Лимерики и баллады

Лир Эдвард

Поббл Без Пальцев Ног и принцесса Пьеретта

У юного Поббла Без Пальцев Ног Сперва были пальцы на месте — Полный запас, как у вас и у нас, Все десять штук, честь по чести. И тетя Джабиска из ягод и трав Варила ему специальный состав Для укрепления пальцев ног, Чтоб он их лелеял, любил и берег. Поббл решил переплыть океан И,

весь устремлен к этой цели, Укутал свой нос, чтоб в пути не замерз, Повязкой из красной фланели. Известно: кто нос от мороза сберег, Вовек не расстанется с пальцами ног, Избегнет он всякого риска, — Так Поббла учила Джабиска. Он плыл, словно рыба, свободно, легко; Когда же встречалося судно, Он, свой колокольчик подняв высоко, Звонил и трезвонил так чудно, Что каждый моряк восклицал: «Это Поббл! Он, верно, плывет, чтобы выловить вобл На завтрак хорошенькой киске Родной своей тети Джабиски!» Он плыл, словно рыба, весь день и всю ночь И утром доплыл до утеса, Где ела печенье прекрасная дочь Морского царя Мокроноса. На ней был венок из морковной ботвы И желтая юбка оттенка халвы И туфли зеленого цвета; И звали принцессу Перьетта. «О чудо-принцесса, – воскликнул пловец, — В прекрасном веночке морковном! Я вас увидал – и тотчас запылал Мучительным жаром любовным! К тому же от тети Джабиски не раз Жениться я слышал совет и наказ. Давайте ж, не медля ни суток, Поженимся с вами (без шуток)! Принцесса Перьетта сказала: «Вполне! Стремлюсь я к подобной же цели, — Но если вы только уступите мне Повязку из красной фланели, А также подарите пальчики ног — В залог своих чувств, чтобы батюшка мог Беречь их в пакете бумажном На память о зяте отважном!» И Поббл ей отдал, раскутав свой нос, Повязку из красной фланели (Которую, может быть, вы или я Невесте б отдать пожалели); И Поббл отвинтил свои пальчики ног (Которые он так любил и берег), Изделья из твердого дуба — Для той, что была ему люба. Сказала принцесса: «О Поббл, мой Поббл! Ты – мой до скончания света!» И Поббл отвечал: «О Перьетта моя! Как сладостно слышать мне это! Ответь мне: готова ли плыть ты со мной Туда, где сливаются небо с землей?» — «Готова, и даже без спроса Отца моего Мокроноса!» Сквозь солнце и мглу они плыли вдвоем; Когда же встречалось им судно, Их коло-локольчик в тумане морском Звенел и трезвонил так чудно, Что юнги и шкиперы и рыбаки Вздыхали: «Они от земли далеки! Увы, не дождутся их киски Любезнейшей леди Джабиски!»

Дядя Арли

Помню, помню дядю Арли С голубым сачком из марли: Образ долговяз и худ, На носу сверчок зеленый, Взгляд печально-отрешенный — Словно знак определенный, Что ему ботинки жмут. С пылкой юности, бывало, По холмам Тинискурала Он бродил в закатный час, Воздевая руки страстно, Распевая громогласно: «Солнце, солнце, ты прекрасно! Не скрывайся прочь от нас!» Точно древний персианин, Он скитался, дик и странен, Изнывая от тоски: Грохоча и завывая, Знания распространяя И – попутно – продавая От мигрени порошки. Как-то, на тропе случайной, Он нашел билет трамвайный, Подобрать его хотел: Вдруг из зарослей бурьяна Словно месяц из тумана, Выскочил Сверчок нежданно И на нос к нему взлетел! Укрепился – и ни с места, Только свиристит с насеста Днем и ночью: я, мол, тут! Песенке Сверчка внимая, Дядя шел не уставая, Даже как бы забывая, Что ему ботинки жмут. И дошел он, в самом деле, До Скалистой Цитадели, Там, под дубом вековым, Он скончал свой подвиг тайный: И его билет трамвайный, И Сверчок необычайный Только там расстались с ним. Так он умер, дядя Арли, С голубым сачком из марли, Где обрыв над бездной крут; Там его и закопали И на камне написали, Что ему ботинки жали, Но теперь уже не жмут.