Линия фронта прочерчивает небо
Шрифт:
Сразу после обеда Лыонг разделся и взялся за поливку овощей, надеясь покончить с грядками дотемна. А Тоан снова вносил усовершенствования в конструкцию курятника. Увлекшись, они не заметили вошедшего во двор человека.
— Эй, Лыонг, это ты?
— Шау!
Лыонг бросил на землю лейку и кинулся к другу.
— Ты что — насовсем?
— Да нет. Только выписался из госпиталя, и сразу упекли в санаторий. Хорошо, Тхуан прислал за мной машину, и я завернул к вам ненадолго.
— А ты растолстел, однако. Как нога?
— В порядке.
Они поднялись на крыльцо. Шау сильно хромал.
Прибежал Тоан. Они вытащили стулья и поставили их рядком на террасе.
— Тоан
— У вас здесь просто рай! — Шау обвел взглядом «угодье» и засмеялся. — В госпитале сестры извели меня своей дисциплиной и распорядком. Особенно с ними шутки плохи во время тревоги. Доан не вернулся?
— Он еще загорает в санатории. Ты его, наверно, там встретишь…
— Сказать по правде: я, как подлечился, ни одной ночи не спал, и кусок в горло не лезет. Не могу я прохлаждаться!
— Не дури, тебе надо отдохнуть и поправиться как следует. Ты ехал через Ханой?
— А как же! Заходил к тебе, просидел у вас весь вечер. Мачеха скормила мне целый мешок крушины. И малыши были дома. Мы отлично провели время.
— Знаю, у них каникулы. Что там в Ханое?
— Все по-старому. Только тревоги стали чаще — и днем и ночью. Мне повезло: видел, как зенитчики работают, и на наших ребят полюбовался. Да, знаете, Бан отличился уже на новом месте. Он несколько раз участвовал в воздушных боях за столицу и сбил «крестоносца» прямо над пригородом.
— Надо написать ему поздравление!
— Опять поднялась вода в Красной реке. Вы, может, и раньше слыхали, а я вот узнал впервые: оказывается, в Ханое есть места, лежащие на семь-восемь метров ниже уровня воды.
— Просто чудо, что удалось в этом году отстоять страну от наводнения!
Все трое помолчали, потому что знали: впереди еще целый месяц нелегкой борьбы с паводком.
— Ко мне заезжали в госпиталь знакомые из Главного политического управления армии, — сказал Шау, — и говорили, что, когда сбили Миллера, все западные агентства подняли дикий шум. А дня два назад зенитки сшибли и первого его друга, какого-то капитана!
— Отлично! — воскликнул Тоан. — Ох, совсем забыл, хочу показать тебе одну штуку.
Он убежал в дом и вынес Шау фотографию: купол парашюта белел среди темных спиралей дыма.
— Подполковник, которого ты сбил. Я из-за этого сувенира чуть не загремел на тот свет! Лыонг обернулся.
— Мало тебя ругали. Художник нашелся! Тут бой идет, а он отключил пушку и щелкает фото. Да еще матерится на весь эфир!
— Я-то надеялся, что ты меня запечатлел! — расхохотался Шау. — Говорят, вы в последнем бою отличились? А сами как, в порядке?
— В моей машине пробило фонарь кабины. У Лыонга пять или шесть вмятин возле хвоста. И все!
— Думаю, я там долго не задержусь. Через недельку буду обратно.
— Знаешь, не худо бы тебе подлечить ногу, — сказал Лыонг. — Ты отдыхай сколько надо, пока не поправишься.
— Да ну, ерунда! — опять засмеялся Шау. — Я тогда гляжу: до земли уже рукой подать, а вы все кружите надо мной. Здорово вы меня растрогали… И только вы улетели, буквально через минуту прямо над головой у меня прошли двое американцев. Жаль, не было у меня рации: вызвал бы вас назад, поджарить пташек!.. Приземлился я в лесу. Нога болит нестерпимо. Ну, думаю, перелом; придется выбираться ползком. Потом отлежался — час, наверно, или больше того, — и вроде бы полегчало. Срубил себе ветку и заковылял, опираясь на нее. Вскоре я, сам того не ожидая, вышел на дорогу, вижу, идет она прямо по берегу ручья. Сразу успокоился. И побрел со своей палкой. Пройду немного, присяду передохнуть и — дальше. Чуть услышу шорох в лесу — сразу затягиваю во все горло «Все отдать за народ…» [45] . Вот уж не думал, что придется когда-нибудь петь соло!
45
Первая строка популярной воинской песни.
Они дружно расхохотались. Шау продолжал:
— Первым повстречался мне ополченец. «Я все время, говорит, шел за вами, на вашу песню». Зашагал я за ним следом. Вдруг чувствую: ногу совсем свело. Сел прямо на дорогу. Хорошо, мы были почти на опушке. Парень выстрелил в воздух, потом перетащил меня к большому камню, чтоб я мог к нему прислониться. Пришли еще трое ополченцев — двое мужчин и женщина. Они дотащили меня до деревни. Я попросил сразу отправить меня в уезд, и они раздобыли где-то носилки. До уезда мы добрались только к восьми вечера. И надо же — принесли меня прямо в помещение женского комитета! Ну и дела. Женщины, понятно, сразу с расспросами: «Может, выпьете молока?» — «Да…» Принесли здоровенную чашку — с верхом. Я выпил ее одним духом. «Может, выпьете еще, а?» — «Да, прошу вас, еще чашечку…» Одна увидала, что у меня рубашка порвалась. «Раздевайтесь, говорит, зашью». А на мне и майка драная. Тут они запричитали: «Что ж это наши летчики да в худой одежде… Разве ж нынче в рванье ходят!..» Заставили снять майку. Все зашили, заштопали. А я уже слышу: собрались курицу резать, в кухне кудахчет…
Раздался автомобильный гудок. Шау встал.
— Мне пора. Доскажу в другой раз.
— Ты там не беспокойся, отдохни как следует.
Они проводили Шау к машине и на обратном пути долго еще улыбались, вспоминая его историю.
Вечер выдался свободный, и Лыонг сел за письмо.
Вдруг в двери появилась голова Кхая:
— Эй, Лыонг, одевайся. Звонил комиссар, просил тебя срочно явиться.
Войдя в комнату комиссара, освещенную неяркой настольной лампой, Лыонг почувствовал, как в груди гулко заколотилось сердце. Ви поднял голову от стола и предложил ему сесть.
— Есть телеграмма на твое имя.
Лыонг взял у него листок и поднес к светлому «ругу под абажуром.
«Почтовый ящик…
Просьба сообщить Ле Лыонгу его сестра Ле Ань Дао тяжело ранена при отражении авианалета доставлена больницу Ханой Тчк Если возможно прошу Лыонга приехать немедленно Тчк Туйен».
Комиссар встал и подошел к нему.
— Доложи обо всем Киену. У нас скоро закончится совещание, и представитель Главного политического управления армии будет возвращаться в Ханой на своей машине. Он тебя подбросит. Получишь двухдневный отпуск, вернешься в часть послезавтра в восемнадцать ноль-ноль.
Проводив его до двери, Ви добавил:
— Если случится что-нибудь, телеграфируйте мне. Мы тут собрали для Дао несколько банок сгущенки. Передавай ей от меня привет и пожелания скорого выздоровления. Ну, иди укладывайся, а то опоздаешь.
Всю дорогу Лыонг от волнения не находил себе места. Телеграмма, лежавшая в нагрудном кармане, жгла его сквозь гимнастерку.
Ночное шоссе было оживленным и шумным. Колонны грузовиков, вереницы велосипедов и повозок, запряженных волами и лошадьми, двигались в обе стороны. Время от времени лучи автомобильных фар выхватывали из темноты парней и девушек с рюкзаками, шагавших цепочкой по обочине вдоль шелестевших растрепанной хвоей филао. На их пробковых шлемах колыхались пришпиленные к сеткам зеленые листья. Машина шла медленно, и до Лыонга долетали их разговоры, шутки и смех.