Лицо фараона (с иллюстрациями)
Шрифт:
И все же, рассуждал Володя, как же так — не помочь? Хотя бы в развитии науки, техники, ухватился он за новую мысль. Если китяне сумели перебросить кибера к нам на Землю, они обладают могучей техникой, ушли вперед и помочь им нам ничего не стоит. Ах ты, жалко нет времени! А надо подойти к вопросу не сгоряча, ведь в самом деле можно выпросить такое, что может пойти во вред. Недаром предупреждал кибер, говорил о несозревшей цивилизации. Разве мы можем сказать, что у нас созревшая цивилизация? Испытания атомных бомб… Володя мучительно напрягал мысль, чем бы могли помочь нам китяне, его не покидало желание облагодетельствовать человечество.
Стрелка незримо бежала по циферблату, отмеряя последние минуты их разговора. Странного
— Я могу помочь тебе лично, — сказал Гарсон.
— Как? — спросил Володя.
— Дай карту местности.
Володя раскрыл планшет и вручил роботу карту.
— Карандаш… — попросил тот.
Володя дал ему карандаш. Робот выбросил из корпуса другую руку и, ловко держа карандаш, мгновенно покрыл карту химическими значками. Володя с изумлением увидел, что котловина изобилует элементами чуть ли не всей таблицы Менделеева. Вот и доказательство, думал он, — карта, заполненная рукой робота! Иначе, кто поверит во встречу?
— На, — сказал робот, подавая Володе карту. — И отойди подальше.
Володя отошел и стал наблюдать. Убраны руки, согнуты ноги, — впервые Гарсон сел на округлый киль.
— Прощай, — сказал он Володе.
Еще мгновенье — и в свете гаснущего костра абрис робота затуманился; стал таять и расплываться, как льдинка на горячей плите. Только зеленые озерца глаз не хотели тускнеть и все так же, играя светом, смотрели на мир, пусть не устроенный, не созревший, но, по мнению Володи, все же хороший. Но вот и зелень исчезла. Между камнями, где Володя впервые увидел робота и где робот, облюбовав местечко, сидел три дня, не было ничего. Ничего. Остались только воспоминания и карта, заполненная удивительным кибером. Все-таки есть доказательства встречи, есть!
Володя подбросил хворосту в костер и принялся разглядывать карту. Но удивительно, — почерк на карте был точно Володин, до последней завитушки и запятой! Даже s, латинское s, которое Володя писал с немыслимой закорючкой, было — точно! — Володино и никого другого; ребята ведь знают! Карта была составлена рукой Володи, и никому — тем более скептику Выдрину — не докажешь, что над ней потрудился китянский робот. В досаде Володя прикусил губу.
Потом Володя стал собирать рюкзак: делать в котловине ему было решительно нечего. Завтра он пойдет в лагерь, к своим. Семьдесят километров — это двенадцать часов ходьбы, если не останавливаться. Володя постарается уложиться в срок — без перекуров и отдыха.
ДОЛЖЕН ВАМ РАССКАЗАТЬ
Я — Кэбот Финк, судовой врач. Получил медицинское образование в Принстоне. Знаю итальянский язык. Увлекаюсь музыкой Россини и Верди. Хочу побывать в Италии, послушать «Дон Карлоса» с итальянской сцены, поискать новые народные песни: итальянская музыка — мое хобби. Но я далек от фантастики, от политики и от баллистики. Современный мир с Вьетнамом и атомными грибами меня возмущает. Больше — он мне противен. Музыка да солнце над головой — единственно светлое, что еще остается в жизни. Женщина может вам изменить, поэзия — обмануть, фантастика — напугать. Всему этому я не верю. А вот послушать «Дон Карлоса» я бы не отказался. Не откажусь побывать в Италии — в Милане, на пьяцца Челлини. Кстати, в Милане лучший из оперных театров Европы Ла Скала… Не пьяцца Челлини мне нужно найти семью Текки,
— Итак, я судовой врач. Плаваю на рефрижераторе «Элмери» из Сиднея в Сан-Франциско и из Сан-Франциско в Сидней. Одиннадцать тысяч девятьсот километров в каждый конец. Это меня устраивает. Океан, солнце над головой, и целые месяцы на горизонте — ни пятнышка. Штормы и шквалы не в счет. К ним можно привыкнуть. В конце концов за все надо платить, за солнце и океан — тоже. Зато какой простор, как легко дышится! И полная безопасность; «Элмери» неплохая посудина. Неторопливая, правда, а куда торопиться бараньим тушам?..
Капитан Фримен шутит по этому поводу:
— Пусть прохлаждаются. Еще успеют зажариться в ресторанах Лос-Анжелоса и Фриско…
С капитаном Фрименом я плаваю шестой год. За это время мы узнали друг друга с достаточной полнотой. И уважаем друг друга. Во всяком случае, в той мере, чтобы не досаждать один другому бессмысленной болтовней. В этом плане все у нас сведено к минимуму:
«Доброе утро, док» — «Доброе утро, сэр», «Добрый день» «Добрый день», «Покойной ночи» — «Взаимно, сэр». И — ничего больше. Ни трепотни, ни политики. Не то, что на других кораблях: «Э, док, все равно наши джиай всыпят красным по ту и по другую сторону от семнадцатой параллели. Это же ясно, как на таблице, док: дважды два — четыре, а не двадцать пять и не кибернетика. Будете спорить?..». Капитаны танкеров и рефрижераторов отчаянные политики — всех бы в советники президенту… Ничего подобного у нас с капитаном Фрименом. «Покойной ночи, док», — и легкий поклон. Может быть, потому, что с «Элмери» за эти шесть лет не было происшествий, а с нами никаких потрясений. До последнего рейса.
Последний рейс — исключение. Но начнем по порядку: сначала и не упуская подробностей. Нет, это не протокол. И не хроника. Это последовательная цепь событий, как они произошли в океане и как запомнились мне, Кэботу Финку. Здесь будет не один мой рассказ. Здесь и рассказ Артуро. Мне бы хотелось подчеркнуть разницу между тем и другим. Об этом я еще скажу впереди, Но все же прошу эту разницу видеть и помнить.
Нас на «Элмери» потрепало тайфуном, сбило с пути, Это была «Джина», наделавшая немало дел в океане. Тайфунам даются ласковые женские имена, что совсем не соответствует их характеру. «Джина» унесла у нас две спасательные шлюпки, сорвала антенну и на протяжении двадцати метров сломала фальшборт на правой стороне корабля. Как ни плясали мы в дрейфе, она стянула нас к югу, в середину акватории, где испытывалось секретное оружие. Когда наконец мы обрели способность ориентироваться, капитан заорал в машинное отделение:
— Полный вперед, дьяволы! Знаете, где мы находимся?..
И не ушел с мостика, пока «Элмери» не выскочил за линию невидимого квадрата.
«Джина» прошла так же внезапно, как началась, океан стал успокаиваться, на корабле команда занималась ремонтом: натягивали антенну, чинили перила.
— Давай, поторапливайся! — покрикивал капитан Фримен.
Больше всего он жалел об утерянных шлюпках. Шлюпки были новые, взамен снятых в Сиднее. Потому мх и унесло, что они, по мнению капитана, не «прилежались» на месте. Будь это старые, добрые, с облупленной краской шлюпки, они, конечно, бы уцелели. Капитан не знал, кого винить за потерю, помощники ходили с независимым видом, придраться не к кому. Виновата во всем инспекция, по настоянию которой шлюпки были заменены. Но инспекция далеко, настроение сорвать не на ком, и потому капитан покрикивал на матросов: