Лили.Посвящение в женщину
Шрифт:
— Чего же ты хочешь?
— Дай мне сто тысяч, я куплю имение и, распродав его по участкам, наживу и на твою и на свою долю еще по сто тысяч… Через год или два я верну тебе вместо них вдвое больше…
Лили только пожала плечами и молча направилась в столовую. Анна Ивановна почти с ненавистью смотрела ей вслед.
Завтрак прошел скучно и вяло. Тотчас после него Анна Ивановна собралась ехать домой. Она холодно поцеловала Лили и, надев шляпку, угрюмо посмотрела на Жоржа.
— Едем, Жорж, — тихо сказал она, стараясь улыбнуться. Но вместо улыбки получилась кислая гримаса.
Жорж
Лили рассмеялась и задержала его руку.
— Останьтесь, — шепнула она. — Мама спешит, и Бог с ней! А мне с вами надо кое о чем переговорить. У меня к вам есть маленькая просьба.
Жорж издал какой-то неопределенный звук и покорно опустил голову, точно желая показать Анне Ивановне, что он тут ни при чем и волей-неволей должен остаться, чтобы исполнить неожиданное желание Лили.
Анна Ивановна не произнесла ни слова и с гордым видом поспешно вышла из столовой. Лили бросилась за ней и, остановив Берту, сама помогла матери надеть манто.
— Ты, мама, не сердись на меня! — с заметным волнением начала она. — Может быть, я и отдам тебе сто тысяч, но только не теперь… Я еще не знаю, как поступить мне с этими деньгами. Очень возможно, что я верну их обратно Рогожину, понимаешь?.. Возьму да и брошу этот билет ему в лицо!
— Да ты с ума сошла! — воскликнула Анна Ивановна.
Лили оглянулась на стоявшую поодаль со скромно опущенными глазами Берту и не возразила ни слова.
Анна Ивановна в сильном волнении подошла к Лили, положила ей на плечо руку и заговорила по-французски:
— Я не понимаю, что у тебя в голове? Получить в свои руки такие деньги, добиться определенного, обеспеченного положения и вдруг задумать нечто нелепое, безрассудное. Да ты пойми, что раз вкладной билет на сто тысяч в твоих руках, то Рогожин уже не в состоянии отнять у тебя эти деньги; что бы ни случилось, что бы ни произошло между ним и тобой, сто тысяч всегда останутся у тебя! Как ты не можешь сообразить этого? Это ясно как божий день!..
XV
Лили осторожно, но решительно отстранила руку матери, застенчиво и слабо улыбнулась, а затем смутилась и вся зарделась.
— Мама, оставь… Ради бога, оставь!.. — почти простонала она. — У меня в душе крошечку, чуть-чуть осталось что-то порядочное. Я его скорее чувствую, чем осознаю. Но это все, что поддерживает меня в данную минуту, придает мне уверенность и надежду, что если я захочу, то еще не все потеряно и я могу спасти себя. Ты… ты толкнула меня в какую-то пропасть… Я поддалась твоей воле и, закрыв глаза, бросилась в эту пропасть… Перед этим на один только момент я захотела было испытать что-то другое, что не зависело от твоей воли. Но я ощутила один только позор, одну только боль, и во всем моем существе осталось нечто, которое не пройдет бесследно. Я знаю, что это принесет мне тоже позор и боль, но это мое, это результат моего только желания, моей только воли и потому дорого мне… Быть может, поэтому дорог и близок мне и виновник моего позора и моей боли… Какие-то неразрывные нити связали меня с ним, связали, по всему вероятию, навсегда. И что бы ни случилось, я пойду за ним, пойду на муки, позор и боль, если… если только он захочет, чтобы я пошла за ним… Если он захочет, то билет на сто тысяч, который ты требуешь от меня, я брошу Рогожину в лицо и останусь по-прежнему нищей, такой же нищей, какой была до сих пор.
— Кто это «он»? — глухо спросила Анна Ивановна.
Лили оглянулась. Берты уже не было. Она неслышно, незаметно удалилась из передней. Девушка облегченно вздохнула и едва слышно ответила:
— Он? Он — Дмитрий Николаевич Далецкий… Анна Ивановна ахнула и всплеснула руками.
— Ты… ты отдалась ему? — насилу могла проговорить она.
Лили молча кивнула.
— Когда же?
— Тогда, в тот вечер, когда уехала с ним на лошади Ютанова.
— Рогожин знает об этом?
— Пока еще нет, но я скажу ему.
Анна Ивановна приняла сосредоточенный вид и сдвинула подкрашенные брови.
— Раз он не знает, ты не должна говорить ему об этом! — решительно заявила она.
— Прощай, — сказала Лили.
Анна Ивановна по-прежнему холодно поцеловала ее в щеку и быстро вышла из передней, хлопнув за собой дверью.
Лили возвратилась в столовую. Жорж сидел верхом на стуле и, прихлебывая шартрез, дымил папироской.
— Я уже соскучился в ожидании вас! — жалобно прокартавил он. — Что такое произошло между вами и вашей мама?
— Ничего! — рассмеялась Лили и, подсев к Жоржу, обняла рукой его короткую шею.
Жорж самодовольно улыбнулся и заржал, как жеребенок.
— А от меня что вам нужно? — спросил он.
— Жор-жик!.. — кокетливо протянула Лили.
— Н-ну? — также кокетливо отозвался Жорж, прищурив глаза.
— Я к тебе с просьбой.
— С какой?
— Где сейчас Далецкий?
— В Москве.
— Поет где-нибудь?
— Да.
— Где?
— Он заключил условия с антрепризой оперной труппы в летнем театре «Парадиз».
— Сегодня он поет?
— Да, партию Эскамильо, в опере «Кармен».
— Поедем его слушать!
— Едем!
— Мы достанем ложу?
— Конечно!
— И можно будет повидать Далецкого?
— Еще бы! Мы пройдем к нему в уборную.
— Дорогой! Милый!.. — воскликнула Лили и крепко поцеловала Жоржа в губы.
— Я… я не стою этого… — пробормотал он, сконфузился и покраснел.
— Ну вот! — нервно рассмеялась Лили.
— Право!.. — наивно отозвался Жорж.
— Оставайся у меня обедать! — предложила Лили. — Пообедаем, потом поедем в Петровский парк, а затем в «Парадиз».
— А как же Рогожин?
— Он сегодня не приедет.
— Отлично!
Жорж вскочил со стула, бросил в окно папироску и, допив из рюмки шартрез, завальсировал по комнате.
В столовую вошла Берта.
— Вас зовут к телефону, — скромно и застенчиво обратилась она к Лили.
— Кто?
— Павел Ильич.
— Прости! — сказала Лили и выскользнула из столовой в кабинет, где находился телефон. — Слушаю! — произнесла она, поднося к уху трубку.
— Это вы, Лили? — послышался голос Рогожина.