Ликвидация
Шрифт:
— А потом ты с этим Чеканом… Ты сказал: «Мы три года вместе». И попросил не стрелять тебе в спину…
— Тоня, я… — запнулся Виталий, не зная, что сказать. — Этот человек — мой сотрудник. Мы внедрили его в банду… Это большой секрет. Я с ним действительно сотрудничаю три года… Зачем ты за мной пошла?..
Тоня отскочила к окну на улицу, толчком ладони распахнула раму. Повеяло ночной прохладой. Вдалеке просигналила машина. На уровне окна бесшумно, словно привидение, порхнула летучая мышь.
— Виталий, ты… предатель? — Голос Тони дрожал.
— Ну что ты?.. —
— Не подходи ко мне! Я сейчас закричу, весь город сюда сбежится…
Ее холодные пальцы нашарили лежащие на подоконнике ножницы.
Улыбающееся, напряженное лицо Кречетова было уже рядом. Тоне оно казалось сейчас ненавистным. Она даже не знала, что она ненавидит больше — его спокойную, располагающую улыбку, его чуть приподнятые, красиво очерченные брови, его безукоризненно выглаженный дорогой костюм…
— Тонюша!— укоризненно произнес он. — Ночь же. Люди спят…
— Помогите! — крикнула она, замахиваясь рукой с зажатыми в ней ножницами.
Кречетов бросился вперед, одновременно выворачивая Тонину руку и закрывая ей рот. Девушка билась изо всех сил, пытаясь ударить его ножницами, потом вдруг тонко, жалобно охнула, перестала сопротивляться и обмякла. Ее глаза невидяще смотрели вверх, будто в последний миг своей жизни Тоня увидела что-то очень интересное на потолке…
Обожженный страшной догадкой, он осторожно отвел ее руку с ножницами от живота. По платью Тони быстро расползалось большое пятно вишневого цвета. Кровь шла сильными, резкими толчками. Тоня еще раз мучительно, тяжело простонала и, еле слышно вздохнув, замерла. Кречетова передернуло от ужаса.
— Мне очень кажется или у вас кто-то кричал «Помогите»?.. — вежливо осведомился с улицы скрипучий голос. Выглянув в окно, Виталий увидел бродячего стекольщика со станком на плечах, который, видимо, брел домой после удачного рабочего дня. Стекольщика заметно пошатывало.
— Нет, не беспокойтесь… — Он сам удивился тому, как уверенно, даже слегка насмешливо прозвучал его голос. — Обычная женская истерика. У них это бывает…
— Да-да-да, вы правы, у них это бывает, и еще как бывает! — горестно закивал стекольщик, продолжая путь…
Сжав зубы, Кречетов торопливо перенес неподвижное тело Тони на стол, зло спихнув с него раскрытый портфель. Сбегал в ванную комнату за тряпкой, быстро замыл следы крови на полу. Голова гудела. Он вынул пистолет — стекольщик мог оказаться настырным и запомнить номер дома, а то и, чего доброго, заявить в милицию, — но тут же сунул его обратно в кобуру. Отшвырнул мокрую от Тониной крови тряпку и тяжело опустился на пол, касаясь пальцами безвольно свисающей девичьей руки…
— Вы идите, — просипел за спиной Штехель, продолжая звякать лопатой. — Я один закончу.
Кречетов обернулся, взглянул на небольшой земляной холмик, выросший над ямой, и снова оцепенело уставился на море. Луна стелила на спокойные волны серебряную дорожку. Внизу, у подножия холма, ровно шуршал прибой.
— Ее искать будут, — одышливо прошамкал Штехель, бросая лопату на холмик и вытирая руки.
— Никто ее искать не будет, —
— Она одна, что ли?..
— Одна. Родители погибли. Старшая сестра замужем в Саратове…
Они помолчали.
— Скоро светать начнет, — осторожно проговорил Штехель.
Кречетов медленно отвел взгляд от моря.
— Штехель, ты когда своего племянника на смерть послал, что чувствовал?
Штехель вздрогнул, провел измазанными землей дрожащими руками по остаткам волос.
— Я уже давно ничего не чувствую…
— Хорошо тебе, — скрипнул зубами Кречетов. — Бугорок с землей сровняй… По грузовикам все в ажуре?
— Так точно, — с трудом справившись с собой, кивнул Штехель. — Все тяжелые, как вы приказывали.
Военный эшелон — полтора десятка пустых теплушек, задействованных в переброске войск Одесского гарнизона в Молдавию и теперь возвращавшихся обратно, — втянулся в хилый южный лесок, неведомо когда и чьей волей высаженный здесь, посреди степей. Плохо прижившиеся в теплом климате северные деревья не поражали ни толщиной стволов, ни высотой, ни густотой кроны. В подлеске бурно рос густой, в рост человека, кустарник.
Из-за поворота навстречу поезду показался чумазый, одетый в рвань цвета хаки пацан с красным галстуком в руках. Он отчаянно размахивал галстуком над головой и орал что-то, неслышимое из-за расстояния и шума поезда.
— О, размахался! — пренебрежительно произнес начальник охраны состава, молодой лейтенант, стоявший в будке паровоза рядом с машинистом и его помощником. — А ну-ка дудни…
— Так это самое, товарищ лейтенант… — обеспокоенно произнес немолодой машинист. — Может, рельс впереди лопнутый?.. Недавно в «Известиях» тоже писали — пацан так бежал и сигналил… Ему еще медаль потом дали…
— Дуди! — повелительно махнул офицер.
Машинист покорно дал гудок. Паровоз отчаянно заревел. Пацан замер на путях, но галстуком махать не перестал, даже начал подпрыгивать на месте от усердия. Машинист, вопросительно взглянув на офицера, нажал на рычаг, подающий в котел контрпар, и одновременно начал вращать маховик воздушного тормоза.
Тяжело отфыркиваясь, паровоз замер метрах в пятидесяти от пацана. Лейтенант высунулся из окна, собираясь обматерить хулигана, как вдруг с необыкновенным проворством метнулся к противоположной стороне паровозной будки и, нелепо взмахнув руками, сиганул под откос. А по ступенькам лестницы в будку деловито забрался курносый, коротко стриженный человек со смешно торчащими ушами и исполосованным шрамами лицом. В руках он держал пистолет.
— Здрасте.отцы, — весело произнес Платов, держа машиниста на прицеле. — Бояться не надо.
Машинист с помощником, ошеломленно переглянувшись, подняли руки. Вслед за незваным гостем в будку втиснулись еще двое налетчиков в военном, оба с румынскими автоматами «орита». Неподалеку хлопнуло несколько выстрелов, раздался жалкий вскрик.
— Маленькая остановка, — успокоительно улыбнулся Платов. — Потом поедем.
— Куда поедем-то? — подал хриплый голос помощник машиниста.
— А куда ехали?