Лицо в зеркале
Шрифт:
Никто не звонил после разговора в железнодорожной комнате. Набрав 69, он слушал, как телефон автоматически набирает номер того, кто позвонил последним.
Если бы он прошел цикл подготовки супершпиона, если б у него был невероятно чуткий слух, как был у Бетховена до того, как последний оглох, если б один из его родителей был инопланетянином, посланным на Землю, чтобы смешать кровь двух цивилизаций, наверное, Фрик смог бы перевести потрескивания и щелчки телефонного аппарата в цифры. И запомнил бы номер
Таинственного абонента для дальнейшего использования.
Но он был всего лишь сыном самой большой кино-знаменитости этого мира. Такое положение приносило немалые дивиденды, скажем, бесплатные программы от «Майкрософт» и пожизненный пропуск в «Диксиленд», но не наделяло невероятными умственными или паранормальными способностями.
После двенадцати гудков он включил режим авто-до тона. Отошел к окну, а телефон продолжал набирать и набирать номер Таинственного абонента.
Восточная лужайка, гладкостью не уступающая сукну бильярдного стола, уходила меж дубов и кедров к розовому саду, исчезая в сером дожде и серебристом тумане.
Фрик гадал, следует ли сказать кому-нибудь о Таинственном абоненте и его предупреждении о грозящей опасности.
Если б он позвонил по спутниковому телефону Призрачного отца, то трубку снял бы или один из телохранителей, или личный визажист отца. А может, личный парикмахер. Или массажист, который всегда ездил с ним. Или духовный советник, Мин ду Лак, или кто-нибудь еще из дюжины других лакеев, которые всюду сопровождали Четвертого самого обожаемого мужчину в мире.
Трубка бы передавалась из рук в руки, по горизонтали и по вертикали, пока наконец через десять или пятнадцать минут не попала бы к Призрачному отцу. Он бы сказал: «Эй, дорогой (дорогая), ну-ка догадайся, кто позвонил сюда и хочет поговорить с тобой?» А потом передал бы трубку Джулии Робертс, или Арнольду Шварценеггеру, или Тоби Макгайру, или Кристер Данст, или им всем сразу, и они бы очень любезно поговорили с ним. Спросили, как дела в школе, хочет ли он с годами стать величайшей кинознаменитостью, какой сорт овсянки предпочитает на завтрак…
И к тому времени, когда трубка вернулась бы к Призрачному отцу, репортер из «Энтетейнмент уикли» написал бы уже половину статьи о телефонном разговоре отца с сыном. Статью бы напечатали, переврав все
факты, выставив Фрика или хныкающим идиотом, или избалованным папенькиным сынком.
Хуже того, трубку телефона Призрачного отца могла взять какая-нибудь хихикающая молоденькая актриса, из тех, кого называли старлетками, еще мало чего умеющая на съемочной площадке, но много — в других местах. Такое случалось многократно. Имя Фрик развеселило бы ее, но, впрочем, этих девиц веселило решительно все. За прошедшие годы он разговаривал с десятками, может, и сотнями старлеток, и все они напоминали ему початки с одного кукурузного поля, будто какой-то фермер в Айове выращивал их, а потом вагонами отправлял в Голливуд.
Фрик не мог позвонить Номинальной матери, Фредди Найлендер, потому что она находилось в каком-то далеком и сказочном месте, вроде Монте-Карло, восхищая окружающих своим великолепием. И телефона, по которому он мог напрямую связаться с ней, у него не было.
От миссис Макби, в паре со своим довеском мистером Макби, он видел только хорошее. Они всегда учитывали его интересы.
Тем не менее Фрику не хотелось в таком деле обращаться к ним. Мистер Макби был несколько… глуповат, миссис Макби — всезнающей, всевидящей, жуткой женщиной, чьи высказанные ровным голосом слова и даже неодобрительный взгляд могли вызвать у ее подчиненных серьезное внутреннее кровотечение.
Мистер и миссис Макби были in loco parentis. На латинском этим юридическим термином называли тех, кто выполнял роль родителей Фрика на период отсутствия настоящих родителей, то есть постоянно.
Впервые услышав термин in loco parentis, Фрик решил, что его родители — сумасшедшие [23] .
Чета Макби, однако, досталась Призрачному отцу имеете с домом, они жили здесь задолго до того, как отец его купил. Фрик полагал, что Палаццо Роспо, как самому месту, так и его традициям, Макби верны куда в большей степени, чем кому-либо из персонала или членов семьи.
23. Loco — сумасшедший (англ.)
Мистер Баптист, веселый повар, был дружелюбным знакомым, но никак не другом, и уж точно не доверенным лицом.
Мистер Хэчетт, вызывающий страх и, возможно, безумный шеф-повар, не принадлежал к тем людям, к которым кто-либо мог обратиться в час беды, за исключением разве что Сатаны. Владыка ада наверняка прислушался бы к советам повара.
Фрик всякий раз тщательно планировал визит на кухню, чтобы не столкнуться с мистером Хэчеттом. Чеснок не отпугивал шефа, поскольку тот любил чеснок, но крест, приложенный к его плоти, наверняка привел бы к тому, что он вспыхнул бы ярким пламенем или улетел, обратившись в летучую мышь [24] .
24. Фрик намекает на то, что мистер Хэчетт — вампир. Наиболее подробно признаки, отличающие вампира от обычного человека, расписаны в романе Брэма Стокера «Дракула»
Существовала немалая вероятность того, что шеф-повар и являл собой ту самую опасность, о которой говорил Таинственный абонент.
Если уж на то пошло, любой из двадцати пяти наемных работников поместья мог быть жаждущим крови убийцей, скрывающим свою сущность за улыбающейся маской. И прячущим за пазухой топор, заточку, удавку.
Может, все двадцать пять были убийцами, выжидающими своего часа. Может, очередное полнолуние вызовет у них приступ безумия, и они одновременно сбросят маски, проявят переполняющую их жажду крови, набросятся на всех и друг на друга с пистолетами, мясницкими тесаками, высокоскоростными кухонными комбайнами.
Если ты не знаешь всей правды о том, что думают о тебе твои собственные отец и мать, если ты не можешь знать наверняка, кто они и что творится у них в голове, как можно быть хоть в чем-то уверенным, если речь идет о людях, которые тебе даже не близки?
Фрик, правда, полагал, что мистер Трумэн — не психопат, готовый разрезать всех и вся бензопилой. В конце концов, мистер Трумэн служил в полиции.
А кроме того, чувствовалось, что мистер Трумэн — человек правильный. Фрик не знал, как выразить это словами, но понимал, что на мистера Трумэна можно положиться. Когда он входил в комнату, его присутствие ощущалось сразу же. Когда говорил с тобой, ты видел, что он тебя слушает.
Второго такого Фрику встретить пока не довелось.
И тем не менее о Таинственном абоненте и необходимости найти убежище он не собирался рассказывать даже мистеру Трумэну.
Во-первых, боялся, что ему не поверят. Мальчишки его возраста частенько сочиняли всякие небылицы. Фрик — нет. Но другие сочиняли. Фрик не хотел, чтобы мистер Трумэн принял его за лгунишку.
Не хотел он, чтобы мистер Трумэн решил, что он — трусохвост, который боится собственной тени.
Никто бы не поверил, что Фрик мог более двадцати раз спасти мир, хотя верили, что именно столько раз спасал мир его отец, но Фрик не хотел, чтобы его принимали за ребенка. Особенно мистер Трумэн.