Лилия с шипами
Шрифт:
Я вскочила с дивана, клокоча от ярости. Во мне проснулось вдруг дикое желание вбить Таньке в рот какую-нибудь тряпку, лишь бы она замолчала: в эту секунду я ее просто ненавидела. Меня затрясло. Видя мое состояние, Танька съежилась и зажмурилась, словно ожидая, что сейчас с ней произойдет что-то страшное. Уже привычно сдавило грудь, воздух входил и выходил со свистом, и внезапно я испугалась, что сейчас с моей подругой произойдет то же самое, что и с теми несчастными грабителями.
Промычав что-то невнятное, я пулей вылетела из комнаты. В прихожей замешкалась, бросила через плечо взгляд — Танька, выпучив глаза, смотрела мне вслед, стало
Немного успокоившись, я вдохнула полной грудью, и отпрянула назад — крепкий запах железа пронзил мои ноздри. Что это? Пошарила рукой по стене, нащупывая выключатель, раздался щелчок и прихожая осветилась. Оказывается, прямо перед лицом висела моя дубленка. Тусклый свет не давал мне ее рассмотреть, к тому же, она была темно-коричневого цвета, и почти сливалась с темными панелями на стенах. Я протянула трясущуюся руку и провела рукой по замше. Она оказалась на ощупь неожиданно какой-то жесткой, словно фанера. Бесконечную секунду спустя до меня дошло, почему.
Шестнадцатая глава
Пришла в себя я в ванне, стоя под струей воды. Лицо, шея и руки горели — оказывается, я их судорожно растирала мочалкой, уже бог знает сколько времени. Мочалка с тихим шлепком упала в ванну. В глазах набухли слезы, но их тут же вымыла бьющая в лицо сильным напором вода.
Я упала на колени, и тихо завыла, вцепившись зубами в костяшки пальцев правой руки. В левой было судорожно зажато мыло, и не выскальзывало оно только потому, что мои пальцы вдавились в него, словно в пластилин. Как дальше жить? И имею ли я право вообще на жизнь? Убийца. Опасная, как бомба, могущая рвануть в любую секунду. Чуть что выведет меня из равновесия и — бах! Нет человека. Или двух. Или… Нет, лучше не думать об этом. Как же не думать? Нужно, нужно думать!
— Лиль, с тобой все в порядке? — донесся до меня еле слышный за шумом воды, голос Татьяны.
Я задумчиво посмотрела на зеркало. Интересно, если его грохнуть, получатся ли достаточно острые края у осколков, чтобы без особых проблем… Неприятное покалывание в области запястий, вывело меня из задумчивости, и я почесала их, не глядя. У меня всегда такая реакция при мысли о лезвиях — хочется потереть шею и запястья, возможно, в прошлой жизни я подобным способом покончила с собой? И возможно, это проклятие, а что это именно проклятие, а не дар, было уже понятно, наказание мне за самоубийство? Нет, пожалуй, лучше пока погодить сводить счеты с жизнью. Человек я неверующий, но мало ли, что нас ждет там… Что мне говорила Серафима Афанасьевна? — «Надо учиться жить с этим даром…» Я хмыкнула. Даром… Даром мне не нужен этот дар.
— Лиль! — в дверь постучали. — Ответь!
— Все нормально, оставь меня в покое.
— Ты смотри, только глупостей не делай!
— Больше никаких глупостей, — мрачно пообещала я. Ишь ты, догадливая…
То ли вода оказала успокаивающее действие, то ли просто прошло достаточно времени, и шок начал отпускать, но дальше мысли текли вполне мирно и здраво. Во всяком случае, мне так казалось.
Подрегулировав немного напор, я уселась поудобнее, и принялась размышлять.
— «Почему сейчас с Танюхой не произошло ничего плохого? Конечно, я ни в коем случае не хотела причинить
Дальше. Если я не научусь с этой пакостью жить и держать ее в себе, лучше мне и впрямь, того… Иначе — бомба. Бабушка-то никого не убила, насколько мне известно, а на моей совести уже три жизни… Ой, мамочки! Стоп, не думать об этом. А если пойти в полицию и признаться? В чем признаться? В том, что эти двое перед моей дверью зарезали друг друга? Угу. И здравствуй, дурдом. Хотя… Там я хотя бы, никому вреда не принесу, особенно, если меня запрут в одиночную палату, обитую войлоком. И прикуют. И намордник, как доктору Лектеру, ага. А я и без рук и рта могу всех положить. Так и буду стоять прикованная, а вокруг трупы, трупы… Так, похоже, по мне и правда, психушка плачет.
Стоп. Что там о трупах? Что-то такое мелькнуло… А, вот! Как, Артур со своими приятелями, сумели вытащить среди бела дня, из нашей шестиэтажки, причем, с предпоследнего этажа по лестнице, два трупа, пусть и завернутых в пакеты, тьфу, полиэтилен? А если бы кто из квартиры вышел, или навстречу шел? Они бы что, свидетеля убрали? Ерунда какая-то получается… И зачем ему вообще об это мараться? За каким лешим Танька это затеяла? Ну, приехала б опергруппа, ну, допросили бы нас, ну, зарезали эти бандиты друг друга, ну и что? Подумаешь, побегали б немного в наше ОВД… Сашка у нас кто? Следователь? Вот, он бы, скорее всего, этим делом бы и занялся, ничего страшного б не случилась. Темнит Танька, причем так капитально, что тошно становится. Втянула меня в этот бред, теперь и Сашке не расскажешь, идиотство какое-то…
Ладно. Сашке говорить ничего не буду, но с Танькой нужно разобраться, с ней что-то происходит серьезное. Не вляпалась бы во что… О чем я говорю? Она такой фортель со своим приятелем проделала, куда уж серьезней, и что ж они интересно, сделали с этими несчастными? В реку скинули? Угу, прорубь провертели и затолкали…»
Пока я рассиживалась под душем, меня так разморило от теплой воды, что я чуть не уснула прямо в ванне. Поэтому, когда вышла, наконец, лениво вытирая волосы, то горела только одним желанием — поскорее забраться в постель, и спать, спать, спать…
— Чем думаешь теперь заняться? — встретила меня Танька, как ни в чем не бывало, лежащая задрав ноги на моем диване.
— Сном. — На разговоры совершенно не было сил. Как и желания.
— Ну, во-от… — надула она губы. — А я тебе хотела предложить прогуляться по городу — новый год на носу, давай, елку купим, подарки, к столу что-нибудь.
— Какой еще новый год? — вытаращила я сонные глаза. — Ты думаешь, мне до праздников сейчас, после такого?
— Конечно, до праздников должно быть всегда! — безапелляционно заявила Танька. — Мы этих типов даже не знали, поэтому, нечего по ним траур носить.