Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
Шрифт:
Все более откровенно главной задачей чекистов становилась не борьба с подлинными шпионами, диверсантами, террористами (которая, объективно говоря, никогда, конечно, не прекращалась), а также закордонная разведка, но преследование всякого рода оппозиции в самой коммунистической партии, осколков существовавших ранее в России политических партий и образований (в том числе даже революционных, вроде меньшевиков, эсеров, анархистов) — «религиозников», «националистов» и вообще любых инакомыслящих. Под недреманное пристальное наблюдение специальных отделений в структуре ОГПУ, так называемых «секретно-политических», автоматически попадали все исключенные из ВКП(б), а затем и партийцы, которые хоть раз в жизни когда-либо голосовали за платформу Троцкого, даже в те годы, когда он входил в состав Политбюро, а в правительстве занимал второй по значимости — после Ленина — пост председателя Реввоенсовета.
Парадоксально, но многие чекисты, особенно
Эта наивность будет стоить им не только своих постов, но и жизни. Впрочем, плохо кончит и выдвинувшийся именно благодаря поддержке со стороны Сталина Ягода, последний руководитель органов госбезопасности с дореволюционным партстажем. Человек не столько умный, сколько хитрый и изворотливый, Ягода первыми ступеньками в своей карьере обязан одновременно родством и свойством с близким соратником Ленина Яковом Свердловым. Правда, рано умерший председатель ВЦИК этому никак не способствовал, для него родственные чувства заканчивались за порогом квартиры. Но это правда, что отцы Свердлова и Ягоды приходись друг другу двоюродными братьями. К тому же Генрих Григорьевич женился на родной племяннице Якова Михайловича, дочери его сестры, Иде Авербах. Родной же брат Иды — Леопольд Авербах был третьеразрядным литератором, но зато весьма влиятельным деятелем на «литературном фронте» — председателем пресловутого РАПП — Российской ассоциации пролетарских писателей. На этой стезе Авербах нанес трудно исчислимый вред отечественной литературе. Расстреляли его, однако, уже в бытность на партработе в… Свердловске (!), конечно, не за это, а именно за родство с Ягодой. Примечательно, что секретарем при Авербахе состоял тоже далеко не безгрешный Александр Фадеев. Однако автор «Разгрома» и «Молодой гвардии» свою вину перед сотнями расстрелянных советских писателей, когда он фактически возглавлял ССП, искупил после двадцатого съезда КПСС выстрелом в сердце.
Еще при жизни Менжинского Ягода стал «чистить» аппарат ОГПУ в центре и на местах, постепенно убирая из него авторитетных, профессионально сильных сотрудников, часто старых большевиков, но главное — людей, способных самостоятельно мыслить и отстаивать свое мнение. Так, ловко интригуя, ему удалось убрать из ОГПУ равного ему по должности Трилиссера. Того удалили, конечно же, через ЦК на достаточно крупный пост — заместителя наркома рабоче-крестьянской инспекции РСФСР. Через год Ягода избавился и от преемника Трилиссера на посту начальника ИНО Станислава Мессинга — этого, как тогда говорили, перебросили в наркомат внешней торговли. Еще одного слишком умного — начальника Особого отдела Яна Ольского назначили… начальником сети ресторанов и прочих объектов общественного питания! Позднее их расстреляли…
Ягода умел хорошо подать себя. Он подбил А. М. Горького, чьим земляком, как и Свердлов, был по Нижнему Новгороду, на организацию знаменитой поездки группы видных писателей по только что открывшемуся Беломорско-Балтийскому (ББК) каналу. Ее результатом стало быстрое и роскошное издание книги коллектива авторов о том, как замечательные чекисты перековывают на подобных стройках вчерашних уголовников и вредителей в полноценных граждан Страны Советов.
Не будем сегодня винить авторов очерков, вошедших в этот сборник, в раболепии. Среди них — абсолютно честные люди, например М. Зощенко. Стройка действительно могла произвести на пассажиров теплохода самое благоприятное впечатление. Лагеря ББК еще не стали тогда лагерями смерти, как несколько лет спустя зоны Колымы и Воркуты. К тому же среди заключенных было действительно достаточно много настоящих уголовников, в том числе знаменитостей в своей среде. Писателей приглашали в поездку от имени Горького, живого классика, абсолютного авторитета для каждого советского литератора. Естественно, что приглашение участвовать в поездке, а затем и в сборнике расценивалось ими искренне за большую честь. Однако очень скоро книга была изъята из всех библиотек. Слишком много ее авторов и героев оказались «врагами народа».
Александр Коротков по молодости и краткости пребывания на Лубянке смысла и значения перемещений в руководящем эшелоне ОГПУ не понимал и понимать не мог. В конце концов, переводы с одной работы на другую в принципе дело обычное, а о том, что стояло за каждым конкретным снятием и назначением, рядовые сотрудники не оповещались, а гадать вслух было не принято.
