Личный ущерб

Туроу Скотт

Робби направлял машину в сторону, противоположную офису, к частной клинике-интернату для престарелых, которая находилась в нескольких милях от его дома. Пока он общался с матерью, Ивон читала газету, откинувшись на спинку сиденья, с удовольствием вдыхая аромат дорогой кожи. Это был настоящий полноценный отдых. Но однажды Робби вздумал пригласить ее с собой.

— Пошли, познакомишься с моей мамой.

Робби просто не представлял, что Ивон может отказаться увидеть его мать. И был прав. Ей очень хотелось посмотреть на женщину, родившую такого человека.

У миссис Фивор после инсульта,

случившегося в прошлом году, парализовало почти всю левую половину тела. Нога совсем не действовала, а рука только чуть-чуть. Говорить она уже могла и использовала это на сто процентов. Порой Робби очень хотелось, чтобы мать немного передохнула. До болезни миссис Фивор жила в доме без лифта на втором этаже. В этой квартире вырос Робби, здесь все было дорого, напоминало о детстве сына, но вернуться сюда для нее было невозможно. Он хотел, чтобы мать жила с ним, но она даже слышать об этом не желала, мол, с него достаточно Лоррейн. После долгих дискуссий сошлись на частной клинике-интернате. Робби рассказывал, что для этого ему пришлось надорвать глотку, но зато теперь все более или менее в порядке.

Они застали Эстелл Фивор в мягком кресле, одетую и готовую к завтраку, который должны были скоро подать. На стене напротив висел телевизор, и она пыталась следить за происходящим на экране, вытягивая голову на манер черепахи. Левая рука безжизненно свисала, а здоровой миссис Фивор поддерживала массивные очки в черной оправе, будто это могло улучшить зрение. Судя по уровню звука, со слухом у нее тоже были проблемы. Миссис Фивор заметила их присутствие, только когда Робби подошел почти вплотную. Увидев сына, она вскинула правую руку, а затем, собравшись с силами, смахнула на колени очки.

— Робби! — Миссис Фивор припала к нему, обняв здоровой рукой за плечо. Через некоторое время ее затуманенные черные глаза нашли Ивон.

Он представил новую помощницу. Чтобы объяснить, почему они вместе, сказал, что заехали по дороге в суд. Рот матери слегка скривился. Она, конечно, не поверила, но осуждать сына не стала.

Робби посмотрел на Ивон:

— Правда, мама выглядит замечательно?

На самом деле миссис Фивор выглядела ужасно. Старая, лицо в глубоких морщинах, скрыть которые макияж не мог, под подбородком многочисленные складки. Но, несмотря ни на что, она продолжала усиленно заниматься своей внешностью. Робби рассказывал, что раз в неделю мать посещают маникюрша и стилистка, и сейчас Ивон имела возможность полюбоваться на результаты их работы. Невероятный оттенок оранжевого, в который были выкрашены волосы миссис Фивор, а также начинающий отслаиваться ярко-красный лак на ногтях только подчеркивали согнутую спину, старческие пигментные пятна и судорожный кашель. Разглядывая миссис Фивор, Ивон не верила, что когда-то эта женщина была привлекательной. Ястребиный нос, искусственные зубы, и яркая губная помада ситуацию не улучшали. Но то, что миссис Фивор воли не занимать, было видно.

Эстелл отмахнулась от комплимента сына:

— Я все это затеваю только для него. А для кого же еще? Ведь меня здесь больше никто не видит.

Робби продолжил бурно восхищаться стремлением матери следить за собой и снова намекнул Ивон поддержать его, что она и сделала, хотя боевую раскраску

у дам в принципе не одобряла. Ей казалось нечестным представать перед людьми в более привлекательном виде, чем тебя создал Бог. Ее собственная прическа сейчас далеко не идеальна, а макияж от Элизабет Ардан едва заметен. Ногти Ивон покрывала бесцветным лаком.

Миссис Фивор вела себя так, словно Робби не приглашал свою помощницу принять участие в разговоре. Ивон догадалась: мать не желает, чтобы в ее отношения с сыном кто-либо вторгался. Впрочем, и Робби тоже. Глядя, как они весело болтают о каких-то неведомых ей делах, фыркая от смеха, она осознала: эти двое счастливы в обществе друг друга. В офисе Робби упоминал о своей матери равнодушно. Больная, слабеет с каждым днем, что еще тут можно добавить. Мерзкий обманщик! Теперь Ивон видела, как он к ней привязан. Так же, как и она к нему. И эти комплименты ее внешности в его устах звучали искренне, поскольку он действительно верил, что его мать — самая красивая женщина в мире.

Нежно поглаживая руку матери, окутывая теплым облаком неподдельного интереса, Робби начал расспрашивать о том, как оценивают доктора ее состояние.

— О, доктора! — Эстелл поморщилась. — Что они понимают? Ты думаешь, здесь собрались нобелевские лауреаты? — Она покосилась на Ивон и понизила голос до хриплого шепота. — Они все иностранцы. Работают почти бесплатно. Им платят, я не знаю сколько, наверное, шесть баксов за каждый мешок с рухлядью, который осмотрят. Они все делают на бегу, будто у них горят штаны. А фамилии, ой, я не могу выговорить ни одной. Шадупта. Бабупта. Спаси меня Господь, если вдруг понадобится назвать хоть одного лечащего врача. Я просто умру.

Робби воспринял это заявление, как и все остальное, что говорила мать, с энтузиазмом. Он прижал ее к себе, поболтал еще пару минут и кивнул Ивон. Пора уходить. Пытаясь задержать сына, миссис Фивор спросила насчет Лоррейн.

— О… — отозвался он. Она посмотрела на Ивон.

— Мой сын… мало того, что больна жена, так и мать никуда не годится. Сижу здесь одна и, как вспомню, сразу начинаю плакать. Мне так его жаль. Бедный Робби, кто о тебе позаботится?

— Мама, ты забыла о Мортоне.

— Вот он у меня такой. — Миссис Фивор снова взглянула на Ивон. — Всегда во всем видит светлую сторону и старается все обратить в шутку. Вы знаете, Робби участвует в программе обеспечения клиники лекарствами.

— Ладно тебе, мама. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Завтра придешь? — спросила миссис Фивор с жалобными нотками в голосе.

— А как же. Да разве я могу пропустить хотя бы один день. Приду ближе к вечеру. Утром у меня суд. — Он помахал рукой и выскочил в коридор.

Миссис Фивор с тревогой наблюдала за его уходом и даже не ответила на слова Ивон, которая задержалась на пороге сказать, что ей было приятно познакомиться.

— Вот какая у меня мама. Настоящий вулкан! По-прежнему полна жизни, хотя от нее осталась только половина.

Они шли по коридору. В полуоткрытых дверях палат мелькали старики и старухи, изуродованные временем и болезнями. Морщинистая пергаментная кожа, беззубые рты, пустые водянистые глаза.

— Да, — согласилась Ивон, — держится она мужественно.