Лида и буквы
Шрифт:
Мама велела Коле делать уроки, а Лиде — сидеть тихо и не мешать брату. А сама ушла.
Лида сказала:
— Коля, я не буду мешать. Я буду тихо перевязывать Мишуне лапу. Делай уроки, пожалуйста!
— Сам знаю! — рассердился Коля. — Ты
— Тише, не кричи, — сказала Лида. — Мишуня болен.
Но Коля всё ворчал:
— Думаешь, это очень просто: сел и пиши. А вот нет! Надо сначала перо сменить. Царапает. У нас в классе один мальчик стал писать таким пером — насквозь тетрадку продрал!
Коля долго вытаскивал пёрышко из ручки. Сначала просто пальцами. Потом ножницами. Потом маминым вязальным крючком. Никак не мог вытащить! И вдруг нечаянно уронил ручку на пол и перо само выскочило.
Коля вставил новое перо.
— Теперь тебе уже можно делать уроки? — спросила Лида.
— Наверно, скоро будет можно, — ответил Коля. — Надо ещё эти чернила из чернильницы вылить и налить другие. А то у нас один мальчик вытащил из чернильницы знаешь что?
— Не знаю что, — сказала Лида.
— Муху, только дохлую. Так на тетрадку и шлёпнулась. И вышла громадная клякса. А у нас кляксы строго запрещаются.
Коля унёс чернильницу на кухню и очень долго там возился. А потом пришёл весь забрызганный водой и чернилами.
— Налил? — спросила Лида. — Теперь тебе уже можно делать уроки?
— Кажется, можно, — сказал Коля и сел за стол. Он открыл тетрадку, обмакнул перо в чернила и… слез со стула.
— Эх! — сказал он. — Стул качается. Невозможно работать. Надо починить. Потому что от качания может дрогнуть рука и буква выйдет кривая. А у нас в классе это запрещается.
— Коля, а у нас есть и другие стулья, — сказала Лида. — Они не качаются.
— Много ты понимаешь! — закричал Коля. — Все качаются!
— Не кричи, Коля. Мишуня заснул, — попросила Лида.
Коля притащил какие-то картонки и щепочки и стал подкладывать их то под одну ножку стула, то под другую, то под третью, то под четвёртую. Долго он подкладывал и вынимал, садился на стул, и слезал опять, и снова садился. Даже вспотел.
Наконец он сел за стол и начал писать.
Лида сидела тихо-тихо. Она боялась помешать Коле.
Коля кончил писать очень скоро.
— Ух! — сказал он. — Насилу дописал до точки. А ещё надо прочитать в букваре целых пять слов. Ты думаешь, очень легко учиться в первом классе?
— Думаю, трудно, — сказала Лида.
— Ещё бы! — сказал Коля, — Вот я, например, ещё только начал делать уроки, а уже переутомился. Надо пойти погулять, а то и заболеть можно!
Коля схватил шапку и убежал.
Тогда Лида тихонько вылезла из своего уголка и заглянула в Колину тетрадь.
И там она увидела вот что:
Лиде было всего пять лет, и читать она ещё не умела. Она только смотрела на буквы. Смотрела-смотрела, и стало ей очень их жалко.
Она вздохнула и сказала:
— Бедные, бедные вы, буковки. Наверное, вы все тоже больные, как мой Мишуня. Стоять вы не можете, шатаетесь, падаете. Как же не падать — ни рук ни ног нет. И глазок нет, ничего вы, бедные, не видите.
Лида взобралась на стул, взяла ручку с новым пером, обмакнула её в чернильницу и сказала:
— Ну ничего, не плачьте, буковки, я вас вылечу. Сейчас вы у меня все будете молодцы. С ручками, с ножками, с чёрненькими глазками. А кто из вас старичок, я тому дам палочку. А кто падает, — тому подставлю стульчик.
Она так и сделала. И все буквы стали молодцами.
Вот такими.
— Ну вот, — сказала Лида. — Теперь вам хорошо. Так и живите. Не бойтесь, теперь не упадёте!
Вечером пришла мама и захотела посмотреть, как Коля приготовил уроки.
Коля схватил тетрадку, открыл… и вдруг завизжал. Так завизжал, что зазвенели стаканы в буфете.
— Я писал, мучился! — кричал он. — А теперь что! Я буду стараться, а мне будут всё портить, да? Я знаю, кто это сделал! Это мне Лидка назло сделала!
Мама посмотрела в тетрадку.
— Ты что это тут натворила? — спросила она Лиду.
— Я ничего не натворила, — сказала Лида. — У него же все буквы больные были, так и падали, так и спотыкались. А я их только вылечила, больше ничего.
— Безобразие! — сказала мама.
— Ага! — сказал Коля.
— Это никуда не годится! — рассердилась мама.
— Задай ей как следует, чтоб знала, — посоветовал Коля.
— Две строчки и то не мог написать аккуратно! Сейчас же садись переписывать! — велела мама.