Лидер Культа. Том I
Шрифт:
Однако стоит мне отойти от аллеи к парковочным местам, которые у аристократов не пользуются большой популярностью в виду наличия личных водителей, как меня, проклятье, тут же пытаются переехать. Снова!
С запозданием визжат тормоза спорткара.
Я едва успеваю отпрыгнуть. Морщусь от досады за выроненную прямо под колеса сигарету.
Из припарковавшегося неподалеку автомобиля выбирается высокая платиновая блондинка и, как ни в чем не бывало, поправляет свою студенческую форму.
Разозленный такой беспечностью, я подхожу
— Эй, ты в глаза долбилась или…
— Прошу прощения? — оборачиваясь, девушка холодно загибает бровь.
Я цепенею от увиденного. По двум причинам.
Первая: мы с этой девушкой уже знакомы.
Вторая: то, на чем она приехала.
Бардовый спорткар фирмы "Ураган", модель "Гиперион".
Таких по столице Аркадии разъезжает десятки, если не сотни. Но конкретно этот я отличу среди тысяч других.
Все благодаря номерам с родовым гербом, которые намертво впечатались в память в тот самый день, когда этот спорткар переехал мой хребет, оставляя меня умирать на безлюдной дороге.
Глава 37
— Очуметь, он вернулся!
Когда я вхожу в аудиторию, профессор замолкает, а мои одногруппники вытягивают шеи от любопытства.
По рядам проносится удивленный шепоток, а кто-то и вовсе высказывает изумление вслух.
Ордан Петрофски, профессор психологии и социологии, откладывает указку, опирается на кафедру и одаривает меня своим фирменным взглядом.
Высокий, худощавый, кучерявый. Длинное умное лицо. Сорок девять лет, но седина уже нещадно избила бороду и виски.
Он окончил школу в пятнадцать лет, а в восемнадцать уже получил первое политологическое образование. Затем два года ездил по Аркадии и соседним империям, изучая культуру, клиническую психиатрию и общественное устройство разных народов. После чего вернулся в Аркадию, получил в двадцать два года магистра социологии, а в двадцать четыре — степень доктора психологии.
Разумеется, такой ум сказывается на личности и поведении.
Некоторые проницательные люди умеют заглядывать тебе прямо в душу. Студенты Ордана Петрофски, подкованные в психологии, утверждают, что у их профессора для этого слишком чувствительные глаза. Поэтому он смотрит в твою тень.
Я на это отвечаю приглашающей улыбкой. Мало кто способен выдержать взгляд, читающий твои пороки и грехи. Но когда у тебя нет ничего, кроме них, то учишься не бояться, а сочувствовать тем, кто видит тебя насквозь.
На нас двоих сходятся взгляды всей аудитории. Чувствуя, что должен что-то сказать, я киваю на броский дихотомический костюм профессора.
— Вам идет.
Черно-белый, разделенный ровно на две части. В стиле экстравагантного Петрофски.
Улыбнувшись, профессор благодарно кивает. По свойственной психологам привычке во время разговора он склоняет голову набок.
— Опоздали на метро, Домин?
Обычно после своего фирменного взгляда Ордан
Я качаю головой:
— Сигареты сами себя не покурят.
Профессор вежливо усмехается:
— Я скучал по вашему юмору, Константин.
Поворачиваясь к аудитории, он делает приглашающий жест рукой.
Все.
Никаких назойливых вопросов, громких возмущений, ядовитой иронии или угроз не допустить тебя к зачету, которыми другие уязвленные лекторы и преподаватели посыпают тебе дорогу в первый день после твоего полугодового отсутствия.
Даже думать не хочу, что мне устроят на лекциях и практике. Но Петрофски хотя бы задал нейтральный настрой.
Во время моего первого года обучения какой-то старшекурсник подметил: "Ты можешь или любить Петрофски или ненавидеть. Но неуважать его невозможно".
Пока я поднимаюсь к пустым верхним рядам, на меня пялятся на как тигра-альбиноса в зоопарке. С любопытством и опаской.
— Я думала, что его давно исключили…
— Все так думали…
— Интересно послушать, что ему скажут остальные профессоры…
— А деканша?
— О, это будет прожарка с черной корочкой!
Когда я прохожу мимо, одному из "зрителей" простой болтовни оказывается недостаточно. Пока Петрофски подключает электронную доску, этому гению хватает ума и наглости сунуть руку в клетку с тигром.
— Что-то многовато внимания уделяют зазнавшемуся трусливому простолюдину, не находишь? — нарочито громко спрашивает какой-то аристо у своей соседки.
Выдающийся нос, острые скулы, квадратная челюсть. По-дорогому небрежная прическа и родовая печатка на большом пальце. Последнее чистой воды позерство новотитулованных аристократов.
Останавливаясь у его стола, я озадаченно оглядываюсь. Мой взгляд ловит соседка любителя поязвить, симпатичная зеленоглазая рыжуля с явными корнями из северных княжеств.
— Мне показалось или где-то залаяла завистливая шавка?
Я подмигиваю рыжуле, которая очаровательно прыскает в ладошку. Лица одногруппников вытягиваются от услышанного, шепотки сходят на нет.
Аристо требуется целых три секунды, чтобы осознать мои слова. После чего он, зеленый от злости, подрывается на ноги с рыком:
— Поганый люмпен, как ты смеешь..!
— Шакалов, — раздается тихий, но твердый голос Петрофски, — попрошу воздержаться от разжигания классовой ненависти на моих лекциях.
Память подсказывает полное имя: Молофей Шакалов-младший. Любитель поплевать тебе в спину, никогда не шел со мной на прямой конфликт. Похоже, мое долгое отсутствие придало ему смелости.
— К тому же, — продолжает Ордан, — безусловные признаки человека — недостойная настоящего аристократа цель для нападок, согласны?