Определенное замешательство — слово «пересуды» тут никак не подходит — вызвало лишь дело Якова Блюмкина. Оно и в самом деле было необычным и само по себе, и по своим последствиям. Для многих старых сотрудников, оно явилось грозным предупредительным «звонком». Речь идет
Раненный осколком собственной гранаты, Блюмкин сумел выбраться из столицы и уехать на Украину, где некоторое время партизанил. Заочно он был приговорен к трем годам лишения свободы. После освобождения Красной Армией Харькова Блюмкин добровольно явился в ЧК и был затем амнистирован.
Впоследствии Блюмкин вступил в коммунистическую партию, участвовал в гражданской войне, стал чекистом-разведчиком. Не слишком образованный, он обладал природной сметкой, способностями и ярко выраженной склонностью к авантюрам. За свою короткую жизнь он был четыре раза награжден за храбрость и шесть раз ранен, в том числе четыре раза холодным оружием.
Известно, что Блюмкин писал стихи (к сожалению, до наших дней не сохранилось ни строчки) и политические фельетоны в «Правду», одно время он даже входил в Москве в какое-то поэтическое объединение и дружил с Сергеем Есениным. Во всяком случае, неоднократно участвовал в загулах великого поэта. Когда Есенина арестовала ЧК, Блюмкин под личное поручительство добился его быстрого освобождения.
Дружил он и с другими знаменитостями: имажинистами Александром Кусиковым, Анатолием Мариенгофом и Вадимом Шершеневичем, журналистом Михаилом Кольцовым, писателем Валентином Катаевым, художником Робертом Фальком. В «Кафе поэтов» оно же «Домино» на Тверской, угол с Камергерским, его часто видели в компании с Владимиром Маяковским и Сергеем Городецким. Странные, противоречивые отношения были у него с Осипом Мандельштамом. Широко и поныне известен скандал Блюмкина со знаменитым поэтом, но мало кто знает, что они не раз встречались и после. Блюмкин поддерживал связь и с Николаем Гумилевым, которого боготворил. Бывал он даже в домах Алексея Николаевича Толстого и Алексея Максимовича Горького. Вместе с Николаем Рерихом участвовал в экспедиции в Китай.
В ИНО Блюмкин стал одним из самых результативных и удачливых сотрудников. Несколько лет он работал нелегальным резидентом в Сирии, Палестине, Египте. Сменил не одно имя, в последние годы разъезжал по фальшивому персидскому паспорту под фамилией Якуб Султан-заде.
В 1929 году, возвращаясь из-за границы, Блюмкин завернул в Стамбул на улицу Исет-паши, где навестил высланного из СССР Льва Троцкого. Двигали наивным до изумления Блюмкиным, как можно понять из протоколов его допросов, не политические мотивы (в сущности партийных, тем более теоретических, разногласий он просто не разбирался), а природная любознательность. После гражданской войны Блюмкин около полутора лет служил при наркомвоенморе и председателе Реввоенсовета «для особых поручений», и потому относился к Троцкому с глубочайшим почтением. О том, что любой человек, приблизившийся к Льву Давыдовичу хоть на версту, рассматривался Сталиным как личный и лютый враг, Блюмкин и не подозревал. (Кстати, именно Блюмкин устроил известную встречу Троцкого с Есениным. В ходе ее выяснилось, что Троцкий хорошо знает стихи поэта.)
Как бы то ни было, Яков взялся исполнить личную просьбу изгнанника — отвезти в Москву письма к его еще не репрессированным тогда родственникам. О визите Блюмкина к Троцкому в Москве стало известно едва ли не в этот же день. Лев Давыдович был плотно обложен агентами ОГПУ, фиксировавшими каждый его шаг, тем более, каждого посетителя.
В Москве разработка Блюмкина была поручена самой красивой и умной сотруднице ИНО Лизе Горской, у которой были с ним какие-то отношения. Примечательно, что в столице Блюмкин жил на одной лестничной площадке с наркомом просвещения Анатолием Луначарским в доме № 9 по… Денежному переулку, через дом от того самого особняка, в котором он в 1919 году убил посла Мирбаха.
В конце концов Блюмкина арестовали. Допросы вел сам Яков Агранов. Блюмкин хорошо знал его не только по службе, но и по частым сборищам у Маяковского-Бриков. («Дорогому Блюмочке» — так подписывал ему поэт сборники своих стихов.) Агранов был опытный следователь, опытный и подлый. Свою карьеру он начал с того, что подвел под расстрел одного из крупнейших поэтов России двадцатого века Николая Гумилева.
Дело было представлено таким образом, что Блюмкин якобы был курьером между Троцким и руководителями троцкистской оппозиции в СССР. Ничто поначалу не предвещало жестокой расправы, тем более что и Трилиссер, и Менжинский были против крайних мер по отношению к легкомысленному, но весьма ценному своему сотруднику. Но Ягода представил на коллегии ОГПУ личное распоряжение Сталина. Блюмкина расстреляли. Было ему отроду всего-навсего тридцать лет.