Лилия между тернами
Шрифт:
Его язык скользил, а зубы поддразнивали, заставляя меня трястись и выгибаться, вцепляясь в его голову и плечи.
— Рииим!!! — его имя рвалось из меня, и это было единственное слово, которое я была способна произносить прямо сейчас.
— Скажи, чего ты хочешь, Ники, — пробормотал Римман, сжав в ладонях обе мои груди и продолжая поочередно дразнить соски раскаленным ртом.
Но я могла только стонать и извиваться навстречу каждому малейшему поддразниванию.
Римман поднял голову
— Молчишь, моя сладкая принцесса? — мурлыкнул он. — Ну, тогда я буду делать с твоим телом то, что я хочу.
Мягко боднув меня, он принудил меня откинуться на руки, и его открытый рот соскользнул вниз по моим ребрам к животу. Твердые пальцы подцепили мои трусики и медленно стягивали их, и его глаза следовали за ними, жадно вбирая в себя и сжигая влажную плоть.
Когда он смотрел так на меня впервые, я готова была сгореть от смущения, а сейчас волна дикого возбуждения ударила мне в голову, опьяняя почти до невменяемости. Я сама подняла и поставила стопы на стол, бесстыдно открываясь перед ним и желая еще больше этого его голодного взгляда и в неистовой надежде на прикосновение.
Римман поднял на меня глаза, и я просто не могла выдержать темного пламени, полыхавшего в них. Мои бедра сами дернулись ему навстречу, умоляя о чем угодно, кроме этого убивающего меня ожидания.
— Ники, если бы ты только знала… — мучительно проскрежетал Римман и опустился на колени, просовывая свои ладони под мои ягодицы.
Его руки приподняли мои бедра, еще больше открывая для его беспощадной ласки. Едва его резкое дыхание коснулось моих влажных складок, я уже знала, что он заставит меня умирать от наслаждения, и желала этого как ничего прежде в своей жизни. Веки Риммана опустились, и он нежно первый раз коснулся моего лона, проводя губами, словно проверяя своё могущество. Моё тело тут же дернулось, демонстрируя отчаянную готовность ко всему, что он захочет с ним сделать. И только тогда Римман обрушил на меня всё властное искусство своего рта, и я потерялась в движениях его губ, языка и пальцев, зашлась в стонах и крике. Когда отхлынула первая волна, я с трудом приоткрыла веки и увидела лицо нависшего надо мной Риммана, который с маниакальной жадностью впитывал вид моего взрывного оргазма.
Я ощутила, как его плоть проталкивается через мои еще не утихшие сладостные спазмы, и это подкинуло дров в костер, на котором он сжигал моё тело. Римман обхватил мой затылок, поднимая меня навстречу своему рту, и я сама втолкнула свой язык в раскаленную глубину, упиваясь нашим общим вкусом и возвращая ему жесткие движения его члена внизу.
Руки Риммана впились в мои бедра, удерживая для своей бешеной атаки, и его тело работало как потерявший контроль механизм, пронизывая меня все яростней, и это заставляло неистовствовать мои животную и человеческую половины, отпуская на свободу всю дикость, что столько пряталась во мне. Я с силой двигалась навстречу ему, буквально уничтожая его рот и глотая его рычание и стоны. Мои руки намертво впились в его волосы, заставляя открываться для моих ненасытных поцелуев так, как раньше делал он.
Рык Риммана стал непрерывным, и каждая мышца в его прекрасном теле слово собралась взорваться от жара и напряжения, и его наслаждение хлынуло в меня потоком, подхватывая и швыряя, разбивая на миллион осколков, каждый из которых сверкал нашим общим экстазом. Я выгнулась и закричала, переполненная этим ощущением единого на двоих счастья.
Руки Риммана надежно держали меня, подхватывая в этом бесконтрольном падении в бездну, а его открытый рот скользил по моей шее там, где зашкаливал пульс, утешая и даря покой.
— Я люблю тебя, — вырвалось из меня то, что больше уже было не удержать.
Римман прижал меня еще крепче и целовал мои глаза, лоб, щеки. Его бурное дыхание ласкало разгоряченную кожу, а тело дрожало снаружи и глубоко внутри меня. А я, замерев, ждала.
Но ни единого слова не прозвучало в ответ, и моё бедное сердце пронзил острый ледяной осколок. Моя кровь потекла по нему, замерзая по пути и превращаясь в прекрасные, но совершенно неживые алые кристаллы.
Ну, что же, значит, так тому и быть, Ники.
Глава 19
— Пойдем в ванную! — пробормотал Римман, едва дыхание немного успокоилось. — Нужно тебя привести в порядок и с меня смыть эту казенную вонь.
Я видела, что он избегает моего взгляда. Захотелось заплакать и бить в его грудь, заставив хотя бы честно посмотреть в глаза. Я знала, еще с самого детства знала, что это значит, когда кто-то не хочет на тебя смотреть и намеренно ускользает, не пуская слишком близко. Почти все мои домашние смотрели на меня так. Словно не хотели излишней близости со мной, ненавязчиво давая понять, что я всегда буду для них чужой. Даже отец поступал так. В детстве я часто плакала, страдая от этого. Став старше, я поняла, что это было от того, что во мне он постоянно видел черты матери, живые и от этого мучительные для него. Я-то поняла, но это не помогало не чувствовать боль каждый раз, когда он опускал глаза, лишая меня тепла.
И только Римман никогда так не делал. Ни раньше, ни сейчас. Так было до того, как эти глупые слова прорвались из меня наружу. Я буквально готова была умолять прямо сейчас забыть и вернуть все назад.
Но я не стала и, просто подчинившись, побрела в ванную. Ничего уже не вернуть. Теперь это между нами, и нам нужно дальше существовать с этим. Римману с тем, что я испытываю чувства, которые ему от меня не нужны. А мне со знанием о том, что я люблю безответно.
И кто сказал, что знание это хорошо?
Я давно выросла и перестала плакать, жалея себя. Поэтому я смогу спрятать опустошающую боль глубоко внутри. Уж в этом, как ни в чем другом, за свою короткую жизнь я стала профи.
— Ты выглядишь усталой, моя принцесса, — Римман бережно мыл мою кожу, и каждое его движение одновременно и успокаивало меня и разрывало душу.
Ну, неужели это так должно быть похоже на нежность? Так напоминать нечто большее, чем просто вежливую заботу о партнерше после секса? Лучше бы он оставался прежним — грубым и рычащим. Так бы моя глупая душа не заблудилась и не добавила бы еще больше боли в то море, что и так плещется внутри от края до края.