Лик Судьбы
Шрифт:
– Боишься дождика, а раньше любил, – Ольга укоряет за страх.
Мотаю головой:
– Не дождика.
– Грома? Грозы?
– Того, что после…
Она заинтересованно приподнимает бровь.
– Озон. Не люблю запах озона.
Окурок тут же летит на улицу, окно захлопывается: к бзикам кривых другие кривые относятся с пониманием.
– На сегодня все! – Ольга вытягивается на кушетке, смеется: – Завтра нас разбудит сам дьявол. Злющий, без головного убора и с оторванными пуговицами. Вот увидишь.
Бог и
***
Меня вызывают к главврачу.
Кабинет залит светом. В запахе лака чувствуется легкий шлейф хлорки. Посередине стол и два стула. Шкаф в левом углу забит делами кривых. Справа – дешевая двадцатисемидюймовая плазма от «Самсунга». Черный шнур на безразличной ко всему происходящему белой стене утыкается в такую же равнодушно-белую розетку
Мы сидим друг против друга: я и мужчина в черном плаще. Он держится спокойно и уверенно, меня же всего трясет. Главврач, судя по всему, на взводе:
– Геннадий Ярославович, о каком освобождении может идти речь? У Алексея Сказова, как я уже говорил, психическое расстройство, вызванное потерей близких. К тому же вся эта история, простите за каламбур, дурно пахнет. Он утверждает, что…
– Что его беременную жену похитил наркоман. Знаю, – ровно произносит мужчина.
Воспоминания усиливают дрожь, они оба это замечают.
– И при этом его отец, командир ОМОНа, якобы пострадал от того самого зависимого. Увы, но это совершенно невозможно. Вы видели наркоманов? Они немощные, как половые тряпки!
– Наркоманы бывают разные, Петр Александрович.
– Я оперирую фактами со слов Алексея. Есть подозрения, что эта история – вымысел. Сказову еще предстоит вспомнить события того дня. Настоящие события. И, возможно, понести наказание. Да-да. Разумеется, после полного выздоровления. Так что, уважаемый, не будем попусту тратить время.
– Я вынужден настаивать, – в голосе мужчины в плаще слышится металл.
– Но поймите, любезный, этим вы только помешаете психотерапии Алексея. Его психическое состояние и без того достаточно хрупкое, хотя мы проделали уже довольно сложный путь. Впрочем, если вы сомневаетесь в моих словах, спросите у него самого.
В кабинете на мгновение повисает тишина, которую нарушает спокойный голос незнакомца:
– Алексей, ты, вероятно, не в курсе. Но в мире уже полгода как произошли некоторые перемены…
– Боже спаси, вы в своем уме?! – бесцеремонно перебивает его главврач. – Это же только укрепляет его бред!
– Вы отрицаете перемены? – голос слегка вибрирует.
– Нет. Они доказаны. Сейчас ведутся исследования. Но это не моих и не ваших рук дело!
– Ошибаетесь.
Мужчина вынимает из кармана документ и подносит его к носу главврача так близко, что тот невольно отшатывается.
– Господи, подумаешь, образовали новое отделение полиции, к тому же, кажется, вы сами и были инициатором. Да-да, я читаю прессу. Это и официальной конторой-то назвать нельзя. Так, народные Шерлоки Холмсы. И полномочий у вас с гулькин нос!
– Может, как вы сказали, мы и народные Шерлоки. Только насчет полномочий, доктор, вы точно не в курсе, – незнакомец вынимает из папки листок бумаги и кидает его на стол. – Это приказ из канцелярии управления делами президента, в котором говорится, что в связи с новыми обстоятельствами я имею полное право лично и под свою ответственность вербовать сотрудников. Подпись видите? – последнее он произносит с нажимом. И это производит должный эффект.
– Твою ж мать! А если, не дай Бог, подделка? Что тогда? – уже понимая, что проиграл, Петр Александрович бессовестно пускает в ход последний аргумент: – Вы же понимаете, что освобождаете преступника, возможно, психопата!
– Хватит, осточертел весь этот цирк… – грубо обрывает его собеседник. Затем обращается ко мне: – Леша, собирай вещи, остальное объясню по дороге. Тебе не надо сейчас выстраивать какие-то логические цепочки, судя по всему, в этой больнице не жалели препаратов, тормозящих психические процессы. Просто сделай так, как я прошу.
– Хорошо, – я согласно киваю, понимая, что принял бы любой исход этого разговора с абсолютно идентичными эмоциями. Знаете, воля к жизни и сила духа – те свойства личности, которые и здоровые-то люди не всегда способны в себе сохранять независимо от обстоятельств. А что до нас, кривых… койка, укол, койка, сон – и так по кругу. Вот и весь выбор.
По узкому больничному коридору возвращаемся в палату. При виде моего спасителя вчерашний медбрат испуганно жмется к стене.
Кто же он такой?
У двери в палату останавливаемся.
– Собери вещи, я тебя тут подожду.
Вещей оказалось не много: рубашка и джинсы – в них меня привезли. Кроссовки уже давно куда-то пропали. Но вернулся я вовсе не за вещами.
Она ждала и, кажется, знала:
– Тебя переводят в другую палату?
– Нет, я ухожу. Совсем. Теперь мне не надо лезть в окно и карабкаться на стену. Даже нырять в ледяную Неву. И санитары за мной не будут гнаться.
– Скучно. Но я еще посмотрю на твой побег.
– Ты не поняла, Ольга…
– Нет, это ты, мой дорогой кривой, не понял, – приблизившись, она касается губами моей небритой щеки. Так не целуют – так оставляют метку… – Твоя новая палата будет больше старой. У тебя не будет стен, не будет санитаров и таблеток. Но твой побег никуда не делся. Запомни это и прощай… ненадолго.
Ольга грустно улыбается и отворачивается к окну. Ей невыносимо видеть, как я, а не санитар, закрою перед ней дверь.