Лик над пропастью
Шрифт:
Позвольте вопрос, господа присяжные заседатели:
— Как вы думаете, а что бы предпринял г-н Безгласный, окажись он на месте Маевского?
— Всенепременно вызвал бы Тер-Погосяна на дуэль, — скажете вы.
— А как бы повел себя поручик Неверов?
— Несомненно, защитил бы свою честь оружием, которое всегда при нем, — предположите вы.
— А статский советник Фон-Нотбек?
— Мог бы попытаться доказать, что «дама червей» была всего лишь талисманом, болезнью предрассудков. Да ведь почти каждый из игроков одержим хоть каким-то, пусть самым малым, — но суеверием, — ответите
— И наконец, если бы это был… Маевский? Как бы поступил он?
— Маевский поступил бы именно так, как и поступил: печально опустив голову, он рассеяно вычерчивал на зеленом сукне стола одну и ту же цифру — «22». И все. Ни слова, ни полслова… Что поделаешь, таков этот кроткий и безобидный человек.
Подойдя к присяжным, п.п. Ардашев осведомился:
— А вот теперь, господа, скажите: может ли он, — защитник указал на подсудимого, — быть циничным карточным шулером? Ответ, я думаю, ясен.
Адвокат вернулся на место. Зал взорвался громом аплодисментов. У многих на глазах выступили слезы.
После недолгого совещания присяжные заседатели вынесли титулярному советнику П.С. Маевскому оправдательный вердикт, вызвавший у него истерические рыдания.
Фалалей Паремузов».
2
Предсмертное послание
Осень приходит в Ставрополь незаметно, как подкрадывается старость или наведывается тяжелая болезнь. Небо мгновенно теряет летнюю синь и хмурится скучным серым цветом, будто на палитре невидимого художника не осталось ни одной яркой краски. Она, будто вражеский лазутчик, пытается проникнуть в город ночью, когда все спят. Но приближение ее чувствуется, и холод через открытые форточки пробирается под одеяла. И потому утром горожане, достав из сараев вторые рамы, неспешно вставляют их в окна. Пора готовиться к заморозкам.
Клим Пантелеевич Ардашев осень боготворил. И считал это следствием того, что день его рождения был именно осенью, в ноябре. Да и многие люди, оказывается, любят то самое время года, когда они родились. Вот и сейчас, сидя в любимой беседке, он отложил в сторону томик Чехова и смотрел, как падают, кружась, еще недавно такие молодые и сильные листья. А ведь прошло совсем немного времени, и каких-нибудь три-четыре месяца назад эти вишни и абрикосы гордо шелестели густыми кронами, а в них без умолку щебетали пернатые. Да, горестно подумал он, так и человек: бегает, суетится, доказывает что-то, спорит, нервничает, а потом — раз, и все, — похоронные дроги и Даниловское кладбище… А почему, собственно, Даниловское? Меня отнесут на Успенское, к родителям. Кстати, неплохо было бы заранее об этом позаботиться. Хотя, с другой стороны, — он вспомнил одну восточную мудрость «если часто думаешь о смерти, то и смерть начинает думать о тебе».
После сложного процесса всегда приходила усталость. А сложными Клим Пантелеевич считал именно те дела, успех в которых строился на эмоциях и умении убедить присяжных в невиновности клиента. Дело Маевского было одним из таких. Театр, да и только. И потому такая работа отнимала больше душевных сил, чем поиск настоящего преступника. Легче отыскать истинного злоумышленника, оправдав тем самым невиновного, чем надеяться на благодушное
Последнее время Ардашева мучил один и тот же кошмарный сон: будто он произносит длинную речь, присяжные выносят оправдательный вердикт, раздаются овации, публика встает, а подзащитный, дождавшись, когда уляжется шум, вдруг во всеуслышание заявляет, что все злодейства совершил именно он. Зал с ужасом замолкает, и в абсолютной тишине звучит его подробный рассказ о бесчисленных убийствах. Душегубец смотрит на адвоката и ухмыляется.
Невеселые мысли прервали чьи-то шаги. Клим Пантелеевич оглянулся — по садовой дорожке шел доктор Нижегородцев. Из кармана его сюртука торчали газеты. Ардашев поднялся навстречу.
— Давненько не заглядывали, Николай Петрович. А то заложили бы банчок.
— Да вам, насколько я знаю, и недосуг было. Вы все больше в «девятку» с судьей да прокурором, — ответив на рукопожатие, проговорил врач.
— Стало быть, слыхали о деле Маевского?
— Как же! О нем только ленивый не говорит! Но есть и другие известия, — он протянул Ардашеву «Северокавказский край». — Вот, читайте.
Ардашев развернул газету. На второй странице в разделе «Епархиальная хроника» под заголовком «Благое дело» была помещена его фотография. Присяжный поверенный углубился в текст:
«13 сентября, в день престольного праздника Рождества Пресвятой Богородицы, при Евдокиевской церкви на Ташле, после Божественной литургии, Епископом Михаилом в сослужении епархиального миссионера-проповедника протоирея Симеона Никольского, смотрителя духовного училища священников Гр. Ключарева и К. Окунева было совершено освящение нового здания церковно-приходской школы, построенного на средства супругов г.г. Ардашевых. Стройное пение хора местной церкви дополняло торжество освящения.
Присутствовали: епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ действительный статский советник И.И. Зилинткевич, советник Губернского правления статский советник А.Л. Фон-Нотбек, жертвователи: супруги г.г. Ардашевы, много приглашенных гостей, учащиеся и их родители.
По окончании Богослужения был дан завтрак. По единогласному желанию всех присутствующих послана телеграмма на имя обер-прокурора Святейшего синода с выражением верноподданнических чувств Его Императорскому Величеству как Державному Покровителю церковных школ Российской империи.
Главная заслуга в сооружении этого прекрасного во всех отношениях храма знаний всецело принадлежит супругам г.г. Ардашевым, пожертвовавшим на постройку 10 000 рублей.
Клим Пантелеевич Ардашев — присяжный поверенный Ставропольского Окружного суда — выразил пожелание, чтобы это здание являлось памятником 300-летия Царствования Дома Романовых. Нельзя обойти молчанием и теплое отношение его супруги, которая, кроме всего прочего, подарила детям прекрасную школьную библиотеку, картину с ликом Христа «Благословение детей» и новую фисгармонию. В довершение ко всему Вероника Альбертовна Ардашева выразила желание стать постоянным попечителем этой школы».