обслугой – сторож, садовник, повар, экономка. Все секретные сотрудники гестапо. Деду была предоставлена относительная свобода передвижения в пределах территории усадьбы. Когда я приехал через три дня, то удивился тому, как дед споро работал граблями и о чем-то переговаривался с садовником. Причём на немецком языке, не на том, на котором разговаривают нормальные, а на том, на каком разговаривают дети, только начинающие говорить. Способности деда к иностранным языкам оказались поразительны.
На сегодня были назначены смотрины деда Сашки начальником гестапо Генрихом Мюллером.
Глава 15
Мюллер приехал в три часа пополудни. Неприметный мужчина в тёмно-сером костюме, в котором вряд ли кто признает могущественного начальника государственной тайной полиции Германии.
Я толмачил при его разговоре с дедом Сашкой. Толмач – это старинное русское слово, обозначающее переводчика. Я раньше думал, что слово происходит от глагола толмачить, то есть разъяснять, а потом оказалось, что это русифицированное немецкое существительное – дольметчер – переводчик. Вот как просто открывается потаённый ларчик, стоит только покумекать над каким-либо словом и находится достаточное простое объяснение его происхождения.
Мюллер был удивлён, что дед по-немецки ответил на приветствие и на вопрос о жизни вообще.
– Вы можете перенести меня в Москву в штаб советского руководства так, чтобы об этом никто не знал? – спросил шеф гестапо.
– Да нешто я волшебник, что ли? – обиделся дед Сашка. – Ты, мил человек пойми, что душа твоя может оказаться лет за десять отсюда вперёд, и то окажется вот здесь, а до Москвы всё равно на чём-то надо ехать. Чтобы в Москве очутиться, в Москву и нужно ехать. А меньше десяти лет точности я не даю, у каждого человека и вес разный, и каждый человек по-разному к снадобьям всяким относится. Если тебе что-то нужно узнать, так ты меня спроси, я тебе всё и обскажу.
– Хорошо, – сказал после некоторого раздумья Мюллер, – будет ли успешным наше осеннее наступление, и сможем ли мы взять Москву?
– Как бы тебе сказать, мил человек, – замялся дед, – плохие-то вести они человеку настроение портят. Может, другое чё спросишь?
– Нет, я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос, – упорствовал Мюллер.
– Если бы вы пошли на Москву сразу, то, может быть, и взяли бы её, – начал издалека дед Сашка, включив своё природное чувство дипломатии. – А вот сейчас ничего путного не получится. Укрепили её сильно, да и войска из Сибири к Москве спешат, все в валенках, в шубах и смазка у них на оружии такая, что на морозе не мёрзнет, а морозы-то ожидаются знатные в этом году, я их загодя чувствую, поясницу начинает шибко ломить.
Я, как мог, старался переводить дословно, потому что обсуждался очень серьёзный вопрос. Подготовка к наступлению на Москву находилась в завершающей стадии, и вся Германия была настроена на скорую победу в этом году.
– А ты откуда об этом знаешь, старик, – начал кипятиться Мюллер, – кто тебе сказал об этом?
У нас были сведения о том, что русские начали переброску своих войск из Забайкалья на московское направление.
– Так, микадо-то с Америкой завязался, и он больше не помощник в войне с Россией, своих забот под самую завязку, – бодро сказал наш дедок.
Дед Сашка сыпал информацию, которая относится к категории стратегической и могла быть известна только ограниченному кругу лиц или кругу ограниченных лиц, как хотите, так и говорите.
– Откуда Москве известно об этом? – зловеще спросил Мюллер.
– Так ведь, когда в доме большой пожар, то все, кто пожар тушит, считаются людьми хорошими, хотя на них раньше никто и смотреть не хотел, а те люди-то плохими никогда и не были, такими же русскими людьми оставались, вот они и поспособствовали родине своей, – сказал дед Сашка, явно довольный произведённым им впечатлением и говорил как-то сложно и путано. Он старался сказать о том, что на защиту родины встали репрессированные и нерепрессированные. Кто бы ты ни был, волшебник, миллиардер, царь, нищий, каждому приятно внимание и желание покрасоваться перед другими. И дед Сашка исключением не был. Что-то его подкупило в Мюллере.
– Я японцам никогда сильно не доверял, – задумчиво произнёс шеф, – немцы – это порода. Вот в моём ведомстве не найдётся такого человека, который бы тайну врагу выдал. Это гарантирую я – Мюллер!
– Ой, не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с рати, – деда Сашку как будто какой-то леший за зад укусил. То пословицами старинными лупит, то агентуру советскую вскрывает.
– Прошу прощения бригадефюрер, – встрял я в разговор, – старик применил сложное выражение на старославянском языке, я сейчас выясню точный смысл его, чтобы было понятно, что он имел в виду.
– Давайте, а я распоряжусь в отношении кофе, – и он позвонил в колокольчик, лежавший на столе.
Пока он отдавал распоряжение экономке, я успел шепнуть деду Сашке:
– Ещё одно слово о русских лазутчиках, и я тебя своими руками удушу, понял?
– Понял, – сказал дед.
Обменявшись несколькими фразами о рати, значениями «идучи» и другими, я повернулся к Мюллеру и сказал:
– Суть этой поговорки состоит в том, что результаты битвы оцениваются по её результатам, а не по тому, что желает полководец. Есть такое немецкое выражение – Wer schon gesiegt, der schmettre Siegesweisen.
– Таким образом, – подытожил Мюллер, – получается, что в структуре гестапо есть советский разведчик.
– Получается так, бригадефюрер, – согласился я.
– Вы можете указать на этого человека? – обратился Мюллер на «вы» к деду Сашке.
– Этого ни один ясновидящий сделать не сможет, ошибётся, – уверенно сказал старик, – потому что каждый человек излучает своё поле. Все эти поля перемешиваются между собой и нельзя увидеть какое-то одно чистое поле.
– А если человека посадить в тюрьму и отделить его от других людей? – спросил Мюллер, хитро прищурившись.