Ликвидаторы
Шрифт:
Клещ успокоил товарищей, объяснил, что с защитными костюмами все в порядке, а тонкая корочка льда на них – это явление обычное. Мол, климат-системы теперь работают в запредельном режиме, создавая внутри «скорлупы» комфортную температуру. Полную термоизоляцию наружной оболочки от внутренней осуществить невозможно, а коли так – верхний слой немного теплый. Попадающий на бронекожу снег начинает подтаивать, а потом, когда ветер усиливается, ледяное дыхание подмораживает корочку, которая и хрустит при резких движениях.
Это немного ободрило, но работали все равно аккуратно – так, словно прятались не внутри бронекостюмов, а в
Закончив с установкой пневмопалаток, которые разместили вокруг пустого центра, выбрались во внешнюю полибетонную «коробку», неторопливо и тщательно смонтировали переходной тамбур, чтобы внутри жилого отсека можно было находиться без бронекожи и дышать воздухом. Герметизировали швы. Проверили конструкцию на утечки. Развернули систему регенерации кислорода. Притащили на середину круга «буржуйку» – так в шутку называли печь, работавшую на брикетах концентрированного топлива.
Через пару-тройку часов, как раз к тому моменту, когда Сергей сменялся с дежурства, которое запомнилось только без конца бьющими в лицо снежинками, внутри «коробки» стало теплее.
Отстояв свой наряд в дозоре, Воронин с удовольствием вернулся в «дом», где термометры уже показывали плюс пять по Цельсию. Однако на этом праздник сердца закончился. «Буржуйка», когда в нее закинули еще несколько брикетов, напряглась, сумела поднять температуру до плюс десяти, но на большее оказалась не способна.
Все-таки под лагерем зонд-команды была веками промороженная твердь Фороста, температура «на улице» опустилась до минус восьмидесяти пяти, а ветер завывал и бесновался так, что приходилось передвигаться по лагерю, к постам, держась за натянутые леера.
Спали по очереди, составив распорядок дежурств и работ. Клещ назначил своими заместителями Боксера и Черепашку Ниндзя, которые в периоды отдыха сержанта должны были следить за сменами часовых на постах и за графиком сна.
Когда настал черед Сергея, он забрался в палатку, с наслаждением стащил бронекожу, долго чесал все нывшие и зудевшие места. Потом, чуть подумав, сменил комплект белья, натянул защитный костюм обратно, решив, что так спать неудобно, зато надежно.
Забрало он не опускал, дышал кислородом от регенерационных установок «коробки». Улегся на спину и долго лежал, слушая, как воет ветер. Даже крыша из пенобетона и стены пневмопалатки не гасили этих звуков. Иногда начинало казаться, что снаружи стонет и бесится живое существо, любой ценой пытающееся опрокинуть жилище людей, уничтожить незваных чужаков. Растащить их остывающие тела по белой пустыне, засыпать мелкой ледяной крупой, заровнять. Стереть следы наглого вторжения.
…Последующие дни мало чем отличались от первого. Бойцы зонд-команды несли однообразные вахты, возвращались греться в жилой отсек, в палатки, где температура держалась на уровне десяти-двенадцати градусов выше нуля. В те часы, когда ветер немного стихал, совершали лыжные переходы по ледяной пустыне, пытаясь отыскать признаки существ других уровней, кроме первого.
Расставляли анализаторы. Брали пробы грунта. Страшно уставали от необходимости все время дышать через регенерационную систему. Когда поднималась снежная пурга, домой возвращались, руководствуясь только сигналами радиомаяка – глаза не могли помочь в белой колючей круговерти, которая по-прежнему не желала признавать непрошеных гостей
Сильные вихри несколько раз обрывали страховочные растяжки мачт, на которых развернули «лепестки» солнечных батарей, и приходилось начинать монтаж заново. С каждым разом это злило все сильнее и сильнее. Люди понимали, что делают бесполезную работу: добыть электроэнергию от Толимана почти не получалось, он все время был скрыт тучами, а повторный монтаж панелей отнимал много сил, работать приходилось на ветру…
Запас брикетов с топливом уменьшался, так же как и запас «живых» аккумуляторов для бронекожи, но, по всем расчетам, до конца недели должно было хватить. На четвертый или пятый день все порядком устали от снежных бурь и друг от друга. Клещ, сообразив, что людям трудно все время находиться в замкнутом помещении, старался загрузить свободных от вахт бойцов бесполезной работой, лишь бы не набрасывались на соседей.
Они заново проверяли установленные вокруг лагеря анализаторы, снова и снова брали пробы грунта и льда, один раз даже ухитрились дойти на лыжах почти до кромки океана, но к самому берегу сержант подойти не разрешил. Сказал, что за прочность льда тут никто не отвечает, и «Метле» не стоит терять бойцов.
– Слава богу, нам не надо вниз, – пробормотал сержант, то ли себе, то ли товарищам. – Исследованиями океана занимаются «Драга-215» и «Драга-216», не мы. Считайте, нам повезло.
На четвертый день Сергей перестал бояться, что планета выпотрошит «коробку» и размечет остывающие тела по ледяной пустыне. Была некая черта, раздел: раньше боялся, а потом – перестал. С этой минуты он спал не в бронекоже, а в шерстяном костюме, с головой накрываясь полипропиленовым одеялом. Лишь бы не слышать вой ветра…
«Метла-117» ела концентраты со вкусом хлеба и ветчины, запивала это кофе и бульонными кубиками, но с каждым днем бойцы теряли вес, становились более замкнутыми, угрюмыми, агрессивными. Ледяная пустыня Фороста угнетающе действовала на всех. Штаб сообщил: ни одной разведгруппе не удалось обнаружить признаков жизни или разумной деятельности на планете. Вокруг царила белая тишина, если не было ветра. Или белое безумие, если он, передохнув, брался вновь трепать лагерь людей.
Все это вытягивало силы и нервную энергию – каплю за каплей. Сергей недосыпал и уставал. Уставал не от перегрузок, а от монотонного однообразия, от воя ледяной пустыни. Никогда раньше он не предполагал, что чужая планета может так быстро измотать человека – не агрессией диких животных, не почвой, уходящей из-под ног, а ветром, который не умеет менять направление. Слепящей белизной ледяной пустыни, где глазу не за что зацепиться.
От недосыпания и хронической усталости голова стала тяжелой, глаза ворочались с трудом, то и дело появлялись необъяснимая тошнота, навязчивое желание отыскать любую дверь – какую угодно – и выбраться из белой ледяной клетки. Тянуло приложиться к аптечке, сесть на транклы, чтоб побыстрее пролетели дни и часы, оставшиеся до прибытия ракетного скутера.
Кажется, кто-то не утерпел, взялся «лечиться» с помощью набора медикаментов. Наркоша? Сергей слышал, как Клещ орал, как матерился и топал ногами, но к этому времени Воронина охватила такая апатия, что он остался лежать в палатке. Даже не полез наружу смотреть, кого сержант клялся «похоронить здесь из гепла». Наркошу, наверное… Тот с самого начала мечтал припасть к некоторым препаратам…